Миф о советской преемственности порождает крайне опасные политические тренды
В конце года сложно не обратиться к памяти Советского Союза, созданного и распущенного в последнюю неделю декабря и прожившего без нескольких дней 69 лет — ровно столько, сколько в среднем жили и его граждане в самые успешные тридцать лет существования этого государства. Сегодня о стране, в которой большинство из нынешних россиян еще успели родиться, создается множество мифов, каждый из которых невозможно оценить не то чтобы в короткой статье, но и в пространной книге. Я хотел бы сосредоточиться на самом важном мифе, всегда повторяющемся как нечто само собой разумеющееся.
Это миф о преемственности Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации, воплощенный в знаменитой формуле В.Путина: «Советский Союз был той же Россией, только лишь называвшейся по-другому». На мой взгляд, это крайне странное упрощение истории уже сегодня порождает крайне опасные политические тренды, а в будущем может стать для страны фатальным.
Историки довольно подробно задокументировали процесс возникновения понятия «Россия», отнеся его первичное использование к концу XV века в связи с заимствованием из греческого слова «Рωσία», которое для византийцев было эквивалентом Руси. Широкое же использование термин получил только после того, как Московское княжество (а позже — царство) резко расширило свои пределы за счет экспансии на восток и присоединения Новгорода и Пскова на западе. Повсеместное использование этого термина в официальных документах относится к первой половине XVI столетия, а соответствующее название страны можно считать возникшим после коронации Ивана Грозного в 1547 г. (хотя и тогда речь шла о Русском, а не о Российском царстве). Знаменитая формулировка «Великая, и Малая, и Белая России» зафиксирована еще позже, в 1654–1655 гг. Период становления российской (а не «московской» или «русской») государственности пришелся, таким образом, на время стремительного расширения границ страны, территория которой выросла с 2,8 млн кв. км в начале царствования Ивана Грозного до 15,8 млн к 1697 г. и составила к этому времени 92,6% площади нынешней Российской Федерации.
При этом следует заметить, что, как только Россия начала свое дальнейшее расширение, страна была осмыслена как Российская империя — то есть империя, созданная Россией, как ее метрополией. Конечно, титулатура императоров оставалась прежней, указывающей на то, что они правили «Россией», однако не стоит забывать, что, по данным переписи 1897 г., доля русских в населении империи составляла 44,3%, а вместе с мало- и белороссами — 66,8%. Российская империя, таким образом, отнюдь не была синонимом той России, которая возникла вследствие консолидации исторических «русских» земель и поселенческой колонизации к середине XVII столетия.
Почему я на этом останавливаюсь? Прежде всего потому, что Советский Союз, к концу существования которого доля русских в населении немного выросла (до 50,8%), не был Россией так же, как не была ею и Российская империя. Замечу: в случае с Британией, Францией или Испанией и их империями само подобное тождество никому даже не приходит в голову, однако пресловутое единство территории играет в случае с «Россией» злую шутку. Российская империя не была национальным государством и напоминала две другие сложносоставные империи XVII–XX веков — Австро-Венгерскую и Османскую. Столкнувшись с вызовами новейшего времени, все они не пережили Первой мировой войны.
Советский Союз стал единственной державой, возникшей на месте одной из этих бывших империй практически без потери значительных территорий. Талант Ленина как политика и визионера состоял в том, что он осознал невозможность воссоздания государства в его прежних пределах без полного пересмотра его фундаментальных оснований. «Ценой» Советского Союза стала не пресловутая «федерализация», а помещение в центр всей государственной концепции идеологического принципа единства «прогрессивных сил», строящих новое будущее. Главным в СССР была идея; главной его целью было не радение российского начала, а распространение системы советских республик на весь земной шар. Советский Союз вновь соединил территории бывшей Российской империи, лишь отказавшись от любой национально-этнической определенности в названии государства и полностью вымарав из него его «русскость/российскость». То, что СССР вовсе не был никакой «новой Россией», подчеркивается и уникальным для любой империи экстравертным типом развития, в ходе которого метрополия на протяжении десятилетий затрачивала огромные материальные и человеческие ресурсы для развития периферии, в то время как в ней самой уровень жизни порой был существенно ниже, чем в национальных республиках. Распад Советского Союза стал неминуем не из-за кризиса заложенного Лениным по сути конфедеративного принципа, а вследствие экономического банкротства социализма и растущего осознания бесперспективности коммунистической идеи (с геополитикой и вооружениями в СССР все было очень даже неплохо, вот только работать на несбыточные цели никто уже не хотел и не мог). Относительно мирное разделение на национальные государства является скорее заслугой коммунистов: ведь именно там, где границы были прочерчены без должного учета национального фактора, рано или поздно возникли очаги конфликтов и напряженностей.
Российская Федерация, границы которой впервые оказались прочерчены в 1918 г. и которая стала формальным правопреемником Советского Союза, ни в каком ином смысле, кроме как одной из сторон ряда международных соглашений, наследником СССР не является, как бы странно ни выглядело это утверждение. Она выступает наследником исторической России, существовавшей с конца XVI до начала XVIII века. В этом смысле ее государственность сегодня обрела ту же определенность, какую государственность Британии, Франции или Испании не теряла даже в период существования их заморских империй. Единственным фундаментальным отличием является в нашем случае тот факт, что Россия XV столетия консолидировалась не как национальное, а скорее как религиозное государство, определявшее своих подданных прежде всего как православных, и в период своего существования в рамках как имперской, так и советской структур не сделала ничего для развития своего национального самосознания. А это означает только одно: основной задачей как минимум ближайшего столетия российской истории является «новое освоение» ее собственной территории, выстраивание отношений между центром и регионами и окончательное определение оптимальной политической структуры этого молодого, но в то же время очень старого государства. В начале своего исторического пути Россия могла управляться как унитарное государство, но в современных условиях изменившегося мира это практически невозможно; и поэтому вопрос о внутренней организации страны и характере управления ею является самым значимым для нас и наших детей.
К сожалению, сегодняшняя российская политическая и интеллектуальная элита смотрит на историю собственной страны под иным углом зрения. Мысль о том, что «Россия» — это незаслуженно лишенная значительных территорий реинкарнация Российской империи и Советского Союза, порождает порочную геополитическую стратегию реконкисты, или как минимум частичного «собирания» тех земель, которые были потеряны «по чистой случайности». Это, разумеется, вызывает ненужную напряженность практически по всему периметру российских границ с территориями бывших империи и союза, что чревато обострением отношений с остальным миром в целом. Однако, что гораздо более опасно, новый экспансионизм обосновывается через концепт «русского мира», который уводит нас от российскости к русскости (а порой даже к русскоязычию и православию). А это порождает значительные угрозы для самой российской государственности. Ведь в Российской Федерации и так права народов не выглядят «симметричными»: в том же СССР все пятнадцать составлявших страну республик были определены по названиям титульных наций; сейчас же в России существует около 70 русских территорий и более 20 национальных республик, которые заведомо находятся в ином положении, чем республики Советского Союза, так как, с одной стороны, не могут выйти из состава страны и, с другой стороны, находятся внутри политического образования, носящего имя иного народа. Конструкция Российской Федерации намного более противоречива, чем конструкция СССР; и в такой ситуации опираться на русскость чрезвычайно опасно (а никакой альтернативы у тех, кто мечтает о возрождении СССР, нет).
Советский Союз мертв уже почти тридцать лет. Он создал огромное единое культурное пространство, которое остается в значительной мере сплоченным даже сегодня. Но он не создал политической нации, по сути, уничтожив политику как явление; он не породил интегрального патриотизма, который очень быстро восстановился как национальное явление в каждом из новообразованных государств; и он не мог породить ничего из отмеченного прежде всего потому, что был наследником не страны, а державы, не России, а Российской империи. Сегодня наша страна и наш народ должны сделать все, чтобы уйти от имперского прошлого, воссоздать которое они не в состоянии. Любой иной выбор представляется мне губительным.
