Вечером в воскресенье петербургские дальнобойщики выдвинулись из Санкт-Петербурга в направлении столицы. Выезжали небольшими партиями: кто-то на грузовых машинах, а кто-то – на своих легковых. Разделились и по разным маршрутам, чтобы снизить вероятность того, что их не пропустит полиция. И даже старались не называть друг другу в телефонных разговорах точки сбора.
Прибегнуть к таким партизанским тактикам их вынудило введение системы оплаты для большегрузов “Платон”. После того, как встреча с министром транспорта Максимом Соколовым в Петербурге не дала никакого результата, водители видят единственный шанс что-то изменить: принять участие во всероссийской акции протеста.
“Больше ужиматься некуда”
“Платон сближает: я за последние дни со столькими познакомился!” – шутит Алексей Радьков. Мы едем вместе с ним к одной из точек сбора дальнобойщиков, решившихся на вояж в Москву. На многих сайтах пишут о том, что дальнобойщиков останавливают и допрашивают, но мы ничего такого на своем пути не замечаем.
Водитель охотно рассказывает мне о недостатках системы, которую уже установил.
“Вы поймите, что 20 тысяч рублей зарплаты в год, которая тогда нам останется, – это ничто! – возмущается он. – И когда нам говорят “переложите на клиента” – это абсурд. Я не могу переложить на клиента, потому что клиент тогда скажет: “Ха! До свидания!” В лучшем случае “до свидания”, а так – короткий гудок. Вот позвоните вы мне, скажете: мне надо из Санкт-Петербурга, с Шушар, довезти куб доски до Гатчины. Это туда-обратно 100 километров. 100 километров по ставке 3,73 – смешная цифра. Но если эти 300 рублей умножить хотя бы на 300 дней в году, то набегает 90 тысяч. Сумма приличная. Вот и вся арифметика. 90 тысяч – это три годовых транспортных налога. А этого никто не считает, никто не видит. У меня стоянка стоит восемь тысяч в месяц. У меня остается выход – убрать машину со стоянки, поставить ее на обочину и охранять самому. Больше ужиматься просто некуда”.
Но при этом решить, как теперь поступать дальше, Алексей не может. Признается, что чувствует что-то вроде “раздвоения личности” после встречи с министром, участником которой он был.
“Я ничего не могу предложить, потому что не вижу на данный момент выхода, – грустно говорит он. – Потому что государство говорит, что все хорошо, а я говорю: “Все плохо”. То, что государство говорит, слышат все. А того, что я говорю как перевозчик – не слышит никто. И бороться с государством единолично я не могу. У меня нет ни сил, ни резервов, ни опыта”.
Оценивать, к чему приведет введение “Платона” в масштабах страны, мой собеседник не берется. Зато не скупится на метафоры в отношении действий властей: “Представляете, вы лежите на хирургическом столе. Есть мясник, а есть хирург. И они оба представляют, как выглядит сердце или печенка. Так на данный момент у меня складывается впечатление, что это делают мясники”.
“Народ не идиоты, считать умеем”
Мы подъезжаем к первому месту встречи в Новгородской области, куда уже добралась первая часть колонны. Она совсем невелика: буквально несколько легковых машин и пара фур. На второй из них под лобовым стеклом – перечеркнутый значок “Платона”. Его на всякий случай решают снять, чтобы не выдавать себя. При этом с собой некоторые водители берут российские триколоры: их они хотят достать и вывесить из машин тогда, когда доберутся до Москвы.
“Когда мы едем малыми группами – внешне не определить, что за машины едут – может, он груз везет. А не пропускать легковые вообще никаких оснований нет – они точно доберутся”, – поясняют перевозчики.
В их глазах одновременно кураж и растерянность. С одной стороны, они признают, что их действия никто не координирует, и узнавать, велики ли их шансы, и как дела у других, – им непросто. Но надежда угасает последней.
“Выехали, потихонечку едем, – говорит один из дальнобойщиков, Константин. – С бедного по нитке – голому рубашка. Так оно и будет. Надежда умирает последней, поэтому хочется верить, что кто-то нас услышит и как-то отреагирует на это. Потому что так жить не реально. Это все равно что ты к соседу пришел и сказал: дай мне сразу денег. А за что? Непонятно. Пришел в магазин – а там все в три раза дороже. Почему? Где наша власть, и почему они не реагируют? Мы люди маленькие, конечно, и многого не решаем, но из искры возгорается пламя”.
Константин работает на трассах с 1992 года, вспоминает, как возил фрукты-овощи из Жмеринки в Москву. Нынешнее время для грузоперевозчиков он оценивает как “ужасное”.
“Поборы на дорогах – ни за что, – возмущается он. – Люди и так нищие, на голой резине ездят, машины не отремонтированы. Если сейчас ввести этот “Платон”, 50% парка просто уйдет в никуда, на металлолом. Я могу это говорить, потому что сам чиню машины и понимаю цену этим работам, цену запчастям. Даже на фирменных станциях квалифицированных работников – только половина. А большая часть нормальных мастеров уже ушли в гаражи, там сами по себе работают. Может быть, это неправильно, потому что мы налоги не платим, но жизнь заставляет – чтобы выжить, семью прокормить, детей поднять, образование дать… Наверное, правительству не интересно это все…”
Еще один участник встречи – Игорь, гендиректор транспортной компании. Он собирается выезжать на Москву завтра, а сегодня приехал переговорить с коллегами. И остался недоволен тем, как организован протест.
“Получается недостаточно консолидировано, разрозненно, – говорит он. – Какой бы ни был Котов (председатель Межрегионального профсоюза водителей профессионалов – примечание Би-би-си) – плохой ли, хороший, прогибается он под кого-то или нет, – во всяком случае, его знают практически все, и он мог бы координировать действия. На какой-то период есть командир – его слушаемся. Потому что так получается, что у нас командиров много, а бежим все в разные стороны”.
Игорь удивлен тем, что власть не хочет идти на контакт с дальнобойщиками.
“В принципе, убрать 2-3 пункта из 504-го постановления, немножко изменить систему взимания этой платы – и можно работать, – рассуждает он. – Во-первых, сделайте так, чтобы я понимал, куда эти деньги уходят, а во-вторых – чтобы это была постоплата. Почитав закон и правила “Платона”, я понял, что вернуть деньги, даже неиспользованные мною, я не имею возможности. Не могу отследить, какие деньги и за какой пробег с меня списали. Эта система, которая в принципе не работает, и в которую изначально заложена возможность обмана”.
При этом суммы, которые собираются с дальнобойщиков через систему, он также считает завышенными.
“Весь народ зарабатывает три копейки, а вы хотите за ничего не деланье получать миллионы – это всему народу видно и смешно. Уши торчат. Народ тоже не идиоты, считать умеем”.
Есть у Игоря и своя версия того, для чего “Платон” задумывался изначально. Он полагает, что это было сделано “для глобального контроля всего перевозочного бизнеса и за движения транспорта по России”. Тем не менее, как раз это его не возмущает – если взамен криминогенная обстановка изменится в лучшую сторону.
“Сейчас перевозки – дело опасное, – подтверждает он. – Открытых гоп-стопов на европейской территории России практически нет, хотя были в прошлом году в Московской области какие-то такие действия… Но ведь у нас в стране можно это чудесно прогнозировать: как только объявляют очередную амнистию, возрастают кражи и хищения при движении транспорта. Причем лавинообразно. Наш доблестный Валдай – это притча во языцех: там на стоянку не заехать – на 100% тебе тент порежут и если что-то ценное везешь – украдут. Отследить, куда это все потом продается и девается – невозможно, потому что в этом нет заинтересованности у правоохранительных органов района. У меня в прошлом году было два случая хищений во время стоянки, у грузоотправителя, на которого я работаю –2-3 случая ежемесячно”.
Кто же портит дорогу
Переговорив с коллегами и выпив кофе на ближайшей автозаправке, дальнобойщики решают продолжить свой путь. На ночной трассе достаточно просторно.
“Раньше друг за другом шли. А так мало машин стало после введения санкций и “Платона”, – рассказывает Алексей. – Везти и так нечего, а теперь еще эта система”.
По пути водитель демонстрирует мне местные “достопримечательности”.
“Это – знаменитые чудовские весы”, – показывает он на планку, встроенную в асфальт, возле поста ДПС и рассказывает о том, как раньше здесь регулярно обсчитывали водителей.
“А это наш “придорожный сервис”, о котором Соколов говорил, что у нас его полно”, – Алексей показывает “карман” на дороге. Конечно, никакого туалета и других заведений, которые могли бы сделать работу дальнобойщика комфортнее, здесь и в помине нет. Несколько фур “спят” по обочинам.
Мы продолжаем беседовать о “Платоне”. Свои слова о том, что в министерстве ошибаются, называя главной причиной порчи автотрасс грузовики, Алексей подтверждает экспериментальным путем. Сначала едет по крайней левой полосе, где движутся легковушки, и тогда его машина при легком перемещении из стороны в сторону начинает “проваливаться” в колеи. А затем он перебирается на правую полосу, которая предназначена для грузового транспорта: действительно, машина идет гладко, колейности здесь нет, и это заметно даже визуально. Притом, что асфальт на обеих полосах был положен одновременно.
“Чудеса” дальнобойщик объясняет арифметикой: его автомобиль, в котором мы едем, весит примерно три тонны, и у него четыре колеса. А фура хоть и весит больше – колес у нее гораздо больше, и они сами больше. Соответственно, пятно контакта гораздо больше и вес, который приходится на каждый сантиметр площади соприкосновения, у фуры – меньший.
Гораздо больший вред трассам, по мнению моего собеседника, наносят шипованные шины (использовать их, когда едешь по обработанному реагентом асфальту, он считает неверным). Ну и, конечно, свою роль играет низкое качество материала, из которого делается асфальт. А это уже – зачастую результат монополии завода-производителя в регионе, ну и желание, условно говоря, сэкономить.
Кажется, что вскрывать проблемы, связанные с дорогами в России, Алексей может бесконечно.
“Не знаете, как бы мне в свою машину Соколова затащить, чтоб провезти его по России? – спрашивает он вдруг. – Вот здорово было бы…”
Источник: bbc.com
