Визит президента России Владимира Путина в Иран, перспективы наращивания экономического и военно-политического сотрудничества между Москвой и Тегераном комментирует известный востоковед, директор Общественного фонда Александр Князев.
Глава российского государства участвует в форуме стран-экспортеров газа, какие возможности есть для сотрудничества Москвы и Тегерана, если отойти от формальностей?
Иран — один из крупнейших мировых производителей нефти и газа, и координация в сфере энергетической политики была бы полезна обеим странам. Но это не единственная ценность с точки зрения российских интересов. Около года назад с группой коллег мы обсуждали вероятность создания геополитической оси Москва-Тегеран. Российско-иранская «ось» как вектор межстрановых отношений существовала, существует и будет существовать. Другое дело, что вызовы и угрозы нынешнего времени требуют ее выведения на уровень стратегического партнерства. Рассматривать перспективы этой «оси» необходимо с точки зрения оценки качества этих, в последнее время довольно динамично развивающихся отношений. А на более отдаленную перспективу — совместно актуализировать вопрос формирования многостороннего союза/альянса (с вовлечением ЕАЭС, ТС, российским лоббированием вступления Ирана в ШОС и коррекцией всех этих международных площадок) с последующим достижением для всех участников высоко эффективной функциональности за счет кооперации, снижения внутренней конкуренции в стратегических экспортных отраслях.
Являясь региональными державами с общей границей в достаточно взрывоопасной геостратегической точке — на Каспии, имея общие позиции в вопросах приоритета суверенности, невмешательства во внутренние дела, выступая против внерегионального участия в конфликтных ситуациях на Ближнем и Среднем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе… Москва и Тегеран объективно «обречены» на тесное политическое партнерство. Координируя свои региональные стратегии, две страны могли бы играть не просто более важную, но принципиальную роль в формировании нового порядка и соответствующих исполнительных структур во многих периферийных областях региональной политики. В экономической сфере многое будет зависеть и от роста реалистического понимания того, что звонко именуется «снятием санкций». Завышенные ожидания от результатов довольно-таки малозначительного по большому счету венского соглашения между Ираном и США присутствуют сейчас у многих. Выиграет тот, кто будет утверждать свои отношения с Ираном, не дожидаясь каких-то разрешений от США или ООН.
О каких препятствиях на пути наращивания экономического взаимодействия можно говорить?
Экономика Ирана — лакомый пирог, пользу получит тот, кто успеет. Объемы экономического сотрудничества ИРИ-РФ ни в коей степени не соответствуют потенциалу. Примером может служить, в частности, отсутствие какого-либо системного взаимодействия в банковской сфере, что, в свою очередь, становится препятствием и для реализации многих направлений взаимодействия. Тесное экономическое партнерство с Ираном, безусловно, было бы крайне выгодно для российской экономики, но только для «экономики промышленной», производящей конкретный продукт. Для «сервисной» же экономики иранский рынок никакого интереса в России не представляет. Иран, в свою очередь, с одной стороны, заинтересован в приходе российского бизнеса на иранский рынок. Но с другой стороны, в силу «родовых дефектов» самого российского бизнеса — технологической отсталости, зависимости от западных финансовых институтов, незнания специфики иранского рынка — экономическое сотрудничество с российской стороны возможно только в рамках государственных корпораций.
Это обстоятельство, в свою очередь, переводит решение вопросов экономического сотрудничества в плоскость принятия политических решений, не всегда определяемых национальными интересами каждой страны. Яркими и широко известными примерами являются срыв поставок Ирану ракетных комплексов С-300, затянувшееся на десятилетия вхождение России на иранский атомный рынок, продолжающееся торможение этого сотрудничества. Определенными силами в Москве «иранский фактор» используется просто как «разменная монета» в отношениях с Западом.
Основным же препятствием в активизации сотрудничества, не говоря уже о формировании полноценной геополитической оси, является общее для двух наших стран тесное переплетение вопросов стратегического партнерства с внутренней политической борьбой. Борьбой, которая происходит между, условно говоря, экономическими элитами, ориентированными на Запад, и частью элит, преследующих национальные интересы собственных стран. Существующие в Москве лоббистские группы США, Израиля и ряда их союзников (активизировались группы, действующие в интересах Саудовской Аравии, Катара) занимают позиции, позволяющие влиять не только на решения по линии отдельных финансово-экономических групп, а также госкорпораций, но и на решения сугубо политического характера. Естественно, что для США и их ближневосточных союзников стратегическое партнерство Ирана и России является крайне нежелательным.
Прозападное лобби в Тегеране также имеет достаточный ресурс влияния, несмотря на известные общие политические установки руководства ИРИ. Результатом этих действий является стратегический саботаж многих экономических и политических партнерских проектов, многих достигаемых договоренностей между руководством двух стран. Эта предыстория в значительной мере влияет на существующий уровень взаимного доверия политических и бизнес-элит в негативную сторону. Необходимо признать, что не способствует росту доверия и позиция части политической элиты в России, ревностно относящейся к росту регионального влияния Ирана.
Действия прозападных лоббистов в Москве и Тегеране получают поддержку в соответствующих структурах, в том числе аналитических, в спецслужбах, внешнеполитических ведомствах, предлагающих высшему политическому руководству стран рекомендации по выработке стратегических решений и, в том числе, как по двусторонним отношениям РФ и ИРИ, так и по позициям, занимаемым в отношении Запада. Резюмируя: нынешние контакты высших руководителей могу стать катализатором процесса сближения в целом, преодолевая лоббистские влияния, внешние воздействия и т. д. Этого мы пока не знаем.
Иранские чиновники заявляют о возможности своповых поставок газа. Причем «Газпром» мог бы поставлять сырье на север страны через Армению или Азербайджан, а в обмен получать газ в местах добычи на юге Ирана. Насколько перспективна эта инициатива?
Об этом и «Газпром» говорит. Опыт своповых поставок нефти на север Ирана с последующей отгрузкой на Персидском заливе был у Казахстана до введения известных санкций ООН, объемы также были невелики, сейчас изучается вопрос возобновления и роста объемов. Простые поставки с выходом к Заливу могут оказаться малоинтересными с точки зрения сугубо рыночной. На рынках Юго-Восточной Азии, Пакистана, Индии нас может ждать только бешеная конкуренция с саудовскими и, особенно, катарскими кампаниями. С этими странами у нас и без того не все просто во взаимоотношениях. Интересен был бы проект по выводу российского газа не просто на своп, а на иранские магистрали в восточном направлении, я о газопроводе «Мир», в планах которого — выход на пакистанские Карачи и Гвадар и на север страны, эту магистраль уже строит российский «Газпром». Ее прямое продолжение — по линии Каракорумского шоссе в Китай. Вот случись реализация такого проекта, в четырехугольнике Москва-Тегеран-Исламабад-Пекин можно было бы серьезно говорить о заявке на перформатирование всего азиатского газового рынка. Там есть свои сложности, в первую очередь с безопасностью в Белуджистане, но уровень их на много порядков ниже, чем, например, у широко рекламируемого проекта ТАПИ.
Важно решить проблему на кавказском участке. Через Азербайджан она решается значительно легче, нежели через Армению — отсутствие сложностей транзита через Грузию упрощает все решения. Но если в принципе такой коридор будет выстраиваться, вопрос поставок газа в Армению может ведь быть решен простым отводом соответствующей трубы с территории Ирана. Потребности Армении не так уж велики, если речь о столь глобальном консорциуме…
Насколько сирийская кампания сгладила существующие между Россией и Ираном некоторые противоречия, точнее недоверие? Может ли политическая согласованность действий в Сирии конвертироваться в некий экономический альянс?
Несмотря на противоречивость истории двусторонних отношений, в течение последних десятилетий в обеих странах присутствуют политические силы, стремящиеся к сближению. Собственно в правительстве Ирана, включая и президента Роухани, доминируют т.н. «реформаторы», сторонники сближения с США и Западом в целом. К счастью, не они определяют основную стратегию развития страны. У тех же, кто принимает принципиально важные политические решения, существуют очень высокие ожидания от партнерства с Россией и Китаем.
Для России Иран до самого последнего времени оставался просто катастрофически недооцененным партнером. Иран присутствовал в российской внешней политике и внешнеэкономической сфере «по остаточному принципу», им пользовались инструментально — как аргументом в конфликтных ситуациях с США и Европой. Буквально до последнего года отношения между Россией и Ираном даже намека не содержали на что-либо стратегическое или хотя бы просто системное, иранское направление внешней политики РФ было исключительно ситуативным.
Декларации политических руководителей последнего времени проблемы тоже пока не решают и тоже остаются пока в основном декларациями. Но, несмотря на противоречивость истории двусторонних отношений, в течение последних десятилетий в обеих странах присутствуют политические силы, стремящиеся к сближению. Эффективное взаимодействие РФ и ИРИ очень многих напугало на Западе, если не вызвало шок. Если в столь деликатной сфере, как военная, все успешно, значит нужно искать решения и в вопросах менее острых. Конечно, это должна быть экономика.
Источник: eadaily.com
