Прошла неделя со времени терактов в Париже. За эту неделю всё в России изменилось как по мановению волшебной палочки. Во-первых, мы признали факт теракта на Синае. Во-вторых, мы если не вышли из международной изоляции, то, во всяком случае, находимся принципиально в другом положении по отношению к Западу, что шкурно радует, потому что чем больше будет Кремль надеяться хоть на какое-то примирение с Западом, тем меньше шансов, что будут закрыты границы, запрещена валюта. Ну, вот это вот всё.
Итак, после парижского теракта закончилась затянувшаяся минута молчания Путина по поводу самолета. Президент Путин твердо сказал, что «мы их найдем (террористов) и покараем, где бы они ни прятались». Нерешительному президенту Олланду на то, чтобы обратиться к нации после теракта и сказать «Бла-бла-бла, мы их покараем» понадобилось пару часов. А нашему решительному президенту на это же самое время понадобилась пара недель.
Ну, я не сомневаюсь, что через некоторое время нам объявят, что в Сирии доблестно ликвидирован какой-нибудь Абу или Али, и, вот, за ликвидацию этого Абу или Али получат 20 человек героев, включая секретарш, и нам заявят, что вот этот-то Али – он-то и взорвал. Но прежде, чем непреклонно геройствовать в чужих краях, хочу сказать несколько соображений.
Первое. Еще задолго до Синая у нас в Москве произошел другой громкий теракт – убийство Бориса Немцова у самых стен Кремля. И нам сначала заявили, что это убийство было ответом на реакцию Немцова на расстрел «Шарли Эбдо». Кстати, после этого расстрела в Грозном был проведен митинг не против тех, кто расстреливал, а против «Шарли Эбдо». Оказалось, что непосредственный предполагаемый исполнитель убийства Заур Дадаев – боец батальона «Север». Оказалось, что следствие не может допросить Руслана Геремееева, которого оно очень хотело допросить по этому поводу. И вот в тот самый день, когда Путин поклялся найти и покарать на далеком Ближнем Востоке, пришло дивное известие об организации убийства Немцова. Обвиняют кого бы вы думали? Некоего Руслана Мухудинова – это водитель Геремеева, который по версии нашего ничего не боящегося следствия обещал то ли 25, то ли 15 миллионов рублей, видимо, из своих собственных скромных средств исполнителям убийства.
У меня вопрос. Вот, как слова Путина «Мы их найдем» стыкуются с явной недееспособностью наших властей допросить (всего лишь допросить!) хотя бы Руслана Геремеева?
Второе. Хочу напомнить, что после теракта против «Шарли Эбдо» и митинга в Грозном, «Шарли Эбдо» стал любимой мишенью наших фундаменталистов. У нас всякие сенаторы и депутаты требовали чуть ли не под суд отдавать тех, кто согласен с «Шарли Эбдо». А когда взорвался самолет на Синае, то вместо того, чтобы обсуждать, что бы это значило, у нас главным трендом официальным было заявлять, что «Как смел «Шарли» по этому поводу пошутить?» Что было чудовищно, поскольку «Шарли» шутит по любому поводу. Вот сейчас по поводу терактов во Франции он опубликовал карикатуру, на которой террорист расстреливает молодого человека. Молодой человек держит в руках бутылку с шампанским, из молодого человека хлещет шампанское и подпись: «А зато у нас есть шампанское».
То есть если мы там обещаем кого-то достать, все-таки, надо сначала определиться: мы с теми, кто расстреливает «Шарли Эбдо», или с теми, кого расстреливают?
Четвертое. Наше ТВ совершенно справедливо издевается над европейцами, которые распахнули границы беженцам. Но как еще более справедливо заметил Алексей Навальный, у нас границы распахнуты точно так же. В течение многих лет Путин не дает себе труда ввести визы для граждан Средней Азии. Я напомню, что визы – это что-то не такое страшное. А, вот, визы у нас, например, есть с Европой.
А есть ли среди них террористы, даже не надо гадать, потому что в прошлом году в Подмосковье была совершена целая серия жестоких терактов. Люди, которые получили название «Банда ГТА», подкладывали на трассе Дон шипы на дорогу. Когда водители останавливались с проколотыми шинами, резали их и расстреливали. Было совершено не менее 14 убийств. Всякие патриотические листки предполагали, что это дело рук украинских фашистов. Когда убийц взяли, оказалось, что лидером их был уроженец киргизского города Ош Рустам Усманов. Не дался живьем при задержании – стал шахидом. Подельников Усманова взяли в Москве. Там была резиновая квартира, в ней было зарегистрировано сразу 10 уроженцев Таджикистана. Там же была русская девочка, которая приняла ислам (привет Варваре Карауловой). Банда называла себя «Джамаатом» и убивала кяферов из принципа, а также в тренировочных целях.
Поскольку эта серия терактов произошла не над Синаем, а на территории России, то Путин по ее итогам не обращался к нации, всё дело замяли. Вот, вопрос: мы будем закрывать границы со Средней Азией или мы должны дождаться повторения банды ГТА уже во всероссийском масштабе?
Четвертое. Как, опять же, справедливо заметил Марк Солонин, это будет совершенно замечательно, если мы объявим войну террористам. И, например, перестанем приглашать в Москву лидеров Хамас и Хезболлы. Я не знаю, чем Хамас отличается от ИГИЛа. Ну, как бы далеко ни зашел Запад в своей слабости, все-таки, Хамас с Обамой не встречается и в Белый Дом в отличие от Кремля не ездит.
Пятое. Президент Путин призвал к формированию международной коалиции по борьбе с ИГИЛ. Я должна сказать, что президент Путин чего-то перепутал. Вне зависимости от того, стоит ли воевать с ИГИЛом (у меня на этот счет соображения, которые я ниже изложу), эта коалиция есть и она воюет. Она насчитывает 60 с лишним стран, она бомбила ИГИЛ 16 тысяч раз, около 10 тысяч раз – это США. Между прочим, эта коалиция уничтожила 6 тысяч бойцов ИГИЛ, хотя в результате их прибавилось на 30 тысяч. Уничтожила немало лидеров, в том числе и Джихади Джона недавно. Это президент Путин отказался вступать в эту коалицию – это вся рота идет не в ногу, а один поручик Птицын идет в ногу.
Пятое. Не лишне также напомнить, что Россия подражает ИГИЛ. На Донбассе мы устроили ИГИЛ Лайт. По счастью, вот, ребята, которые там орудуют, они были не столь кровожадны. Но, в принципе, это тот же психотип: берешь лузера, грабителя и хулигана, объявляешь ему, что теперь он может резать и убивать не просто так, а ради Аллаха или ради русского народа, и что все, кого он убил, это неверные или украинские фашисты. Это те же лозунги: «Они нас обидели. Мы самые мирные. А кто нас обидит, всех зарэжем». Вот, пересмотрим ли мы свою политику по отношению к ИГИЛу Лайт?
Шестое. На протяжении долгого времени Россия рассказывала, что ИГИЛ устроили США. Ну, непонятно зачем, но это были проклятые пиндосы. Точно так же и генералы наши рассказывают, что мы на Кавказе боремся не с исламистами, а с пиндосами, которые, собственно, исламистов туда засылают. Точно так же мы рассказываем, что это не мы устраиваем по образцу Хамаса Донбасс, а это США устроили Майдан. Возникает вопрос: «Ребята, вы определитесь: США – это создатели ИГИЛа? И если они создатели ИГИЛа, то, собственно, о какой коалиции может идти речь?»
Ну и седьмое. Я не вижу никакой особой надобности для Запада как-то кооптировать Путина на борьбу в Сирии. Цель Путина в Сирии пока ясна – это поддержать Асада. Путин наносит удары, в основном, не по ИГИЛ, а по тем, кого Запад считает умеренными мусульманами, чтобы на шахматной доске осталось только 2 группы – Асад и ИГИЛ. И, в общем-то, известно, что Кремль недоговороспособные партнеры. Что любая договоренность, которая будет достигнута с Россией, будет использована для помощи Асаду. Вопрос: «Зачем достигать такой договоренности?» Никакая договоренность (это уже понятно) не остановит Путина – она только придаст видимость законности тому, что делает Россия.
Я не говорю сейчас в данном случае, что Запад проявляет в борьбе с ИГИЛом большой здравый смысл, но, вот, собственно, это последний момент, на котором я хочу остановиться, потому что очень забавно было видеть на этой неделе ликование по поводу саммита в Анталии: «Yes! Международная изоляция России прервана! Путин утащил Обаму в угол на полчаса, и они там чего-то обсуждали». И это, конечно, было довольно смешно, потому что, во-первых, международные встречи двух лидеров не готовятся так, они не выглядят так, что кто-то где-то в кулуарах саммита хватает президента США за пуговицу и тот, не будучи в силах отказать собеседнику, куда-то на полчаса отходит.
И, конечно, по этому поводу… Собственно, виден тот гигантский путь, который прошла Россия, который прошел Кремль, ну, скажем, с момента саммита «Восьмерки» в Санкт-Петербурге, когда Путин принимал Обаму, когда Путин был хозяином, а Обама гостем, когда одновременно с тем, как Путин принимал Обаму, всякие кремлевские пропагандисты (добровольные или нет) устраивали демонстрации геев, которые приветствуют Обаму, снимали ролики о том, как, якобы, Обама встречается в момент саммита G8 со своим агентом Навальным.
И, конечно, это выглядело, я думаю, таким вот моментом триумфа для Кремля, потому что представьте себе, как это выглядело: вот, Обама со стоическим лицом кушает канапе, поданное ему официантом на саммите, а в этот момент этот официант сикает ему на ботинки. А Обама делает вид, что ничего не замечает. И вот этот вот момент триумфа теперь свелся к получасовым переговорам в Анталии.
И, собственно, по итогам этих переговоров, конечно, проговорился Медведев, что «Вот, как смеет Запад не хотеть с нами в коалицию?» Конечно, есть Олланд, который прилетел в Москву, потому что Олланд – это президент, за которого голосовали мусульмане, у него свои проблемы, он не может ничего сделать против своих избирателей, и он должен чего-то изобразить. И вот эти 2 одиночества – Олланд и Путин – встретились друг с другом.
Ну, как я уже сказала, в общем-то, мало что сдвинулось. А не сдвинулось потому, что нет никакого смысла. И Западу не о чем договариваться, потому что нет почвы для договоренности. Все понимают, что с точки зрения Кремля договоренности соблюдают только лохи. Но это с одной стороны.
А с другой стороны, мы теперь в одной корзине, и Запад, и Россия имеют общего врага, и следует ожидать не того, что изменятся намерения Запада, а что изменится очень сильно ситуация внутри самой России. Потому что, собственно, самое главное-то препятствие к любым договоренностям – это не Запад, а это именно политика Кремля.
И вот хотя бы уже то, что замолкли рассказы о том, какой плохой «Шарли Эбдо», дает надежду на то, что это внутреннее самочувствие изменится.
Игил― это костер, который горит, пока есть дрова. Вот, костер не есть перманентная форма существования дров. И, собственно, именно поэтому моя идея… Я, действительно, не понимаю, зачем воевать с ИГИЛом, потому что в ИГИЛе убито 6 тысяч человек, с тех пор их там стало 30 тысяч. По мне так лучше обнести эту замечательную территорию стеной, разбомбить там всю нефть и высылать туда всех тех, кто очень хочет жить при шариате. Потому что как только эти ребята перестанут воевать снаружи, они будут воевать внутри. И это государство заточено только под войну. Вот, то же самое наблюдалось во время осады Иерусалима Веспасианом в 67-м году. Вот, мудрый Веспасиан не торопился захватывать Иерусалим, в котором сидел тогдашний ИГИЛ, и тогда все пророки, которые сидели в Иерусалиме, передрались между собой, они все выясняли, кто из них настоящий, а кто из них нет.
Причем, заметим, что, на самом деле, во многом это и происходит, только не в такой экстремальной форме, потому что вот это кажущееся бессилие коалиции в войне с ИГИЛом во многом и является ровно этой самой тактикой. Давайте, все-таки, все туда соберутся, а мы не будем своими солдатами рисковать.
Ну, собственно, теперь, поговорив о России, я хочу, все-таки, некоторое время уделить Западу. Начну я просто, что есть некоторая вещь, в которую верит современный западный истеблишмент, — это всеобщее избирательное право. И вера во всеобщее избирательное право – это религия такая же, как, скажем, коммунизм или христианство, или ислам. На мой взгляд, специфика момента заключается в том, что одна мировая религия, вера во всеобщее избирательное право столкнулась с другой, с исламом. Обе религии малорациональны, потому что любая религия – она исходит не из логики, а из чувства сопричастности.
Вот, в ту самую пятницу, когда джихадисты убивали в Париже, в Лондоне состоялись дебаты, в Британии, спикеры на которых заявляли, что долг мусульманина установить в Британии Исламское государство. Там было много всяких уважаемых спикеров, один из них был замечательны персонаж по имени Муаззам Бегг, который бывший узник Гуантанамо, который в компенсацию за свои невыносимые страдания получил уже миллион фунтов от британского правительства. И, собственно, этот человек с британским паспортом, который уехал в Тора-Бора, который… Почему Бегг знаменит? Потому что его защищала Amnesty International. А Amnesty International защищала его потому, что он говорил, что его в Гуантанамо пытали. Правда, такой вопрос: «А стоит ли верить словам Муаззама Бегга о страшных пытках, если нам известно, что это был человек, который был в Тора-Бора, который приехал сражаться за правильную веру против кяферов? И если, собственно, против него не нашлось улик, то, видимо, это связано как раз ровно с тем, что его, мягко говоря, не пытали».
Вот, собственно, Amnesty International водила Муаззама Бегга к английскому премьеру, Amnesty International устраивала ему турне по всей Европе, где он рассказывал, как его страшно пытали проклятые кяферы. Когда, собственно, одна из сотрудниц Amnesty International Гита Сагал сказала, что Муаззам Бегг – это, в общем-то, террорист и человек, который занимается проповедями террора, ее уволили. А один из руководителей Amnesty International Клаудио Кардинале сказал, что оборонительный джихад возможен и не противоречит принципам Amnesty International. Это особо замечательно, потому что с точки зрения Бен Ладена он вел оборонительный джихад против США.
Вот, мне было очень интересно посмотреть, что говорит Amnesty International по поводу терактов в Париже. Но когда я зашла через 2-3 страницы, я, упс, увидела только требование призвать к ответу кровавых евреев, которые устроили внесудебную расправу в госпитале в Хевроне.
Вот, я посмотрела на этот замечательный текст и увидела, что в госпитале в Хевроне произошло следующее. Там группа военных израильских зашла в госпиталь, чтобы арестовать палестинского террориста. С ним было двое его родственников. Один из этих родственников бросился на израильтян с ножом, а израильтяне его убили. Но Amnesty International полагает, что это была внесудебная расправа. Тот факт, что двух других почему-то рядом не убили, включая того, кого, собственно, собирались арестовать, Amnesty International не останавливает. И убийство Абдаллы вот этого, — продолжает смелая Amnesty International (причем, продолжает это в разгар парижских терактов), — это только последнее среди ужасных убийств. И, например, рассказывает Amnesty International, как 6 ноября эти кровавые израильтяне убили 72-летнюю женщину, которая, как они заявляют, хотела раздавить солдат своей машиной. А на видео, — пишет Amnesty International, — видно, что она, может, действительно, хотела раздавить солдат, но в тот момент, когда солдаты открыли огонь, они уже вывернулись из-под машины, которая на них ехала.
И другого человека, — пишет Amnesty International, — израильтяне убили. А, вот, на видео видно, что после того, как этот замечательный человек пырнул израильского солдата, внимание, ножом, то израильский солдат его ранил, и он уже добивал лежащего человека. И, вот, видео показывает, что этот человек был, внимание, явно ранен и не представлял угрозы для жизни солдата. Да?
Вот, почему я об этом говорю. Как вы думаете, вот эти прекрасные ребята из Amnesty, весь статус которых сделан на том, что они защищают несчастных «муаззамов беггов» от кровавых лап Британии, Израиля и Америки, и которые в день парижских терактов пишут вот это, что человек, на которого террорист бросился с ножом, должен оценить, что террорист уже не представляет опасности, что террорист уже… А почему этот человек должен задумываться? А, может, на террористе бомба? В конце концов, он – террорист.
Вот, когда-нибудь Amnesty International или аналогичная Human Rights Watch опамятуется от таких текстов? Ответ: «Никогда». Потому что это тот деструктивный мем, на котором они паразитируют, это их хлеб, их статус и их бабло. Они не больше откажутся, чем Якунин когда-нибудь откажется от шубохранилища.
А вы мне скажете «Ну, мало ли, что Amnesty International пишет». Ответ: «Это очень важно, потому что правозащита – очень существенный кусок формирования мирового мнения, и все последние 20 лет этот кусок играл на стороне террористов».
И я напомню, что США имели возможность до 2001 года (по крайней мере, 4 раза) уничтожить Бен Ладена. Не сделали это ровно потому, что Клинтона бы сожрали живьем за жертвы, которые погибли бы вместе с Бен Ладеном и которых его соратники объявили бы мирным населением.
Что произошло после 11 сентября? Началось Гуантанамо. Что после этого заявили правозащитные организации? Что война против Америки является ответом на Гуантанамо. Вот, достаточно перестать там терзать и пытать этих бедных людей, и больше никто никогда никого не будет взрывать. Эта точка зрения, продаваемая террористам правозащитными организациями, стала канонической точкой зрения всего правозащитного либерального движения «Это Запад виноват».
Понимаете, какая симфония получается? Вот, сидит какой-нибудь террорист Ахмед Кулибали и говорит, что «Это вам в ответ за всё, что вы сделали». И говорит «Все, кто оскорбляет ислам, будут уничтожены. Европа, готовься, мы тебя уничтожим». И правозащитники говорят «Ребята, это мы виноваты, мы недостаточно терпимы».
Это серьезная история, это история более серьезная, чем Путин с Асадом, потому что, извините, мы (Россия), ну, в общем, играем роль международного хулигана. Наших ольгинских троллей никто не принимает всерьез, потому что максимум, на что они способны, это где-нибудь устроить размещалово на 16-й странице газеты «Арканзаские новости», которые потом кладут Путину на стол со словами, что «Вот, вы знаете, вот текст. Запад осознал, что он не прав». Amnesty International – это вам не ольгинские тролли.
Идем дальше. Несколько примеров. Вот, к примеру, Царнаевы взорвали Бостонский марафон. Первое, что выяснилось, что у них имелся статус беженцев, при этом они продолжали ездить в Россию. Вопрос: «А как люди с такими убеждениями получили статус беженца, который им совершенно не полагался ни с какой стороны?» Ну, вот, о’кей, если бы такие люди как Царнаев были американские граждане с рождения (ну, вот, уродились такие, вот, что ж тут сделаешь?)… Как говорила Америка, «Шлите мне своих обездоленных, шлите мне своих обиженных». Но не «Шлите же меня ненавидящих». Вот, самый простой вопрос «А кто им давал статус беженца? И как-то наказан и пересмотрена ли процедура присвоения статуса беженца?»
Второе, на что напирала пресса, что Царнаевы – одиночки, что они не связаны с Аль-Каидой. Это было так или не так, потому что они были, с одной стороны, не связаны, но там была целая ячейка. В конце концов, 3 их приятеля после теракта пришли к ним домой, уничтожили улики. Еще один бросился на фбровца, который его застрелил. То есть это ячейка, она была видна невооруженным глазом, потому что исламисты много вербуют, за ними легко следить и, собственно, это надо обсуждать (вот, все эти сети, в которых происходит эта вербовка). А что обсуждается? Обсуждается Сноуден о том, как страшное американское правительство за всеми следит.
Да как же оно следит, когда оно, вот, как раз не следит? Более того, Царнаевы еще до Бостонского марафона совершили преступление – они убили в честь 11 сентября, зарезали нескольких человек. Зверское убийство, которое не было раскрыто. Понятно, что если бы они стояли на флажке, то оно бы автоматически раскрылось. То есть Бостонский теракт – это теракт, которого бы не было при элементарных правилах политической гигиены: эти люди просто никогда не должны были жить в Америке. Уж если они как-то прошли, то они должны были сесть за первое убийство.
Это много обсуждается? Нет. Вот, в основном что обсуждается, что теракты – это результат недостаточной толерантности. Вот, я тут процитирую дивного человека по имени Михаил Берг, который сказал, что террор оправдания не имеет, но объяснение у него есть. Объяснение – это недостаточная толерантность.
Дивные слова, но, вот, вопрос: «А в чем выражалась недостаточная толерантность США по отношению к братьям Царнаевым.
Я продолжаю рассказ о том, как с точки зрения современного леволиберального истеблишмента, которая не часто, но выражается и в России, что главной причиной терактов является недостаточная толерантность. Вот, вопрос: «В чем выражается недостаточная толерантность британского общества по поводу Муаззама Бегга, человека, который открыто признавал, что он был в Тора-Бора и держал в руках оружие, человека, которого приводили к премьеру, который объехал на деньги Amnesty International всю Европу, который требует установить в Британии Исламское государство?» Какую еще толерантность надо проявить к Муаззаму Беггу и при каком условии он откажется от своих взглядов?
Вот, есть замечательный человек Хани Аль-Сибай, член исламского джихада, который получил в Британии статус беженца на том основании, что британцы сочли, что в Египте с этим человеком могли бы египтяне что-то нехорошее сделать.
Вот, он поселился в Англии, он публично рассказывает, почему надо убивать неверных и чем хорошо 11-е сентября. Он живет на 50 тысячах фунтов в год пособия, он имеет особняк за счет английских налогоплательщиков в один миллион долларов, в котором он живет. Собственно, это тот самый проповедник, вдохновленные которым расстреляли британских туристов в Тунисе.
Вот, вопрос: «В чем выражается нетерпимость англичан по отношению к человеку, который живет в особняке за 1 миллион фунтов? Особняк должен быть за 20 миллионов фунтов? Вот тогда бы, по мнению Михаила Берга, он точно перестал говорить, что неверных надо убивать?»
Еще один пример. Британский городок Ротерем – в нем с 1997-го по 2014-й год было изнасиловано приблизительно 1400 девочек. Это было институционализированное насилие. Девочек заставляли заниматься самыми ужасными вещами, угрожали убийством. Если они жаловались, то полиция заводила дело на девочек, а не на насильников. А насильники были пакистанцы, ну, вот, как бандиты в Кущевке, которые от этого балдели.
И каждый раз, когда кто-то пытался к этому привлечь внимание, ему говорили «Ты фашист. Как ты можешь дискриминировать этих прекрасных людей по этой национальной принадлежности?»
Вот у меня, опять же, вопрос к Михаилу Бергу: «В чем выражалась недостаточная толерантность британского общества по отношению к этим прекрасным ребятам, которые безнаказанно годами насиловали девочек, и в случае, если кто-нибудь пытался сделать им замечание, то ему говорили «Ты фашист»?»
Собственно, чтобы не утомлять бесконечным перечислением других похожих инцидентов, обратимся к нынешним парижским атакам. Вот организатор Абдельхамид Абаауд – уроженец бельгийского пригорода Моленбек, убежал в прошлом году в ИГИЛ, прихватил с собой 13-летнего брата. Когда, собственно, пришло известие ложное о том, что его в ИГИЛе убили, его сестра Ясмина сказала «Мы молимся, что это правда».
Кто такой Абаауд, организатор Парижа? Отец Омар приехал из Марокко, встал на ноги, начал торговать одеждой. Мальчик Абаауд родился в благополучной семье совершенно не религиозным, мальчик рос хулиганом. Маленькое злобное чудовище, вот, из той серии, которые режут кошек и запугивают слабых.
Крал, собственно, занимался тем, что пропивал и прокуривал украденные деньги. В отчаянии папа забрал его из общей школы, отдал в одну из самых дорогих частных школ в Брюсселе Collège Saint-Pierre. Через год этот урод вылетел и оттуда, опять же, за хулиганство и воровство чужих кошельков.
Это была такая, золотая молодежь. Трахался, пил, кололся, ездил на отличной машинке, зависал в ночных клубах. Так как денег на клубы не хватало, занялся вооруженным грабежом, угодил в тюрьму и там встретил, как и его коллега по террору Ахмед Кулибали, некоего Фуада Белкасема.
Белкасем тоже сидел сначала за участие в наркокартеле, но в феврале этого года этого человека уже посадили за то, что он переправлял людей в ИГИЛ.
Вот там Абаауд обратился. То есть классика жанра: молодой негодяй, который привык убивать и грабить, вдруг слышит, что он теперь не негодяй, а воин Аллаха: можно делать всё то же самое, но за это попадешь не в тюрьму, а в рай. И ясен пень, что европейская цивилизация, которая за это сажает в тюрьму, умножает его (Абаауда) достоинства.
Вот, сразу два вопроса. Что можно было сделать с таким вот Абааудом? Ответ: «Очень многое». Ну, например, Белкасем должен был сидеть в одиночке. Второе заключалось в том, что Абаауд должен был уехать в Сирию и не возвращаться оттуда.
Ну и мой главный вопрос «Какая недостаточная толерантность была проявлена к Абаауду, семья которого преуспела в Бельгии, отец которого устроил его в элитную школу? И в чем заключалась недостаточная толерантность?» Вот, то есть когда он воровал в школе кошельки, не надо было его отчислять?
Это, помните, у Стругацких в «Попытке к бегству», когда стражник, едва ему дают варенье, наглеет? Вот, какая недостаточная толерантность была проявлена к стражнику? Надо было дать ему больше варенья.
А теперь, собственно, вопрос. Amnesty когда-нибудь переменит позицию? Она когда-нибудь перестанет говорить, что варенья дают недостаточно? Ответ: «Нет». И это то, на чем Amnesty имеет свой статус.
И я, собственно, возвращаюсь к тому, с чего начала, что это религия. Что каждый раз, когда вы, сталкиваясь с чем-то, что противоречит очевидному здравому смыслу и что, наоборот, устроено так, что усугубляет существующую проблему, это религия.
В общем, каждый раз, когда во Франции что-нибудь горит или в Британии банды пакистанцев или вестиндцев грабят магазины, которые принадлежат таким же как они пакистанцам и вестиндцам, всегда возникают социальные работники, которые начинают спрашивать «Что мы можем сделать еще для этих бедных людей?» И знаете, что самое поразительное? Что, например вот, в Австралии и в Сингапуре нету этих социальных работников даже не левого истеблишмента, а, вот, именно конкретно социальных работников, статус которых ровно и состоит в том, что они могут сделать еще для этих бедных людей. И как-то, вот, и бунтов нету.
И более того, даже вот только что, когда Конгресс США принял закон об ограничении приема Штатами беженцев из Сирии и Ирака, там какая-то журналистка написала в Twitter’е, что, дескать, Статуя Свободы склонила голову. Так на журналистку посыпались негодования. Ох, представьте себе, что было бы в Европе – ровно наоборот.
Ну, собственно, вернусь к тем событиям в России, в том числе и на позапрошлой неделе, о которых я не успела сказать просто потому, что, естественно, всё перекрыли парижские теракты. Ну, самое значительное из них – это замечательная история с российскими дальнобойщиками, которые бастуют, которые бастуют из-за дорожного сбора, который будут снимать со всего, что весит больше 12 тонн. В общем-то, формально это очень правильный дорожный налог, потому что, вроде как, во всем мире взимают с тяжелых грузовиков, которые, бла-бла-бла, разбивают дороги. Но дальше оказывается, что, ха-ха-ха, взимать будет сын Ротенберга, что прекрасно прежде всего потому, что, вообще-то, вы знаете, вот, в школьных учебниках написано, что когда государство отдает налоги на откуп частным структурам, это слабое государство, это вот оно не встало с колен, а вот это такие откупщики времен Рима.
И очень интересно рассказано у Навального, как всё это было проделано, потому что… Ну, вообще-то, еще раз повторяю. Ну как? Вполне… Если это налог, то налог должен всегда взиматься государством. А тут сначала создается какая-то дочка РосТеха. При этом, в конце концов, это тогда уж если это взимает компания, то можно это вынести на конкурс. Но на конкурс это не выносят, потому что соображения национальной безопасности. А после того, как без конкурса это отдается дочке РосТеха, то оказывается, что сын Ротенберга приобрел 25% этого оператора, что из собранных денег 10 миллиардов в год будет уходить к акционеру, и что, в общем-то, это и выглядит ровно как схема по отдаче налога на откуп. Особо смешная потому, что, учитывая то, что из 622 миллиардов рублей, которые потратит Россия в этом году на ремонт дорог, ну вот те 40 миллиардов, которые соберут с дальнобойщиков, в общем, не исправят положения.
Собственно, самый главный вопрос-то другой. Я совершенно согласна с тем, что теоретически в правильной стране с хорошими дорогами можно собирать дополнительную плату за грузовики – это нормальная общемировая практика. Но вопрос: «А что у нас еще соответствует нормальным общемировым практикам?»
Вот это как с оффшорным законом: у нас антиоффшорный закон, действительно, очень похож на антиоффшорный закон, который принят в США. Только у нас при этом российская правовая инфраструктура совершенно не соответствует той правовой инфраструктуре, которая существует в США. Поэтому американский антиоффшорный закон приводит к тому, что компании, которые очень хотят остаться в США, потому что они имеют преимущества неприкосновенности, гарантии частной собственности, развитой инфраструктуры, развитого рынка труда и так далее, они остаются в США, а наши компании, когда им говорят, что, вот, за большое право работать в России вы еще должны проделать то-то и то-то, и то-то, и перевести свои акции в Усть-Урюпинск, наши компании говорят «Извините, пожалуйста, а зачем? Что такого намазанного на хлеб в России, что мы должны в России регистрироваться?»
Вот, собственно, то же самое с платой за проезд тяжелых автомобилей. Теоретически правильно. Но, ребята, учитывая, что не на эти деньги будут приведены российские дороги в порядок, может, сначала, ну, скажем вот, взять эти деньги из сокращения гигантской армии прожорливых гаишников, которые и так кормятся с большегрузников?
И я не знаю, к чему приведут протесты дальнобойщиков. Очень возможно, что они возымеют успех, потому что несколько лет назад, если вы помните, была другая замечательная история, когда всем дальнобойщикам требовали поставить на их машины устройство, которое называется «тахограф», которое, опять же, стоит на всех европейских грузовиках, но в России, естественно, всё это было поставлено с ушей на голову. В России, естественно, тахограф, во-первых, стоил во много раз дороже, во-вторых, производился одной определенной фирмой, которая была лицензирована, а без этого никак. И получалось там, по-моему, реально с установкой где-то 70-80 тысяч рублей, что просто было больше, чем дальнобойщик зарабатывал за месяц. И все взвыли, и до 2017 года всю эту историю тихонечко отменили.
Вот, что в этой новости важного? Что есть несколько сотен тысяч человек, которых она реально коснулась. Дальнобойщиков в России много. У нас 3,5 миллиона грузовиков – ну, понятно, какие-то косые, кривые, хромые. Но, в конце концов, это люди, это напарники, это семьи. И, вот, я уверяю, что каждый из этих нескольких сотен тысяч после поста Навального знает, что денежку будет получать сын Ротенберга. Вот этот водитель фуры получает 50 тысяч рублей… И бесплатный подарок – это, конечно, обращение депутата Евгения Федорова о том, что США не дремлют, через свою «пятую колонну», через национал-предателей пытаются ликвидировать Россию акциями дальнобойщиков. Потому что это круто! Потому что это, знаете ли, не «Крым наш». Вот, дальнобойщик смотрит по телевизору и узнает, что там вот в Крыму проклятые американцы пытались руками украинских фашистов вырезать российское население. И это далеко. А вот это близко. Дальнобойщик знает, что он получает 50 тысяч рублей, и дальнобойщик знает, сколько с него дерут менты…
Поговорите с любым дальнобойщиком, поговорите с любым водителем, который, я не знаю там, вам торф привез, какое у него отношение к ментам, да? У него сразу, вот, становятся глаза белые. Да?
И я думаю, что теперь любой дальнобойщик еще услышит обращение депутата Евгения Федорова, из которого он о самом себе узнает, что, оказывается, он агент США.
Вот, в менее атомизированном обществе такие вещи давно бы привели к взрыву. В России, как я уже говорила, ну, у нас атомизированное общество, и у нас всё это не приводит к социальному взрыву ровно потому, что на одного трудягу-дальнобойщика приходится, ну там, десяток других социальных иждивенцев. И кроме того, вот, он по этому пункту понимает, что с ним творится, а по пункту «Крымнаша» не понимает.
Но тем не менее, вот, действительно, удивительный факт, что в условиях сокращения доходов всего населения, поскольку есть необходимость кормить ту околопутинскую элиту, ситуация дошла уже до того, что, вот, налоги отдают на откуп.
Еще одна история, которую я хотела прокомментировать, это история по поводу ареста Варвары Карауловой, которая, кстати, в пандан всему, что происходит на Западе, потому что это крайне неприятная история, которая началась несколько месяцев назад, когда девочка из благополучной семьи надела хиджаб, влюбилась заочно в вербовщика и решила бежать в Сирию.
Классика жанра. Не надо рассказывать, что влюбилась – это значит, что у девочки какие-то серьезные, вполне глубинные проблемы с взаимоотношениями с родителями, с взаимоотношениями с обществом. Хотя, всё бывает. Потому что, действительно, дальнейшее поведение таких девочек непредсказуемо. Я могу вспомнить одну из таких девочек – это Аян Хирси Али, сейчас совершенно знаменитая женщина, которая стала знаменем борьбы против исламского фундаментализма и которая в своей автобиографии рассказывает, как она, будучи 16 лет отроду, в Кении, куда бежала семья, завернулась в хиджаб, страшно надеялась, что она скоро будет близка с Аллахом, и считала, что если мужчина увидит кусочек ее пятки, то всё, после этого она будет гореть в аду. Так что… Вот то, что происходит с человеком в 16 лет – это не то, что с ним происходит потом в 30.
Но вот… Папа Варвары Карауловой, которого я очень понимаю, сделал всё, чтобы отмазать дочку. Это довольно крупный бизнесмен, он окончил МГУ, он занимался консультированием зарубежных нефтяных компаний, потом работал в Ренессанс Капитале, потом возглавлял крупную компанию «Дивизион», теперь он возглавляет компанию «Информзащита», которая очень много услуг оказывает в том числе и силовикам. То есть, видимо, это человек, который мог что-то нажать и отрегулировать.
Значит, вытащили дочку, он героически поехал в Турцию, ее забрал, поднял шум. Девочку положили в психушку, ей сменили фамилию. Вдруг, бац, через несколько месяцев ее арестовывают.
А дальше начинается самое удивительное. Встает некий человек, который называет себя ее адвокатом, и говорит «Ну, а что ж вы будете хотеть? Девочка вышла на связь с террористами». Ну и, конечно, у всех, кто это слышит, в том числе и меня, оторопь. Почему это говорит ее адвокат? Почему ее адвокат признает ее вину?
А вторая оторопь начинается, когда я вижу, что Павла Караулова везде начинают называть в новостях «сотрудником ФСБ». Но это неправда, да? Это не сотрудник ФСБ, это бизнесмен, который с точки зрения фсбшников является терпилой, да? Которого можно раскручивать, к которому можно ездить. Я понимаю, что это «жжж» неспроста, да?
И, вот, наконец, на этой неделе всё разрешилось, разъяснилось и мама девочки дала интервью, в котором говорит, что да, Варвара продолжала переписку со своим вербовщиком, и продолжала она под прямым контролем ФСБ. Это, кстати, было первое, о чем я подумала, когда услышала, что она продолжала переписку, потому что понятно, что, ну, наши чекисты работают совершенно определенными способами. Вариантов не было, что после того, как Варвара вернулась из не Сирии, а Турции еще, что они ее не контролировали от и до.
То есть мама девочки говорит, что они полностью контролировали переписку. Что, кстати, является, с одной стороны, очень жестоким по отношению к девочке, потому что, ну, вот, как, действительно, продолжать?.. Это всё равно, как если бы человек был наркоман, но вместо того, чтобы вылечить его, ему бы продолжали говорить «Вот, иди к этому чуваку, покупай у него наркотики, а мы затем будем следить за этим чуваком». Ну, это хотя бы имело оперативный смысл.
И стоп, ребята! Я могу сказать, я честно совершенно б не возражала, если бы Варвара Караулова уехала в Исламское государство. Конечно, жалко человека, но на всех не нажалеешься. Я бы даже не возражала, если бы ее посадили после возвращения. И я бы не возражала, если бы там ее простили, она бы опять связалась с вербовщиком. Но если девочка под контролем фсбшников продолжала оперативную игру, а потом ее посадили, то помимо того, что это означает, что, вот, нет границ подлости, вот, нельзя иметь с этой публикой дело, потому что первый инстинкт нынешнего путинского силовика – это, вот, как бы, продать и остричь того человека, который просто шел мимо, который в окне троллейбуса увидел. Вот он идет мимо, надо подумать, чего это с ним можно сделать.
И, конечно, вторая мысль, которая очевидна при этой истории, это что вымогают бабки у отца. Вот, извините, это к тому, что нельзя такими инструментами, которые сейчас сажают Варвару Караулову, сражаться против ИГИЛ.
Ну и последнее, о чем я хочу поговорить, это история с дисквалификацией наших спортсменов-легкоатлетов, которая очень походит на историю с Кубком мира в России и с лучшим другом Страны Советов Йозефом Блаттером, президентом FIFA, который сначала и Катару дал кубок, и России дал кубок, а потом системно загремел. Причем, выяснилось, что дело не в том, что в FIFA кто-то дает взятки, а в том, что вся система спортивной бюрократии в FIFA устроена так, что большое количество абсолютно незначительных стран, которые не заинтересованы в футболе, имеют своих представителей, которые заинтересованы, скажем так, в различных формах поощрения со стороны стран, которые хотят провести у себя чемпионат.
Вот, то же самое произошло в легкой атлетике. Там избрали нового президента Ассоциации лорда Коу. Его предшественник Ламин Диак загремел, он арестован во Франции по обвинению в том, что он получал деньги от российских спортсменов. И, конечно…
Знаете, ситуация очень похожа на историю с полонием. Вот, почему полонием-то травили Литвиненко? Потому что думали, что у них там не смогут этот полоний определить. И вот Россия – она не такая передовая страна в смысле химических технологий, вот она и ловится.
Но по поводу спорта, прежде всего, я вам рекомендую совершенно замечательное интервью господина Родченкова, начальника Московской антидопинговой лаборатории, которое теперь склоняют на все лады. Оно исчезло со своего первоначального сайта, но оно легко находится в интернете. Это потрясающее по откровенности несколько лет назад интервью, которое рассказывает, ласково называет станозолол «стромбочкой», которое рассказывает, какая существовала нечеловеческая программа, абсолютно химическая подготовки спортсменов в ГДР, которое рассказывает потрясающую вещь о том, как еще на Олимпиаде в Лос-Анджелесе, когда мы должны были поставить на пирсе корабль, который бы определял пробы наших спортсменов и когда американцы не дали на это добро, то на следующий день объявили о неучастии наших спортсменов в Олимпиаде.
Ну, собственно, из интервью господина Родченкова, вот, ясно, что было 2 системы при «Совке». Одна была государственная, а другая (в капиталистических странах) была частная, когда спортсмен принимал допинг на свой страх и риск. И вот из фильма Зеппельта, немецкого спортивного журналиста, с которого, собственно, и началось, понеслось дерьмо по трубам, выяснилось, что у нас в России есть своя система, третья, совершенно необычайная, которая заключается в том, что, с одной стороны, есть строжайшее государственное принуждение к допингу, а с другой, что спортсмен сам должен это оплачивать.
Там было совершенно потрясающее интервью бегуньи Степановой, которая рассказывает, как она приходит в кабинет к человеку, которого имя она называет, и тот говорит ей… Дает ей баночку и говорит «Первое место возьмешь – 50 тысяч рублей, третье – 20 тысяч. И 5% от всего, что ты заработаешь за сезон».
И там есть рассказ потрясающий марафонки Лилии Шобуховой, которая, в конце концов, за свои допинг-пробы заплатила 450 тысяч евро. И когда ее сняли за допинг, она потребовала эти деньги вернуть. И казалось бы, что это абсолютно кажется уткой. Но Зеппельт добыл доказательства, что 300 тысяч евро, действительно, были переведены со счета сингапурской компании.
Ну, понятно, что главная реакция наших функционеров – во-первых, мы всё исправим, а, во-вторых, это дискредитируют нас враги.
Но главное, о чем я хочу сказать, что, вот, на примере этого скандала мы в очередной раз видим, что спорт в том виде, в котором он существует, превратился в свою противоположность и потерял всякий смысл. Потому что когда, собственно, Де Кубертен создавал Олимпийские игры, он считал, что будут соревноваться любители и исключил из соревнований профессионалов, которые спортом зарабатывают деньги.
Единственное системное решение проблемы (по крайней мере, части проблемы), с моей точки зрения, заключается в том, чтобы признать, что это фикция. Чтобы сделать весь спорт профессиональным. Чтобы спортсмены получали за выступления ровно те деньги, которые заплатили зрители за то, что они смотрят на этих спортсменов. И тогда проблема допинга, как ни странно, частично исчезнет сама собой, потому что, знаете вот, принимает ли балерина стероиды? Ну, никому не интересно. А, может, и принимает. Люди же платят не за то, принимает она стероиды или нет, а платят за то, как она танцует. Вот, единственное, что можно сделать, – это вернуться к рыночной модели спорта.
Юлия Латынина
Источник: echo.msk.ru
