Я хорошо запомнила выражение exit strategy, спасибо сериалу “Западное крыло”. Вообще, как говорил один умный человек, красиво прийти – не проблема, проблема красиво уйти. Он, правда, говорил это применительно к исчерпавшим себя личным отношениям. Применительно к войне это правило вполне годится и называется стратегией. Если ты ввязываешься в военное противостояние, лучше бы точно понимать, как и в какой момент из него выходить. Если ты вынужден воевать на своей территории, то тут более или менее ясно, что является финалом. Если это чужая война, особенно на Ближнем Востоке, в которую ты решил почему-либо вмешаться, то лучше все же иметь exit strategy – стратегию выхода. И вот тут у меня вопрос: какова эта самая “стратегия выхода” России из внутрисирийского конфликта, в который так неожиданно и ко всеобщему удивлению президент Путин втянул свою страну.
По тактике у меня нет вопросов: вся авиаракетная российская “битва за Дамаск” имеет единственную цель – удовлетворить эго и интересы одного человека. На фоне угасающего антиукраинского патриотического угара в стране и буксующих минских переговоров, на фоне санкций, кризиса и падения цен на нефть, на фоне неуклонно продолжающегося расследования по сбитому малайзийскому “Боингу”, на фоне отключения Путина от участия во влиятельных геополитических мировых клубах, российский лидер вернулся к тому, что “до нефти” было главным пугалом СССР, – собственно к оружию.
Путин выбрал силовой вариант собственного возращения в мировую политику, не очень даже понимая, судя по его недавнему интервью Соловьеву, кто такие сунниты и шииты и что они не могут поделить на территории, на которой он сейчас испытывает российские ракеты. Все рассказы о борьбе с “Исламским государством” на сирийской земле – блеф. Задачи две: стать снова международным игроком, с которым нельзя не считаться, и защитить собственное будущее, защищая Асада, которого (за редким исключением) никто более защищать не собирается. Выражение “законно избранный президент” стало мемом в устах российского президента. Как человек, возглавляющий страну, где выборы происходят так, как они происходят, Путин давно уже оказался в дурной компании одиозных лидеров, некоторые из которых у него на глазах расстались с жизнью. Они ведь тоже были “законно избранными” ста и даже более процентами голосов в рамках той системы, которую сами себе организовали для полной, окончательной и вечной победы. Путина это пугает, поскольку круг таких лидеров сужается, их время осталось в прошлом. И поэтому, как в том анекдоте, береги Асада, а то завтра придут за тобой.
Россия совершает авиа- и ракетные удары по территории Сирии. Вопрос: сколько времени российский верховный главнокомандующий предполагал это продолжать? Если судить по размеру территории, контролируемой режимом Асада, и той, значительно большей, что ему не подконтрольна, а контролируется частично оппозицией и частично “ИГ”, эта история – не на пару недель. За пару недель Асад не восстановит контроль над страной. Я полагаю, что после первых массированных ударов Путин рассчитывал на начало политического диалога с другой коалицией, которая не поддерживает нынешнего сирийского лидера. Но такого диалога нет. Есть контакты между военными, потому что последнее, что нужно миру, – столкновение американского или любого другого союзнического самолета с российским в небе над Сирией. Или еще одна катастрофа по типу малайзийского “Боинга”. Поэтому военные идут на контакт, время от времени фиксируя опасные сближения российских самолетов с американскими. Но премьера Дмитрия Медведева с делегацией Вашингтон недвусмысленно завернул. Во-первых, сегодня Дмитрий Медведев – не тот человек, с которым серьезные политики готовы разговаривать (не знаю, был ли у Путина расчет на то, что у Обамы и Медведева сложились в свое время теплые отношения, или Путин просто опасался получить отказ и выставил вперед Медведева – если унизят отказом, то не его, Путина). Во-вторых, Запад вполне цинично может быть политически заинтересован, чтобы Россия как можно глубже увязла в Сирии, памятуя, чем закончился советский поход в Афганистан.
Путин явно рассчитывал на то, что, показав в ультимативной форме собственную решимость действовать так, как считает нужным – в любом регионе мира и продемонстрировав новые ракеты, – он вынудит антиасадовскую коалицию вернуть Россию в политический пул, как минимум тот, что разруливает ситуацию вокруг Сирии. Сложно сказать, думал ли он в тот момент, когда санкционировал бомбежки Сирии, о возможно обратном эффекте и усилении рисков терактов со стороны “Исламского государства” на территории России. Уверен ли Путин в готовности российских правоохранительных органов и спецслужб справиться с такой опасностью? Имея тот трагический опыт, который мы имеем, я лично в этом никак не уверена.
Внятного ответа на вопрос, какова же была стратегия выхода из этой чужой войны, нет. Он не прозвучал ни в одном интервью Владимира. Непонятно, где есть та конечная точка, тот предел и те сроки, на которые рассчитана российская операция по спасению неспасаемого Асада. Скорее всего, возможная точка выхода уже пройдена – с отказом Вашингтона вести политические переговоры с Медведевым. У Путина есть шанс наступить на горло собственной гордости и предложить Обаме новую встречу. Напомню, впрочем, что именно после их последней, совсем недавней встречи российский президент демонстративно начал военную операцию, которая вызвала и вызывает негативную реакцию и наиболее сильных стран в регионе, и стран западной коалиции. Впрочем, также возможен вариант, что российский президент понимал: с Медведевым встречаться не будут, и теперь просто накапливает аргументы в защиту собственной позиции. До вчерашнего дня аргументов было два: первый – мы им предлагаем коалицию, а они предпочитают свою коалицию без нас, второй – вы говорите, мы бомбим не “ИГ”, а оппозицию, тогда дайте ваши данные, где бомбить, но они не дают. И вот теперь: мы предлагаем Америке политические переговоры по Сирии, а они не хотят. Накапливание такого рода аргументов (эффективных до некоторой степени только внутри России, особенно если не объяснять, почему не хотят и почему не дают) скорее говорит о стратегии продолжения и, возможно, расширения операции, нежели о стратегии выхода из нее.
Можно ли просто взять и с понедельника прекратить участие российских военных в сирийской операции? Выбрать вот такую простенькую exit strategy? Конечно, но тогда совсем не понятно, что это было. И пропагандистский эффект от нашей так называемой войны с терроризмом для внутреннего потребления лопается как мыльный пузырь.
Если президент Путин рассчитывал шантажировать Запад, разменять на что-то ему нужное российское военное присутствие в Сирии, он выбрал неверную тактику. Если Запад не пойдет на политическое сотрудничество и готов не мешать Путину выдыхаться в Сирии, увеличивая военные расходы за счет сокращения бюджета на врачей, учителей и медиков, то он ошибся и в стратегии. Ни военных сил, ни средств, чтобы сидеть в Сирии долго, у России нет. Если страны антиасадовской коалиции начнут поставлять оппозиции зенитные комплексы (о чем оппозиция их просит), то риск не выйти из этой авантюры без потерь у России серьезно возрастет. И даже если очень не хочется сравнивать с Афганистаном, удержаться от такого сравнения будет еще сложнее.
Еще раз повторю: в участии в этой войне в России заинтересован только Владимир Путин (ну, или коллективный Путин, если угодно). Ни ребята, которые там воюют за какого-то им неведомого Асада, ни страна, которая переживает не самые простые времена. Ну, может быть, еще ведущие телевизионных новостных выпусков и аналитических программ, для которых президент России каждый день пишет сценарии.
Наталия Геворкян
Источник: svoboda.org
