На высоком берегу великой сибирской реки стоял большой, но изрядно обветшавший двухэтажный дом, когда-то гордый классическим портиком с колоннами у входа, но ныне вызывающий лишь уныние и печаль своими облупленными стенами с облезлой краской поверх облупившейся штукатурки. Здание находилось на краю небольшого городка, затерянного среди безбрежной густой тайги и имевшего лишь маленькую железнодорожную станцию в качестве связи с большим миром, куда вел огромный стальной мост над свинцовыми и всегда холодными водами. Большую часть года небо имело такой же уныло-серый цвет, как и весь городок, будто покрытый цементной пылью от единственного промышленного предприятия, с трудом поддерживавшим жизнь в этом Богом забытом захолустье.
Впрочем, в редкие погожие деньки конца лета природа радовала жителей не только погодой, но и грибами, ягодами и орехами. Вот и сейчас Мишка шлялся в поисках подножного корма по заросшим кустарником окрестностям, выбравшись через тайную дырку в трухлявом заборе, ограждающем детский дом. Сирот там не баловали разносолами, а растущий организм пацана требовал регулярных и полноценных калорий. Иногда можно было наловить рыбех самодельной удочкой, а потом пожарить на прутиках там же на берегу, но зимой приходилось переться в город, клянчить или подворовывать, а то и отбирать деньги силой у местных школьников. Поэтому детдомовцев там не любили, а поймав, чаще всего били. В этот раз почти теплую компанию его закадычных корешей оставили после уроков, и он ушел в лес один.
В это раз ничего достойного добыть не удалось, и мальчик изрядно притомился. Закатный луч уже окрасил огнем густой ивовый куст, когда оттуда вдруг послышался хриплый шепот.
– Тсс, шкет, ну-ка хиляй сюда. Не бойся, не съем, я сегодня сытый, – из-за куста послышался отрывистый смех, похожий на лай.
– Ты кто, че надо?- пацан малость оробел, но старался держать форс. Деру дать еще было можно, но уже не солидно, – Ты вообще где, я тебя не вижу?
– А тебе пока и не надо. Придет время, все сам узнаешь. Это тебя поселковые так? – Мишка понял, что незнакомец имеет ввиду фингал под глазом и смущенно кивнул.
– Ну, это мы потом с ними разберемся. Будешь слушаться, стану как отец родной. Я вижу, ты шнырь толковый, – малой не все понял, но зарделся от похвалы.
В интернате мало кто знал своих настоящих родителей. От большинства младенцев отказывались еще в родильном отделении. Это было неудивительно при ужасной экологии и повальном пьянстве местного населения. Зарубежные доброхоты-усыновители редко залетали в эти края, а среди коренных жителей такого и отродясь не водилось. Мишаня не был отказником, но тоже не знал своих предков. Нянечки как то рассказали ему, что нашла его еще грудничком дочка директора детдома, в лодке, приплывшей неизвестно откуда. Возможно, поэтому мальчик не был дебилом и учился очень неплохо, злоупотребляя иногда покровительством директора, которого за длинный крючковатый нос воспитанники звали Птахом. Но и возможное обретение самозваного отца-заступника ему было весьма приятно и полезно.
Во многих детских учебных учреждениях Сибири, воспитание подростков определяла вера в АУЕ, арестантский уклад и понятия, привитые откинувшимися с зон уголовниками, коих осело в тех краях немеряно еще с давних времен. Молодую смену лишенцев готовили упорно и целенаправленно, заставляя воровать и даже грабить, собирая дань со всех прочих в общак, нужный на грев еще парящихся на нарах сокамерников. Сопротивляющихся или возражающих били, унижали, быстро ломая детскую психику и заставляя принимать происходящую несправедливость как неотъемлемую данность бытия. Подросток рано понял, что гораздо лучше самому собирать дань, нежели отдавать, но для этого необходима была сила и авторитет, что бы встать самому во главе собственной шайки.
Однако пока он был мал, им помыкали не только старшеклассники, но и нянечки, а также прочий обслуживающий персонал. Особенно свирепствовал злобный верзила-надзиратель, заставлявший детей драить туалет зубными щетками, отжиматься среди ночи, а на досуге копать картошку на его личном огороде. Мишка страдал от всего этого не меньше других, но в тайне копил ненависть, мечтая при случае убить подонка. Он вкратце рассказал все это новоявленному родителю, встретив полное понимание. Казалось, что тот и сам все это прекрасно знал, сразу пообещав освободить сирот от криминальных поборов, побоев и произвола. Но за поддержку и защиту потребовал ежедневный хавчик, курево и долю в доходах. Это была разумная цена, и будущие подельники быстро вошли в преступный сговор.
Последствия не заставили себя ждать. Вскоре охранника нашли на даче с засунутым в заднее отверстие черенком лопаты, а спустя некоторое время куда-то бесследно исчез и смотрящий за поселком от урок. Участковый мусор не стал сильно усердствовать в розыске, но когда на станции вдруг появились неизвестные плечистые парни в черных кожаных куртках, местные криминальные кадры начали гибнуть один за другим при невыясненных обстоятельствах. Приехавшая следственная группа не сделала жизнь аборигенов спокойнее, и стало понятно, что добром это все не кончится. Вокруг детдома начали сжиматься круги, хотя на допросы никого еще не таскали, но Мишка пожаловался Пахану, как тот потребовал себя теперь именовать, хотя и по-прежнему предпочитал скрывать свою личность среди зарослей.
– Не ссы фраер, не такое видели. Ты – кент фартовый, прорвемся. Нужно только успеть ноги сделать, – бодро ответил нареченный отец, а после резонно добавил, – но для этого тебе с корефанами надо бы ксивы у бугра получить.
– Куда ж мы подадимся то? Кому и где мы нужны? Нам тут вроде после выпуска даже жилье обещали… Да и не отпустят нас сейчас,- засомневался было пацан, но быстро получил решительный отлуп.
– Ты на кого батон крошишь, сявка? Я за базар отвечаю. Знаю я место такое заветное, там всегда сухо, тепло и комфортно. Заживем как куркули, век воли не видать! – заверил салагу добрый папа, – а заартачатся – пригрози, что мало не покажется. И передай там своим, чтоб не болтали лишнего, а к походу готовились.
Птах внимательно выслушал смущенного Мишку, но отказал, сославшись на начавшийся учебный год и необходимость закончить хотя бы 9 классов. На обещание голодовки посмеялся, в детдоме и так не баловали рационом, а резать вены предложил в дурке. Понтоваться было нечем. Хорошо, хоть не посадил в изолятор. Пришлось пакостить по-мелкому. Всерьез никто не пострадал, но устроить короткое замыкание и поджог старых матрацев все же удалось. Впечатления это не произвело, но погода начала портиться, река подернулась первым ледком, и жить на природе стало неуютно даже бывалому каторжнику. Зато раскисшая от грязи земля схватилась и пропала привычная для этих мест мошкара. Зек решил не затягивать и валить в бега до серьезных морозов, пока не выпал настоящий снег.
Мишке предстояло оповестить и убедить корешей, собрать пожитки и провиант, а тем – взять в долг или стырить все, что могло пригодиться в долгой дороге. Когда все было готово, уговорились, что Пахан пойдет первым, проверяя лед и будет подсвечивать фонариком, обозначая направление движения. Споив паленой водкой нового охранника, в полночь выступили, стараясь не шуметь и не теряться в темноте. Через реку шли по одному, держась за веревку и с опаской слушая потрескивание неокрепшего льда, но Бог миловал и все вскоре выбрались на противоположный берег, где их наконец встретил их тайный предводитель. Оказалось, что необходимо идти не к дороге, а еще дальше вглубь чащи, что бы откопать ведомый только ему клад. Возражать никто не решился, несмотря на холод, страх и усталость.
Наутро их хватились и выслали погоню по еще оставшимся следам, но полицейский УАЗик провалился через несколько метров под лед, а мокрым и замерзшим сыщикам самим потребовалась помощь. Когда к вечеру прибыло подкрепление из райцентра, беглецов искать было уже поздно. Пока договаривались с военными насчет вертолетов прошло еще несколько дней. Потом погода испортилась надолго, тучи опустились низко и помела поземка. Среди бесчисленных оврагов и пещер предгорий их следы затерялись окончательно. Приехала очередная комиссия, охранника уволили, директору объявили строгий выговор, но лишнего шума поднимать не стали, разослав лишь ориентировки по окрестным районам. Скандал начальству был не нужен, проще было списать пару десятков сорванцов.
Через неделю блужданий по тайге беглецы выбрели к мрачному утесу, где под огромным валуном раскопали тяжелый металлический контейнер со странным черным значком в желтом круге. Пахан почему то приказал поставить его на срубленные палки и не трогать руками. После чего двинулись в ему только ведомом направлении сквозь замерзающую тайгу. Они так и не вышли ни к железке, ни к автотрассе, но говорят, что их видели в разных местах. Одичавшая и голодная стая налетала на маленькие заимки и полустанки, грабила и убивала, забирая в первую очередь одежду, обувь и пищу. За годы блужданий они привыкли спать на сырой земле или случайных пещерах, хорошо маскироваться и питаться дарами небес. Возможно, лет через 40 они и выйдут к людям, но будут ли еще сами людьми – неизвестно.
