Валерку нелегко было напугать, но когда на краю поля, где он обустроил скрадок, словно из-под земли, раздался утробный рев, ему стало не по себе. Что-то необузданно могучее ломилось на охотника, круша на своем пути кукурузные стебли.
Вскинув двустволку, он и не думал отступать, давно уверовав в то, что ни одно существо на земле не сможет устоять против силы оружия. На закраек, гордо неся корону рогов, вышел олень. Вечерний бриз накинул на охотника столь тошнотворный и специфический запах, что первое желание завалить эту гору мяса улетучилось само собой. Валерка шуганул свистом ошалевшую от любви скотину, затем разобрал курковку и, обмотав по отдельности стволы и ложе старой фланелевой рубахой (чтобы не цокали), спрятал все в мешок с кукурузными початками. ИЖ «Планета» завелся с полпинка и покатил по проселку. Когда Валерка заезжал во двор, теплая осенняя ночь окутала хуторок. В оконцах хаты горел свет. Катерина не вышла встречать — купала детишек и укладывала их спать. Валерка спрятал ружье в сарайчике и пошел управлять хозяйством…
Год назад врачи настоятельно посоветовали Катерине сменить Вологодский климат. На семейном совете решено было уехать на Кубань. В родном поселке Валерку ничто не держало:
леспромхоз, в котором он успел поработать после армии, развалился, родители умерли, а друзья кто спился, кто сел. Он тоже по пьянке накуролесил и схлопотал условный. Участковый забрал у него охотничий билет и ружье, а вместе с ними надежду на счастливую жизнь в этом захолустье.
Готовясь к отъезду и загружая нехитрое домашнее имущество в железнодорожный контейнер, Валерка в первую очередь вкатил в его гулкое нутро по толстым доскам мотоцикл с коляской — пожалуй, единственно стоящую вещь из всего, что он успел нажить. Немного подумав, тайком засунул внутрь узла с барахлом доставшуюся от Катиного деда нелегальную двустволку ТОЗ БМ.
Валеркиных сбережений хватило лишь на покупку саманной хаты на отдаленном хуторке. Зато к ней в придачу шел огромный, в семьдесят соток, огород, выходящий к реке. Крепкая, как и сам Валерка, семья зажила хлопотной, но нескудной жизнью.
Катерина вскоре родила третьего пацана. Валерка вкалывал в дышащем на ладан колхозе, сам заложил фундамент под новый дом, поставил баньку. Но все больше не давала ему покоя страсть к охоте и припрятанное в сарайчике ружье с дюжиной тускло блестевших латунных патронов. С азартом в глазах он провожал взглядом перебегавших дорогу зайцев и лисиц; фазаны, ранее виденные им только на картинках, дразня, разгуливали на задах огорода, а на речке было черно от уток и лысух. О том, что за всем этим обилием дичи присматривают егеря, свидетельствовали лишь поржавевшие аншлаги, сурово запрещающие охоту без путевок, хотя самих служителей Дианы он до сих пор не встречал.
Петля, как орудие добычи, претила Валере всегда, ибо губит она без разбора всех, кто в нее попался, будь то дитя или матка.
Валера с интересом примечал следы на раскисших после дождей полевых дорогах и вскоре имел полное представление о местном поголовье кабанов, знал все их ходы-выходы и лежки-кормежки. Наткнувшись в начале лета на потравленное дикими свиньями поле, он не выдержал. Прикинув все за и против, достал тозовку и отправился за мясом, о чем многозначительно известил Катюшу. Та пыталась отговорить мужа, но тщетно. Имея за плечами два года службы в полковой разведке, Валера самонадеянно рассчитывал сделать все по-тихому. Вскоре он уже был в укромном углу пшеничного поля. Разминая пальцами колосок, он чувствовал мякоть клейковины, а значит, пришла пора, когда свиньи дуром прут на посевы. Поглядывая на уходящее за горизонт светило, Валера прислушивался. Какофония хора камышовок и лягушек на заречке заглушали все в округе. Миллиарды комаров звенели вверху, готовясь с вечерней прохладой спуститься к прогретой земле. Ощущая приятный холодок стали и привычную тяжесть оружия в руках, Валерка упивался вновь обретенным чувством охотничьего азарта.
Вдруг, раздвинув плотную стену стеблей, из дударя высунулся кабан. Валерка припал на колени, стараясь не шуметь, плавно взвел рифленые курки тулочки. Растопырив лопухи ушей, зверь чавкал сочными зернами, то и дело настороженно замирая и шумно нюхая воздух. Точеная из латунного прута подкалиберная пуля с чпоканьем ударила в кабанчика, дробя на своем пути кость и разрывая плоть. Завалившись на бок, упитанный двухлеток беспомощно супонил копытами, угрожающе клацал и скрежетал невеликими клыками. При другом раскладе Валерка немедля дострелил бы животное, но в его положении лишний раз шуметь было неразумно.
Отойдя в сторону, он присел под одиноко торчащую на меже дикую алычу и задымил «Примой». Переломив ружье, достал гильзу, нюхнул подзабытый приятный запах сгоревшего пороха и в ту же секунду увидел, как на него бежит раненый кабанчик. Выстрела мужик не слышал, только почувствовал, как приклад, не долетев до плеча, жестко толкнул в ребра. Зверюга споткнулся и, посунувшись, затих у Валеркиных ног. Валерка ошарашенно смотрел в его стекленеющий глаз, судорожно пытаясь достать из кармана уже ненужный патрон…
Домой приехал, когда рассвело. Жутко хотелось спать, но, быстро помывшись под душем и позавтракав, он «помотоциклетил» на работу. По дороге ему встретился ГАЗ-69, где были двое мужиков: пожилой с заспанным лицом и молодой в пограничном камуфляже-стекляшке. Ох и не понравился Валерке колючий, пристальный взгляд молодого!
На стане Валерка как бы из праздного любопытства поинтересовался у бригадира, кто ездит на козлике.
— Та цэ новый охотовед — Иван Палыч.
—А зачем приезжал в колхоз-то?
— Та каже яка-то тварь питлями кабанив ловэ, а в одну оленуха впиймалась, та так и сдохла зазря. Просыв, если хто шо взнае, позвоныть ему или в охотосоюз.
Валера давеча тоже наткнулся на павшую ланку. Судя по всему, она погибла давно и была практически растерзана зверями. Рядом на тропах висели настороженные удавки. Перекусив пассатижами стальные жилы, он закинул тросики в темную воду канала. Дома он долго не мог уснуть, выходил во двор, курил, глядя на мерцающее звездами южное небо. Сердце щемило. Не так он хотел жить. Хотел работать, растить пацанов и, не стыдясь, приобщать их к охоте, объясняя, что хорошо, что плохо. Кто же это лютует с петлями? Вот бы вычислить злодея! Ночью ему приснилось, что на шее у него удавка из красивой атласной ленты. Вначале она приятно холодила кожу, а потом стала душить его, затягиваясь все туже…
После того ужасного сна Валера решил завязать с охотой до тех пор, пока с него не будет снята судимость. Бээмку он еще ранее перепрятал поближе к местам охоты, в отрезке асбестоцементной трубы, прикопанной в лесополосе. Ждать ему оставалось до Нового года…
Год назад Иван окончил институт по специальности охотовед. В Госохотинспекции ему предложили место в районе. Молодому, полному сил и не обремененному семейными заботами человеку была интересна любая работа. Как-то объезжая угодья, Иван обратил внимание на воронье, облепившее усохшую макушку ясеня. Под ним на заросшем порослью склоне мелиоративного канала лежали останки оленухи, попавшей в петлю. На соседних деревцах висели обрубки тросов. Рядом Иван нашел до ногтей докуренную «Приму», а на стерне — след мотоцикла с коляской.
Не желая оставлять преступление безнаказанным, охотовед начал собственное расследование, расспрашивал местных охотников, но они не представляли, кто этим занимается: «Ни, у нас питлями в жизнь никто не ловыл. Може, кто из приизжих?» На вопрос, кто ездит на мотоцикле с коляской по полям, почему-то вспоминали именно Валерку: «Вин мотается. То кукурузу после комбайнив збирае, то сино кролям косэ». Но все были уверены, что «хлопчик далек от охоты». Иван встречал его в полях на «ижаке». Однажды он нашел припрятанного в лесополосе «голубого мула», но засада, устроенная поблизости, не дала результата. К «ижаку» засветло вышел Валерка с пустыми руками и, никуда не заезжая, покатил на хутор…
В конце октября в заказнике Валерка снова обнаружил петли, которыми были опутаны кабаньи переходы через зарастающий мелиоративный канал и грязевые купалки, а также тропы среди камышей. Поймать с поличным душегуба и поговорить с ним по-мужски стало его навязчивой идеей. С рассветом Валерка уже притаился возле канала. Кутаясь в выцветший бушлат-афганку, ища по карманам зажигалку, он с удивлением вытащил из-за подкладки пищик на рябчика, утерянный еще на малой Родине. Любил он раньше бродить по усыпанным листвой дорожкам, выманивая из густых еловых куртин заматеревших рябцов. Проверяя, не разучился ли манить, посвистел петушком, затем самочкой. Рядом отозвалась сбитая с толку синица.
До Нового года практически все самцы благородного оленя успевают сбросить рога. Из этого прочного и красивого материала часто изготавливают рукоятки охотничьих ножей.
Не забыл он, как однажды шел в Вологодских лесах краем овсяного поля. С ним была лайка Ветка. Сторожкие тетерева, вспугнутые собакой, рассаживались на березах, но тут же улетали, когда Ветка начинала их облаивать. Вдруг злобный лай эхом прокатился по опушке. Собачонка, поджав хвост и выпучив глаза, стремглав бросилась к Валерке в ноги. За ней гнался медведь. Валерка вырвал из крайних гнезд патронташа пару турбинок в папковых гильзах и, загоняя их в патронники новенькой вертикалки, дико закричал, надеясь, что зверь отвернет, но тем самым лишь спровоцировал атаку на себя. Ветка, вздыбив на загривке шерсть, кинулась к медведю и, извернувшись, ужалила его сзади, вынудив отвлечься на обидчицу. Выстрел опрокинул зверя. Второй заряд Валерка отправил ему под ухо, стреляя уже хладнокровно, матерясь сквозь стиснутые в злобе зубы… Вечером к Валерке сошелся чуть ли не весь поселок. Теща с дочками едва успевала лепить пельмени, в чугунках томилась медвежатина с картохой и грибами. Тяжелая темно-бурая шкура триумфально висела на жердине в сенях, и Валерка, встречая гостей, демонстрировал на ней дыры от пуль, для пущей наглядности засовывая в них палец…
Гул мотора прервал череду воспоминаний. «Нива» остановилась возле камышей. Из нее вывалился грузный тип и, оглядываясь по сторонам, направился к каналу. Валерка заблаговременно затянул пару петель, чтобы убедиться в намерениях того, кто будет их по-новому настораживать. Он узнал этого человека. То был некий Питон, который когда-то перед ним бахвалился своими ночными «автосафарями» на зайцев. Говорили, что он пенсионер каких-то органов, что с дружком втихаря долбит электроловом рыбу. Валерке он был омерзителен. Но как научить его уму-разуму? Он решил действовать по ситуации, а она развивалась непредсказуемо. Питон вышел из камышей, но в наручниках и не один, а в компании двух человек: охотоведа Ивана и милиционера…
Для Ивана было делом принципа изловить того, кто насторожил петли. Он откровенно подозревал в этом деле Валерку, особенно после того, как нашел поблизости свежий след мотоцикла. В пять часов этим же утром охотовед заехал за участковым. Прибыв до рассвета в заказник и замаскировав поодаль «козлика», он с капитаном залег возле петель.
С восходом солнца поднялся ветер, и за шумом камыша не было слышно, как подъехала машина. Вдоль канала кто-то шел в напяленном на уши «петушке» и в фуфайке. Спустившись вниз, он стал поправлять петлю. Иван крикнул: «Тебе помочь, Валера?» Незнакомец обернулся. Скалясь золотыми коронками, на Ивана растерянно смотрел совершенно незнакомый мужик. При досмотре «Нивы» были найдены обрез с картечными патронами, петли, разделочный нож и топор…
Иван Павлович был доволен, что поймал браконьера. Но что-то его гложило. Он на сто процентов был уверен, что Валерка знал о петлях и был где-то рядом в тот день, но с какой целью? Позже Иван все-таки нашел Валеркин тайник с ружьем. Несколько дней провел он в засаде возле спрятанной тозовки, но тщетно: никто к ней не приближался…
Наступила зима. Полевые работы закончились. Распутица и отсутствие морозов в декабре были в диковину. Лишь перед Новым годом захолодало, раскисший от дождей чернозем схватился панцирем, а лужи — заиндевевшей склянкой льда. Валерий решил сбегать к тайнику. Если нелегалка еще там, он твердо решил ее утопить.
Труба была на месте. Но внутри лежал лишь сложенный вдвое, заволглый тетрадный лист. «Валерий Михайлович, надо поговорить, давай встретимся», — аккуратным почерком было написано на нем, и ниже стояла размашистая подпись охотоведа. Валерий, не мешкая, покатил в райцентр, на ходу обдумывая, что он должен сказать этому молодому, но настойчивому в своей правде человеку. Нутром чувствуя его моральную силу, он испытывал к нему уважение и, как ни странно, дружескую симпатию.
Охотовед, сидя в накуренном кабинете, старательно клацал на печатной машинке годовой отчет. В дверь постучали. Кто-то с окающим акцентом попросил разрешения войти. Иван догадался, кто пришел, встал из-за стола и протянул широкую ладонь для крепкого дружеского рукопожатия.
Источник: ohotniki.ru
