По мнению эксперта Пьера Ригуло, нам до сих пор доподлинно не известно, как работает северокорейский государственный аппарат, хотя получить сведения об обществе страны и стало проще.
Libération: Как можно охарактеризовать северокорейский режим?
Пьер Ригуло (Pierre Rigoulot): Хотя сейчас эта страна относится к тоталитарному миру, ее следует рассматривать и как часть коммунистической системы. Об этом говорит и ее официальное название: Корейская Народно-Демократическая Республика. В такой перспективе ее действия кажутся менее непредсказуемыми, а что касается ядерного оружия, вспомните, как советский лагерь пользовался им как средством давления, не собираясь на самом деле пускать его в ход. Северокорейские институты несут на себе печать ленинизма: одна партия, пирамидальная структура, обязательная идеология. Однако Северная Корея несколько дистанцировалась от коммунизма с 1970-х годов.
— Что можно сказать о развитии страны?
— Ее не назвать страной третьего мира. Несмотря на идеологический контроль, там есть университеты, серьезная образовательная система. После голода 1995-1998 годов систему распределения еды довели до ума. Теневая экономика получила большое развитие, люди научились выкручиваться самостоятельно. Появлялись частные рынки, причем некоторые так велики, что их видно со спутника. Ситуация в экономике — очень тяжелая, но она не обостряется. Урожаи в 2014 году оказались лучшими за последние 20 лет.
После прихода к власти Ким Чен Ына четыре года назад были проведены реформы, в частности в сфере коллективных хозяйств. Но условия жизни в деревнях и маленьких городах от этого не стали лучше. Столица же остается витриной страны, там живет руководство и большинство тех, кто поддерживает касту, на которую опирается режим. Как бы то ни было, очевидцы говорят об увеличении числа машин, ресторанов и хорошо одетых людей в городах средней величины вроде порта Вонсан (300 000 жителей, расположен на западном побережье страны, — прим.ред.).
— Какова доля теневой экономики?
— В стране наблюдается бурный рост экономики в тени официальных институтов. Так, например, вы открываете ресторан партийного комитета, однако представитель последнего за небольшое вознаграждение позволяет вам вести бизнес на капиталистический манер.
В результате получается почти дикий капитализм, который ведет к обогащению получающего взятки партийного руководства. Складывается слегка сумасшедшая ситуация: частное предпринимательство запрещено режимом, но при этом обеспечивает его выживание.
— Сохраняется ли до сих пор кастовая модель?
— Да, люди по-прежнему заперты в жесткой кастовой системе, которая является почти генетическим наследием, потому что связана с тем, как вели себя ваши предки. Если вам повезло оказаться в числе 10% приближенных к режиму, то сможете обогатиться.
В то же время никто не вправе выбирать место жительства, работы и учебы. Жить в Пхеньяне — большая привилегия. И если вы проявите недостаточно энтузиазма на демонстрациях в поддержку режима, районный комитет партии может заставить вас переехать в деревню с другими недостойными доверия элементами или даже отправить в лагерь.
По самым скромным оценкам, обвинения в предательстве родины были выдвинуты против порядка 100 000 человек и их семей. За решеткой вас могут продержать до тех пор, пока вы вновь не обретете идеологическое «здравомыслие». Но существуют и небольшие лагеря, куда вас могут отправить на несколько недель за незначительные правонарушения.
— Откуда нам становится известно о происходящем в стране?
— Появление мобильных телефонов многое изменило. Информация о стране появляется на иностранных сайтах. Идет этот поток и в другом направлении, несмотря на изоляцию и ограничения. Статьи и фотографии меняют точку зрения людей. Есть там и немало рабочих, которые трудятся за границей, в Китае, России или Катаре. Информация из внешнего мира подтачивает режим. Но устроить бунт было бы очень сложно. Люди находятся под пристальным контролем, и их карают за любой проступок. Надежда, пожалуй, есть со стороны руководства, которое не испытывает для себя угрозы и поэтому могло бы рискнуть.
— Ким Чен Ыну сейчас 33 года, а образование он получил за границей. Действительно ли ему хочется управлять страной так же, как это делали его отец и дед?
— Он прекрасно понимает необходимость реформ, но в то же время и опасность перемен. Если тоталитарное государство пытается измениться, в этот момент оно уязвимее всего. Режим же получает поддержку Китая, которому нужно только одно: стабильность на полуострове. Ядерная программа же становится не только продолжением логики «одни против всех», но и обоюдоострым мечом: если вы даете обещания повысить обороноспособность и улучшить положение дел в экономике, но результаты запаздывают, недовольство населения может возрасти. Мы имеем дело с третьим поколением династии Кимов, которая постепенно начинает блекнуть. Несомненный при Ким Ир Сене культ великого лидера несколько потускнел еще при Ким Чен Ире. Поэтому и дальше придерживаться старой риторики едва ли получится.
— Стоит ли ждать перестройки и свержения Ким Чен Ына?
— Жесткие репрессии среди высшего руководства и сохранение старых госструктур никак не указывают на такую возможность. Всего под «чистку» попали 140 человек, в том числе и в самых высоких руководящих эшелонах. По словам очевидцев, чиновники не слишком хотят подниматься по иерархической лестнице, потому что на вершине может быть очень опасно.
В режиме все настолько туманно, что нельзя исключать опасности и для самого Ким Чен Ына, если он хочет перемен. Грань между военной и политической властью весьма непрозрачная, в связи с чем возможен даже военный переворот. Один партийный идеолог воспользовался поездкой в Китай, чтобы бежать в представительство Южной Кореи. Он находился практически на вершине государственного аппарата, хотя и был не согласен с позицией.
Сегодня у нас есть доступ к целому ряду источников информации, но нам еще меньше известно и происходящем в внутри политического аппарата. Устранение Ким Чен Ына может быть очень жестоким.
