В последние несколько лет в новостях об Иране преобладала ядерная проблематика. Знаковое соглашение, заключенное Тегераном с Соединенными Штатами и другими мировыми державами, создает фундамент для урегулирования этой проблемы, но оставляет открытыми многие другие вопросы, касающиеся иранского будущего. Один из главных – по какому пути пойдет Иран после снятия санкций: откроется ли он миру, реализуя свой экономический потенциал, или влиятельная консервативная элита будет препятствовать глобальному взаимодействию? Выбор Ирана будет иметь серьезные геополитические последствия и определит роль страны в мире на ближайшие десятилетия.
Здравый смысл предполагает, что иранское правительство получит огромную и немедленную экономическую выгоду от соглашения благодаря размораживанию активов почти на 100 млрд долларов, а затем отмена санкций откроет шлюзы для притока иностранных инвестиций. Но прибыль от разморозки будет не такой значительной, как ожидается. Существующие финансовые обязательства Ирана, вероятно, уменьшат объем пригодных к использованию ликвидных активов до 50 млрд долларов. Поскольку значительный объем этих денег придется оставить в валютных резервах, для немедленного запуска в оборот останется около 25 млрд – сумма значительная, но гораздо меньше, чем нужно Ирану, учитывая, что для восстановления экономики в ближайшие 10 лет в инфраструктуру нужно вложить 1 трлн долларов.
Поэтому иностранные инвестиции будут иметь ключевое значение для Ирана – последней крупной экономики, не интегрированной в глобальную экономическую систему. Тегеран созрел для экономических преобразований. В отличие от большинства стран, богатых природными ресурсами, он обладает дополнительными преимуществами, включая диверсифицированную экономику, профицит торгового баланса и хорошо образованное городское население. Иностранные инвестиции позволят капитализировать эти плюсы.
Но самой по себе отмены санкций недостаточно для привлечения капитала.
Снятие санкций устранит основные барьеры для восстановления экономики, но правовые и регулирующие рамки, необходимые для устойчивого притока инвестиций, не появятся автоматически. Слабость попыток Ирана либерализовать рынок и совсем не вдохновляющие показатели коррупции и защиты прав интеллектуальной собственности по-прежнему будут останавливать мировых инвесторов.
Но даже если иностранные компании захотят инвестировать, консервативные силы в иранской правящей элите способны усомниться в их мотивах и помешать реальному участию.
Если Иран действительно намерен привлечь инвестиции, нужно проводить широкий спектр реформ, в том числе укрепление прав собственности, передачу государственных активов частному сектору и предоставление независимости Центральному банку. Только в этом случае страна в полной мере ощутит экономические выгоды от ядерной сделки.
Нереализованный потенциал
Иран занимает четвертое место в мире по доказанным запасам нефти и второе – по запасам природного газа. Поэтому анализ его экономического потенциала часто сфокусирован исключительно на энергетике. Но экономические преимущества Ирана многочисленны и разнообразны. С объемом ВВП около 1,4 трлн долларов (пересчет по паритету покупательной способности), что составляет 1,5% мирового ВВП, Иран – 18-я экономика мира, он занимает место между Турцией и Австралией, согласно докладу МВФ о состоянии мировой экономики от апреля 2015 года. По ВВП на душу населения – около 17 тыс. долларов – Иран находится между Бразилией и Китаем, несмотря на стагнацию в последние годы. А соотношение внешнего долга к ВВП составляет 12% – один из самых низких показателей в мире.
Кроме того, несмотря на значительные энергетические ресурсы, иранская экономика относительно диверсифицирована: 50% составляет сфера услуг, 41% – промышленность и 9% – сельское хозяйство. По неофициальным оценкам, на нефтегазовый сектор приходится менее пятой части иранского ВВП. В 2011 г., до санкций, Иран занимал 13-е место в мире по производству автомобилей – 1,65 млн штук в год, это больше, чем в Великобритании. Благодаря такой диверсификации с 2013 г. Иран имеет относительно устойчивый профицит торгового баланса в 35 млрд долларов, который обеспечивают производство автомобилей, химическая промышленность, добыча полезных ископаемых и телекоммуникации.
Но самый многообещающий индикатор экономического потенциала – человеческий капитал. Здесь проживает около 80 млн человек, что сопоставимо с населением Германии или Турции. 64% иранцев моложе 35 лет. 73% – городское население, что соответствует показателям индустриально развитых стран.
Городское население хорошо образовано. Общий уровень грамотности в Иране – 87%, а в возрастной группе от 15 до 24 лет – 98%. В 2012–2013 учебном году 60% из почти 4,4 млн студентов составляли женщины, 44% выбрали основной специализацией науку, технологии, инженерное дело или математику. Иран занимает пятое место в мире по количеству выпускников-инженеров после России и США (достоверной статистики по Китаю и Индии нет, но, скорее всего, они находятся на первой и второй позиции), хотя их образование не всегда высокого уровня. Тем не менее 7,5 млн иранцев, или 13,3% трудоспособного населения, имеют высшее образование. Таким образом, Иран – самая образованная страна Ближнего Востока. Для сравнения: в Мексике выпускники вузов составляют 12,5% трудоспособного населения, в Бразилии – 11,7%, в Индонезии – 6,9%.
Но Иран не может в полной мере воспользоваться преимуществами без иностранных инвестиций. Сейчас объем иностранных капиталовложений оценивается в 43 млрд долларов, по данному показателю страна занимает 58-е место в мире. Учитывая масштабные международные санкции, это удивительно высокий показатель. Но с точки зрения относительного потенциала он незначителен, особенно если сравнить с соседней Турцией, получающей 209 млрд долларов иностранных инвестиций и занимающей 26-е место в мире. Нынешний объем прямых иностранных инвестиций в Иране пока существенно отстает от заявленных целей – Тегеран намерен привлечь 1 трлн долларов в ближайшие 5–10 лет.
Необходимость иностранных инвестиций сложно оспаривать. Демографическая ситуация в Иране и высокий уровень безработицы в сочетании с инфляцией потребительских цен в 17% в 2014 г. (снизилась с 39% в 2013 г.) позволяет предположить, что накоплений населения окажется недостаточно, чтобы обеспечить приток внутренних инвестиций. А государственные вложения – безрадостная альтернатива, поскольку иранское правительство склонно неэффективно расходовать средства. Поэтому потенциальное воздействие иностранных инвестиций в Иране будет огромным.
Тревожные сигналы
Однако привлечь иностранный капитал будет трудно. Инвесторы настороженно относятся к недостаточно энергичным попыткам Ирана либерализовать рынок, а тем, кто все же решит инвестировать, придется преодолевать враждебность иранского политического менталитета в отношении самой идеи иностранного участия.
Хотя Иран пытался совершить переход к рыночной экономике, в основном усилия провалились. После революции 1979 г. большая часть экономики национализирована. Но после восьмилетней войны с Ираком руководство страны, включая экс-президента Али Акбара Хашеми Рафсанджани, пробовало восстановить экономику посредством приватизации. В 2004 г. Совет по целесообразности – совещательный орган при высшем руководителе Ирана аятолле Али Хаменеи – выступил за расширение частного владения предприятиями, через год парламент одобрил это предложение. По новому закону, многим государственным предприятиям было разрешено приватизировать до 80% своих акций.
Но от приватизации здесь на деле было одно название. Почти половину приватизированных акций президент Махмуд Ахмадинежад распределил между малоимущими через программу «Акции справедливости». Вместо того чтобы сделать экономику более эффективной, инициатива привела к обратному результату, поскольку новые акционеры не имели делового опыта, чтобы управлять компаниями или следить за их деятельностью.
Другая половина акций досталась трем видам квазигосударственных структур: революционным и религиозным фондам, военным и парламентским организациям, а также государственным пенсионным фондам. Хотя номинально эти институты частные, они тесно связаны с государством; руководящие посты там, как правило, занимают бывшие правительственные чиновники.
Таким образом,
реальным результатом приватизации стала передача государственных активов структурам, связанным с государством же, но с меньшей прозрачностью и подотчетностью.
Приватизация не создала профессионального менеджмента, не улучшила корпоративное управление; не приходится удивляться, что иранские приватизированные компании считаются неприбыльными.
Инвесторов также могут отпугнуть тревожные экономические показатели Ирана.
Во-первых, иранские экономические и правовые институты, необходимые для роста и развития, занимают низкие места в международных рейтингах. Так, по Индексу ведения бизнеса-2015 Всемирного банка, Иран находится на 130-м месте из 189 стран – нельзя сказать, что это недопустимо низкая позиция, учитывая, что Бразилия и Индия занимают 120-е и 142-е места, но и оптимальной ее не назовешь.
Кроме того, плохо обстоят дела с защитой прав интеллектуальной собственности. В рейтинге режимов защиты прав собственности 2013 г., подготовленном американской организацией Property Rights Alliance, Иран на 111-м месте среди 131 страны. Для сравнения, Бразилия, Китай и Индия вошли в топ-60.
Не лучше показатели и по коррупции. Иран занимает 136-е место из 174 стран по Индексу восприятия коррупции в рейтинге Transparency International за 2014 г. – на уровне России и Нигерии.
Наконец, недостатки иранских институтов и делового климата отмечены в Индексе глобальной конкурентоспособности 2014–2015 Всемирного экономического форума – Иран занимает 83-е место из 144 стран. Особенно уступают такие показатели, как развитость бизнеса и финансового рынка, институты и эффективность рынка труда.
Перечисленные недостатки будут останавливать иностранных инвесторов и после отмены санкций. И даже если инвесторы решатся сделать ставку на Иран, может возникнуть другое препятствие: в иранской консервативной элите глубоко укоренено идеологическое неприятие иностранного участия или влияния. Консерваторы настаивают на том, что иностранные державы всегда пытались – и будут пытаться – расчленить Иран, чтобы он оставался слабым и зависимым в военном и экономическом отношении. Этот постулат имеет разные сферы приложения, но базируется на нескольких исторических примерах экономической эксплуатации или политического вмешательства Запада.
Возьмем две концессии, которые иранское правительство предоставило европейским предпринимателям в конце XIX – начале XX века. В 1872 г. иранский шах Насер ад-Дин, катастрофически нуждаясь в средствах для поддержания центральной власти, предоставил концессию Полу Джулиусу фон Рейтеру, основателю агентства Reuters, который получил права на строительство фабрик, дорог, телеграфа, добычу природных ресурсов и другие работы в обмен на фиксированную сумму, выплачиваемую за 5 лет, и разделение прибыли в течение 20 лет. Сделка вызвала недовольство внутри страны и через год была отменена, но история о недостойных монархах, отдающих иранские богатства иностранцам, до сих пор не забыта.
Сделка Рейтера так и не реализовалась, в то время как другая концессия, предоставленная английскому предпринимателю Уильяму Ноксу Д’Арси в 1901 г., во многом определила историю Ирана в XX веке. Д’Арси, заработавший состояние на рудниках в Австралии, получил от шаха Музаффара ад-Дина концессию на разведку нефти. Соглашение, заключенное на 60 лет, покрывало всю территорию Ирана, кроме пяти провинций на севере. Д’Арси обещал выплатить Ирану 20 тыс. фунтов стерлингов плюс еще 20 тыс. в виде акций своей компании и 16% годовой прибыли. В мае 1908 г. Д’Арси нашел нефть и через год основал Англо-персидскую нефтяную компанию, позже ставшую известной как British Petroleum. Деятельность компании служила источником недовольства и раздражения в стране, в итоге в 1951 г. она была национализирована. Таким образом, концессию отменили, а активы компании экспроприировали.
Наконец, свержение в 1953 г. премьер-министра Ирана Мохаммеда Мосаддыка, организованное Великобританией и США, убедило многих иранцев в том, что, если иностранные державы недовольны управлением Ираном, они просто меняют руководство на то, которое будет с готовностью воплощать в жизнь их планы.
Такие столкновения с иностранными державами и капитализмом создали призму, сквозь которую революционеры 1979 г. смотрели на экономику. Они утверждали, что, поскольку иностранцам и капиталистам нельзя доверять, все ключевые отрасли должны находиться под государственным контролем. Любое привлечение иностранной компании ставит под угрозу независимость, территориальную целостность и национальное процветание Ирана. Деятельность иностранных компаний свернули, а их активы пошли на нужды нации. Когда пришло время ослабить государственный контроль, многие ограничения для иностранцев сохранились.
Экономические расчеты однозначны: без иностранных инвестиций в иранской экономике просто не будет необходимых средств, чтобы ответить на амбиции образованной молодежи. Но бремя истории давит на консерваторов в иранском руководстве, которые воспринимают иностранные инвестиции как скользкую дорожку, по которой можно скатиться к зависимости и экономической эксплуатации.
Как завоевать друзей
Тем не менее основания для оптимизма есть. Решая, куда вложить капитал, инвесторы принимают стартовую позицию страны как данность и ищут потенциал для выгоды. В этом отношении Иран выглядит перспективно. Если ему удастся избавиться хотя бы от нескольких причин неэффективности экономики, он сразу покажет значительный рост и превратится в инвестиционное направление премиум-класса. Открытие новых экономических возможностей остановит утечку мозгов или даже вернет специалистов домой, что позволит использовать человеческий капитал. Если Иран обеспечит устойчивый рост в течение 10 лет, молодежь станет внутренним фактором поддержки потребности в инвестициях.
Однако, чтобы получить все эти выгоды, нужно создавать условия, благоприятствующие иностранным инвестициям. Первое и главное – инвестиционный капитал следует защитить законами, гарантирующими ясность и стабильность свободного рынка. Как минимум законы должны защищать физическую и интеллектуальную собственность, закреплять действие контрактов, реформировать процесс банкротства, стимулировать эффективное корпоративное управление и обеспечивать прозрачность финансовой отчетности на основе международных стандартов.
Без таких законов проблемы и препятствия по-прежнему будут отпугивать бизнесменов, которые хотели бы участвовать в приватизации или инвестировать на Тегеранской фондовой бирже. Инвесторам сложно разобраться в запутанной, непрозрачной системе частичного государственного владения компаниями, а также принять непроработанные правила корпоративного управления. Инвесторы потребуют вознаграждения за риски, чтобы компенсировать отсутствие прозрачности, и это станет тяжелым грузом для иранской экономики.
Коррупция – еще один серьезный вызов. Это проблема для всех развивающихся рынков, и даже развитые рынки ей подвержены. Однако в целом страны с сильной правовой системой имеют низкий уровень коррупции и более благоприятный деловой климат. Если инвесторы увидят, что борьба с коррупцией стала приоритетом для Тегерана, они примутся более охотно вкладывать средства, хотя победить это зло полностью невозможно.
Инвестиционный капитал также нуждается в стабильной и надежной банковской системе. При Ахмадинежаде (2005–2013) целостность ее была нарушена. Введение новых ставок по вкладам и кредитам подорвало способность банков генерировать рост. Государственные банки взялись кредитовать государственные компании, что привело к лавине проблемных кредитов. В то же время многие банки начали заниматься спекулятивными операциями, в том числе с недвижимостью и непубличными инвестициями, для которых были плохо подготовлены. Появилась теневая банковская система, ставшая предвестником финансовой нестабильности. Инвесторы не решатся вкладываться в экономику с закрытой финансовой системой, где капитал неправильно распределяется и обесценивается. Иранские банки должны научиться работать без указки правительства, но под адекватным регулирующим надзором, чтобы обеспечить эффективное управление рисками.
Иранские нефтегазовые ресурсы безусловно останутся под государственным контролем, однако большинство госактивов должно быть передано частному сектору. Как узнали на собственном опыте многие посткоммунистические страны, передача государственных предприятий чиновникам правительства или их окружению под прикрытием приватизации не приносит корпоративного динамизма или эффективности. Иранское правительство должно нанять независимых экспертов для оценки деятельности всех компаний с госучастием и всех квазигосударственных объединений и затем передать контрольный пакет неэффективных компаний предпринимателям, не связанным с властными структурами. После реальной приватизации Тегерану нужно воздержаться от влияния на корпоративное управление – правительства, вмешивающиеся в дела недавно приватизированных компаний, не способны привлечь инвестиции и обеспечить стабильный рост.
Ирану также следует убедить инвесторов в том, что их прибыль не пострадает от обесценивания валюты или инфляции, а инвесторы, в свою очередь, заинтересованы в сильном и независимом Центральном банке, смягчающем эти риски. Но Центральный банк Ирана нельзя назвать полностью независимым. Он не может поддерживать стабильные цены, финансируя дефицитные бюджеты правительства. Турции удалось восстановить финансовую стабильность и привлечь иностранный капитал, только когда в 2001 г. она предоставила полную независимость своему Центральному банку. Отчасти благодаря этому решению уровень инфляции в Турции упал с 30% в 2002 г. до 8% в 2005 г., а рост ВВП поднялся с 6% до 8%. Если Иран последует примеру Турции, это повысит доверие инвесторов.
Наконец, Ирану пойдут на пользу инвестиции диаспоры. Иранцы, живущие за рубежом, сохранили культурные связи с родиной и готовы рисковать; за ними последуют и другие инвесторы. Кроме того, зарубежные диаспоры создают бесценную глобальную сеть бизнеса, технологий и разработок для своих родных стран, таким образом обеспечивая их развитие. В этом отношении примечателен опыт Индии. Единственный способ последовать ее примеру – выдать документы выходцам из Ирана, чтобы они могли приезжать на родину без визы или двойного гражданства и инвестировать, не опасаясь, что Тегеран откажется признавать их иностранное гражданство и лишит соответствующих прав. Такой шаг сам по себе станет мощным сигналом и поможет привлечь значительные средства.
Пока не поздно
Иран упустил золотую эру глобализации, 1998–2008 гг., когда иностранные инвестиции наводнили развивающиеся рынки. Сегодня все развивающиеся экономики вынуждены агрессивно конкурировать за свою долю доступного капитала. В ближайшие несколько лет, пока развитые экономики стареют, объем инвестиционного капитала будет значительно ниже, а стоимость инвестиций – выше. Упустив первый период, Ирану нужно спешить, пока не кончился второй.
Когда Иран откроет двери, инвестиционный капитал сначала потечет медленно. Инвесторы будут делать первые шаги, основываясь на жестких фактах, анализе долгосрочных сравнительных преимуществ и свидетельствах движения к свободному рынку. Они будут искать признаки преобладания прагматизма над догмами, открытости над изоляцией и долгосрочного фундаментального строительства над косметическим ремонтом.
Проводить экономические реформы всегда непросто. Быстро формируется оппозиция, которая дополняет уже существующие препятствия для роста и эффективности. Мы не знаем, каковы будут последствия реформ для иранской политики и общества. Однако если Иран хочет получить экономические выгоды от снятия санкций, реформаторы должны убедить тех, кто скептически относится к свободному рынку и иностранным инвестициям, в том, что реформы – беспроигрышная возможность, которая обеспечит национальное благосостояние.
Если иранское руководство хочет выиграть от участия в глобальной экономике, нужно заставить граждан – элиту и обычных иранцев – принять тот факт, что мир изменился и устаревшие представления об иностранном вмешательстве и эксплуатации не должны мешать прагматичным решениям, касающимся экономического будущего страны.
Иранская элита также должна преодолеть опасения, что рыночная либерализация влечет за собой ослабление государственной власти. На самом деле для успешного перехода к свободному рынку требуется сильное правительство, способное обеспечить верховенство закона и рыночную стабильность, необходимые для реформ. Власть государства не уменьшается; оно просто переориентирует свою роль в экономике и из доминирующего актора превращается в гаранта свободного рынка.
Уолтер Ристон, легендарный бывший исполнительный директор и председатель совета директоровCiticorp, когда-то сказал: «Капитал идет туда, где ему рады, и остается там, где с ним хорошо обращаются». Первая волна прямых иностранных инвестиций, если ей будут рады, пойдет от тех, кто любит рисковать и имеет достаточно средств. Если они решат разместить свой капитал, то потребуют высокой отдачи за риски. Если с их капиталом будут хорошо обращаться, придут и другие. Если нет – в мире достаточно мест для инвестиций.
Сайрус Амир-Мокри, Хамид Биглари
Источник: globalaffairs.ru
