По мнению эксперта Российского совета по международным делам (РСМД), грузинское правительство не стремится ухудшать отношения с Россией или превращать их в инструмент укрепления прозападного курса. Какую идею вынашивала Москва и когда она стала актуальной? Об итогах грузино-российских отношений за 2015 год, а также об интересах Кремля к Тбилиси рассказал в эксклюзивном интервью агентству Sputnik Грузия Сергей Маркедонов.+ У правительства Ираклия Гарибашвили, недавно подавшего в отставку, были определенные успехи в отношениях с Россией, считает доцент Российского государственного гуманитарного университета Сергей Маркедонов.
– Как вам известно, в отставку подал премьер-министр страны Ираклий Гарибашвили, но до этого Россия ввела облегченный визовый режим с Грузией. На фоне такого успеха вдруг премьер принимает решение об отставке. Как вы думаете, это как-то отразится на дальнейших грузино-российских отношениях?
— Я думаю, что отставка Ираклия Гарибашвили вызвана, прежде всего, внутренними, а не внешними, причинами. Потому что, если мы проанализируем его деятельность за два года, увидим, что на внешнем уровне у него были достаточно неплохие успехи. В отличие от предыдущего правительства и в отличие от президента Михаила Саакашвили, в его время появились первые истории успеха как и на Западе, так и в отношении с Россией. Под конец года Евросоюз фактически открыл дорогу для безвизового режима с Грузией. Были обещания, но не было конкретных шагов. И Россия тоже пошла на облегчение визового режима. То есть на внешнем уровне все довольно успешно.
А экономическая ситуация довольно сложная. Это и девальвация лари, плюс «Грузинская мечта» давала много обещаний, а скоро выборы, время по этим обещаниям отчитываться, и я думаю, что связано это, прежде всего, с внутренней ситуацией. А если говорить о том, насколько грузино-российские отношения ухудшатся или улучшатся с уходом Гарибашвили, то многое будет зависеть от кадрового состава нового правительства.
– С чем было связано решение Владимира Путина, которое он озвучил 17 декабря в ходе пресс-конференции, и следом за ним решение МИД России уже 22 декабря о введении облегченного визового режима? Они от Грузии увидели положительные сигналы?
— Я думаю, элемент конкуренции с Западом подстегнул этот момент. Я напомню, что идея об облегчении визового режима с Грузией родилась не сегодня. Ровно два года назад на большой пресс-конференции Владимир Путин выступал по визовым вопросам. Тогда было сказано, что нужно проработать на экспертном уровне данный вопрос. Но подход МИДа, который был до этого, да и после, чисто нормативный – поскольку дипломатических отношений нет с Грузией, то о визах говорить мы не можем. Я думаю, эта ситуация, может быть, и откладывалась дальше, но вопрос Евросоюза очень сильно подстегнул. И выступление Путина заставило чиновников побегать в МИДе. Поскольку у нас в стране власть очень персонифицирована. Думаю, инициатива Евросоюза свою роль сыграла. Не нужно забывать, что, несмотря на Североатлантическую интеграцию как магистральный внешнеполитический курс Грузии, социокультурные отношения остаются между нашими странами. Тем более, что грузинское правительство и президент в общем-то сейчас не стремятся особенно ухудшать отношения с Россией или превращать их в инструмент укрепления прозападных линий, что было при Саакашвили.
– А может быть, в Кремле осознали, что могут потерять Грузию на фоне сближения с ЕС?
– Разговоры о потере Грузии ведутся давно. Многие чиновники в МИД, с которыми я лично общался, считают, что Грузия уже ушла. Я не думаю, что это стремление как-то спасти полностью ситуацию, тем более, понимаете, у Москвы есть сильные ограничители. Что может такого сильного Москва предложить для Грузии? Для Грузии главный вопрос — Абхазия и Южная Осетия. Это важнее, пожалуй, чем стремление в НАТО или к Европейскому Союзу, но Москва не может это взять и предложить, потому что, во-первых, Южная Осетия и Абхазия имеют самостоятельность, не в том смысле, что они все сами решают, они зависят финансово от России, но вот в таких вопросах, как сдача или передача, воли Москвы недостаточно. Собственно говоря, не видно в такой ситуации каких-то выгод, которые Москва могла бы получить. Слишком большие будут репутационные издержки в случае тотального пересмотра позиций.
– У нас 2016 год объявлен годом Европы. Это случилось после того, как Еврокомиссия 18 декабря обнародовала положительное заключение о готовности Грузии к либерализации визового режима с ЕС. Этим становится понятно, что альтернативы у европейского будущего в Грузии нет.
— Альтернатива есть всегда, понимаете! Я всегда говорю и нашим коллегам, что Армения не навсегда ушла к России или Таджикистан, и Грузия не навсегда с Западом, или Украина. Да, это все будет развиваться. Жизнь течет и изменяется. Да, Евросоюз прекрасно может вам дать какие-то возможности в плане трудового рынка, но и там надо посмотреть детали, нюансы с этими визами. Эти моменты все надо пережить. Евросоюз как бы дал старт процессу, все будет завершаться. Но и другие есть моменты, Евросоюз, допустим, не будет защищать в случае чего Грузию от ИГИЛ, а если говорить о России, то здесь как раз сотрудничество может быть более эффективным, с учетом готовности России к более жестким действиям. А Евросоюз менее готов. Здесь есть масса других аргументов.
Я в Грузии ведь часто бываю и многое слышу от грузинских бизнесменов, преподавателей, студентов – нас беспокоит одностороннее экономическое усиление Турции, например. И так далее. То есть масса сюжетов, которые, в принципе, не позволяют говорить, что вот российский фактор полностью будет элиминирован.
– В Тбилиси категорически отрицают восстановление дипломатических отношений, объясняя это тем, что на территории одной страны не может существовать три представительства. Как вы думаете, в чем выход из создавшейся ситуации?
— Безусловно, вы правы. Если мы нормативно подходим. Вот наш МИД тоже подходил нормативно к этому вопросу – нет дипотношений, нет виз. Путин сказал, что «надо», и сразу все появилось. Но я не говорю, что товарищ Путин прикажет, восстановятся дипломатические отношения, но можно рассмотреть возможные варианты, например Китай, Тайвань и Соединенные Штаты. Тайвань не признается Соединенными Штатами, что не мешает осуществлять экономическое и даже военно-техническое сотрудничество с Тайванем. При этом Китай является торговым партнером №1 с США. Есть у них проблемы? Есть. У Штатов есть особые взгляды на Тибет и его статус. Тем не менее, это не мешает развивать отношения с Китаем.
Возьмите тот же самый Кипр, при том, что остров разделен, при том, что греческая часть уже в Евросоюзе, а турецкая признана только одной Турцией. Тем не менее, определенный уровень взаимоотношений идет, развивается. Ну, хорошо, не полноценные дипотношения выстраивать, но хоть какие-то торговые или культурные представительства для начала, которые фактически аккумулируют посольские функции на себе. Для Грузии три представительства невозможны на одной территории, а для Москвы, которая имеет концепцию внешней политики 2013 года, в которой четко говорится о том, что нужно признать новые реалии в Закавказье и две республики независимые. Вот подход Москвы. Они несовместимы, но какие-то промежуточные варианты можно рассмотреть.
– Вы не допускаете такой вариант, что Россия возьмет и закроет представительства в Сухуми и Цхинвали? Хотя бы для начала в Цхинвали, чтобы как-то сдвинуть с места процесс нормализации отношений.
— Я не думаю, что так будет. Москва не делает каких-то шагов, если не чувствует, условно говоря, связанного характера – вот мы делаем это, а за это нам это. Такова логика Москвы, поэтому Москва просто в одностороннем порядке этого делать не будет. Это вызовет сильную напряженность внутри страны. У нас есть Северная Осетия – республика в составе России, есть определенные обязательства. В одностороннем порядке взять и закрыть это все? Многие подумают, что Россия слабая, что можно на нее надавить. Это Москва вряд ли будет делать.
– В Грузии бытует мнение о том, что правящая коалиция может развалиться и борозды правления страной окажутся в руках у Республиканской партии.
— Это был бы вариант похуже из других опций именно для российско-грузинских отношений. Что касается грузинского общества – я не знаю, это, наверное, само грузинское общество решает, что лучше, а что не лучше, но мне показалось, что в таком случае будет дрейф в прозападную сторону.
– Как можно охарактеризовать грузино-российские отношения за 2015 год? Какими они были?
— Я не вижу особых прорывов. Годом прорывным также не назовешь. В плане ухудшений, он тоже прорывным не стал. Скорее, самым ярким негативным сюжетом был сюжет, связанный с бордеризацией. Эта тема довольно широко обсуждалась, и даже под угрозой срыва оказался формат Абашидзе-Карасин. Но в остальном, я думаю, что в рамках процесса нормализации, объявленного еще в 2012 году, в принципе, стороны удержались. Большая проблема в чем? Найти новые темы для продолжения нормализации отношений, потому что первичная повестка исчерпана, по большому счету.
Источник: foreignpolicy.ru
