Разрастающийся конфликт между Тегераном и Эр-Риядом стал результатом планомерных антииранских усилий саудовского руководства. Вместе с тем, ожидать существенного скачка напряженности в и без того неспокойном ближневосточном регионе пока не приходится
Год начался с одного из самых серьезных обострений в отношениях между шиитами и суннитами в исламском мире. Сначала власти Саудовской Аравии казнили 47 человек по обвинению в терроризме и антиправительственной деятельности. Среди казненных оказался известный шиитский клирик Нимр ан-Нимр. Его гибель мгновенно вызвала взрыв негодования в Иране, традиционном защитнике интересов «шиитского мира». Помимо резких заявлений политического и военного руководства, иранские протестующие атаковали саудовское посольство в Тегеране и консульство в Мешхеде. А это в свою очередь вызвало жесткий отклик уже во многих суннитских странах.
Абсурдность происходящего заключается в том, что негативные последствия и казни ан-Нимра, и нападения на саудовское посольство в Тегеране были с самого начала очевидны для всех сторон. От казни ан-Нимра саудитов отговаривали многие, включая их традиционных партнеров – США. Казненный шиитский проповедник был далеко не самой опасной фигурой среди оппозиционного духовенства. Знаменем сопротивления Эр-Рияду его сделали именно арест и казнь. И саудовские власти это явно предвидели, раз захоронили тело ан-Нимра в безымянной могиле, чтобы не превращать ее в место поклонения.
С другой стороны, в Тегеране тоже должны были понимать, как их резкие комментарии будут восприняты в монархиях Персидского залива, которые параноидально боятся влияния Ирана на шиитские общины Ближнего Востока. Не менее очевидными для Ирана должны были быть и последствия нападения на саудовское посольство: для многих стран это стало поводом вспомнить, как небрежно относятся иранцы к понятию «дипломатическая неприкосновенность».
Периодические атаки на дипмиссии в Иране давно уже стали визитной карточкой этой страны, и речь идет не только о гибели миссии Грибоедова и захвате посольства США после исламской революции. К сожалению, в иранской истории хватает и других, менее трагичных, но многочисленных случаев нападений на диппредставительства. Только после 1979 года там два раза пытались захватить посольство СССР в Тегеране, один раз нападали на советское генконсульство в Исфахане и силой отобрали землю бывшего советского консульства в Мешхеде. В 2011 году вопиющим фактом нарушения дипломатической неприкосновенности стало разграбление посольства Великобритании. В этих условиях, чем бы не руководствовались в Тегеране при планировании атак на саудовские дипмиссии, рассчитывать на снисхождение международного сообщества иранцам не следует.
И все же за принятием «плохих решений» кроется определенная логика. Чтобы ее понять, нужно абстрагироваться от казни ан-Нимра и штурма саудовского посольства и посмотреть на то, как эти события укладываются в общую политическую картину, сложившуюся сейчас в регионе.
Не мог иначе
Вина Тегерана в развязывании конфликта не так уж велика, как кажется. Да, агрессивная риторика, попытки влезать в дела стран региона и пренебрежение к нормам дипломатической неприкосновенности, к сожалению, были и остаются одной из характеристик иранского поведения на международной арене. Однако именно в нынешней ситуации инициатива Тегерану не принадлежала. В значительной степени он был поставлен в условия, когда просто не мог действовать по-другому.
Во-первых, не среагировать на казнь ан-Нимра в агрессивном ключе шиитский Иран, подающий себя как защитник не только исламских ценностей, но и «шиитского мира», просто не мог. Отступление от заявленных еще в 1979 году принципов вызвало бы вопросы к режиму как внутри страны, так и у шиитских союзников Ирана в регионе. Вместе с тем, воинственную риторику иранского руководства надо воспринимать с определенной поправкой. С одной стороны, выступления иранских политиков были явно направлены на внутреннюю публику и своих союзников. Показательно, что говоря о «возмездии», иранские политики чаще ссылались на «кару Аллаха», а не на желание наказать саудитов собственноручно.
С другой стороны, влияние идеологии на решения Тегерана традиционно компенсируется иранским же прагматизмом, который, например, в 1988 году заставил иранское руководство остановить «священную» кровопролитную войну с Ираком, а еще раньше позволил получать оружие для борьбы с Багдадом от своего «сверхврага» – США. В этой ситуации об истинных намерениях Тегерана необходимо судить по его делам, а не словам.
Реальных шагов для того, чтобы отомстить саудитам, предпринято не было. Запрет на импорт саудовских товаров с учетом невысоких объемов ирано-саудовской торговли выглядит мерой весьма сомнительной. В военном плане силы Ирана тоже ограничены. На прямой конфликт с саудитами Иран не пойдет. Его возможности по противодействию просаудовским группировкам в Сирии давно достигли своего предела, а в условиях ограниченного ресурсного потенциала наращивать свое присутствие в Йемене Тегеран тоже не готов.
Более того, накануне казни ан-Нимра Тегеран пытался сгладить противоречия в отношениях с Саудовской Аравией. По некоторым данным, по каналам дипведомств двух стран делались попытки наладить диалог. Показательно, что в ходе декабрьской пресс-конференции официальный представитель МИД Ирана Джабер-Ансари явно старался избегать резких высказываний в отношении саудовского руководства и даже с определенными оговорками приветствовал создание Эр-Риядом «исламской антитеррористической коалиции», вызывающей у самой иранской элиты некоторые опасения.
Война не нужна
Активная конфронтация с Эр-Риядом Тегерану сейчас нужна меньше всего. Во-первых, Иран прекрасно понимает, что худой мир, лучше доброй ссоры. Иранское руководство хоть и не намерено уступать саудитам Сирию, Ирак и Ливан, но также не закрывает двери для диалога, исходя из того, что мирное решение того же сирийского конфликта существенно снизит нагрузку на истощенный иранский бюджет и сократит людские потери воюющего за пределами страны контингента. А решить сирийский вопрос без участия всех вовлеченных в конфликт сторон нельзя. В результате, хочешь-не хочешь, говорить с Саудовской Аравией приходится.
Во-вторых, иранцы понимают, что ссора с саудитами при их влиянии в арабском мире может негативно сказаться на экономических отношениях Тегерана с ближневосточным регионом. Санкции с Ирана скоро снимут, и торгово-экономическое и инвестиционное сотрудничество с соседями выглядит очень привлекательным для Тегерана, особенно с учетом того, что те же европейцы пока не очень активно идут в Иран.
Относительно монархий Персидского залива у Тегерана имеются значительные планы по налаживанию взаимодействия в газовой отрасли. Торгово-экономическое сотрудничество с ОАЭ и Оманом за предыдущие десять лет позволило значительно смягчить негативное влияние наложенных на Иран экономических санкций, и в Иране явно рассчитывали использовать созданный задел для расширения экономического сотрудничества с этими странами.
В-третьих, открытый конфликт с Саудовской Аравией, одним из лидеров Ближнего Востока, не на руку Ирану и в политическом плане. Обострение суннито-шиитского противостояния помешает Тегерану играть роль одного из защитников интересов всей мусульманской общины. Обеспокоенное этим иранское духовенство в последнее время стало очень часто говорить об угрозе раскола среди мусульманских стран и призывать их к единству.
Инициатива на местах
С нападением на посольство в Тегеране тоже не все так просто. Характерная особенность иранской системы принятия решений – это наличие в ней определенного многоголосия и отсутствие жесткой структуры контроля и координации между различными группами. Бесспорно, демонстрация у стен посольства собралась с позволения руководства страны. Однако атака на дипмиссию могла стать и частной инициативой отдельных радикальных групп, зарабатывающих дополнительные очки поддержки у своих сторонников (не стоит забывать – в феврале Иран ждут выборы в парламент) и никак не принимавших во внимание интересы всего политического руководства.
Такое уже случалось в прошлом. По некоторым данным, полностью не согласован с центральными властями был штурм генконсульства СССР в Исфахане в 1980-х годах. Есть определенные вопросы относительно того, насколько среди иранской политической элиты существовал консенсус по штурму британского посольства в 2011 году. Наконец, абсолютно без ведома и указания иранских властей в октябре 2009 года готовилось и несостоявшееся нападение на российскую дипмиссию (тогда правительство Ирана, наоборот, сделало все, чтобы его предотвратить).
Здесь показательно то, как единодушно атаку на посольство осудили и иранские власти, и общественность. Нападение называют несвоевременным поступком, способным навредить имиджу страны накануне ее выхода из изоляции. Лучше всего ситуацию охарактеризовал аятолла Эмами-Кашани: по его словам, нападение было выполнено «глупцами», которые приносят вред из благих побуждений.
Кому же выгодно?
Заинтересованной в эскалации конфликта в большей степени оказывается именно саудовская сторона. Сильный Иран является давним кошмаром руководства Саудовской Аравии и значительной части правящих элит монархий Персидского залива. В тех же ОАЭ, несмотря на крепкие связи с Ираном, в последнее время высказывается мнение, что Иран является не меньшей угрозой региональной безопасности, чем религиозный экстремизм. Опасения эти хоть и небезосновательны, но в значительной степени преувеличены и обросли мифами, которые позволяют монархиям Залива за любым антиправительственным шагом той или иной шиитской группировки видеть руку Тегерана (хотя сама природа связей между различными шиитскими группами делает прямые приказы из Тегерана невозможными).
Наложенные на Иран санкции и конфликт иранцев с США воспринимались монархиями Залива как факторы, сдерживающие Тегеран. Однако соглашение по иранской ядерной программе и «недостаточные», с точки зрения саудитов, усилия американцев по ограничению иранского влияния в той же Сирии изменили ситуацию. В Саудовской Аравии посчитали, что больше полагаться на внешние сдерживающие факторы они не могут.
В результате, за последний год саудиты начали пытаться самостоятельно сдерживать рост реального и вымышленного влияния Ирана в регионе, начиная с создания военной коалиции для боевых действий в Йемене, антииранских заявлений Лиги арабских государств, и заканчивая антииранской риторикой на встрече представителей сирийской оппозиции и формированием «Исламской антитеррористической коалиции» в декабре прошлого года. В результате, в Эр-Рияде, скорее всего, поверили, что им удалось сформировать некий неформальный региональный союз, который может быть использован против Тегерана.
Казнь ан-Нимра стала логичным продолжением этой политики. С одной стороны, она продемонстрировала готовность саудитов отстаивать свои интересы без учета мнения западных партнеров и иранцев. С другой стороны, убийство шиитского клирика было провокацией, призванной вдохнуть жизнь в указанный неформальный региональный союз. Реакция Ирана была предсказуемой, а ответные действия саудитов в виде разрыва дипотношений неизбежны. Все это должно было заставить региональных партнеров Саудовской Аравии продемонстрировать единодушную поддержку Эр-Рияда и сделать Иран региональным изгоем накануне снятия санкций. Иными словами, даже если бы штурма посольства в Тегеране не было, события, скорее всего, развивались бы по схожему сценарию.
Чей успех?
Насколько решение Эр-Рияда пойти на обострение принесет саудитам желаемые результаты, говорить пока трудно. На сегодня их действия больше напоминают авантюру. Запад явно не торопится занимать чью-либо сторону в конфликте. Единодушие ближневосточных стран оказалось не столь крепким. Турция, например, явно отработала свою роль для галочки, подвергнув Иран незначительной критике, а Катар и вовсе постарался в какой-то момент замять скандал. Разрыв отношений с Суданом, Бахрейном и Джибути, скорее всего, не стал для иранцев ни сюрпризом, ни значительной потерей. Количество оставшихся в ОАЭ иранских дипломатов даже после понижения статуса миссии позволяет вести работу.
Несколько более серьезным демаршем стало заявление Лиги арабских государств с попыткой вынести ситуацию на обсуждение в ООН, однако эффективность этих действий все же сомнительна.
Думается, что во многом на решении стран сказались как прагматизм ближневосточных правителей, так и существующие между ними противоречия (например, между саудитами и Катаром). В этих условиях Тегеран постарается не пойти дальше агрессивной риторики, так как конфликт с регионом ему сейчас не нужен. А вот саудиты, скорее всего, продолжат искать повод, чтобы столкнуть Иран с суннитской частью мусульманского мира.
Николай Кожанов
Источник: carnegie.ru