В 1921 году в мюнхенской пивной недавно назначенный нацистский партийный лидер Адольф Гитлер выступил перед возбужденной толпой с рождественской речью. По сведениям тайных агентов полиции, Гитлера поддержали приветственными возгласами 4 тысячи сторонников, когда он обвинил «подлых евреев за то, что они распяли на кресте спасителя мира» и поклялся «не успокоиться до тех пор, пока евреи … не будут повержены». Затем толпа пела вокруг елки рождественские песни и нацистские гимны. Присутствовавшим на мероприятии рабочим раздали благотворительные подарки.
В 1920-1930-е годы для жителей Германии такое сочетание семейного празднования с националистической пропагандой и антисемитизмом было делом довольно обычным. По мере того, как нацистская партия ширила свои ряды и сферу влияния – и в итоге в 1933 году захватила власть – убежденные пропагандисты продолжали свою работу с тем, чтобы превратить рождество в нацистский праздник. Придавая новый смысл семейным традициям, создавая новые символы и ритуалы, они надеялись сделать этот народный праздник средством распространения основных принципов национал-социализма.
Учитывая, что государство контролировало общественную жизнь, не удивительно, что нацистским деятелям легко удавалось популяризировать и пропагандировать свой вариант рождества посредством многократной трансляции радиопередач и публикации информационных статей.
Но при тоталитарном режиме может возникать существенное несоответствие между общественной и личной жизнью, между ритуалами на городских площадях и домашними традициями. В моем исследовании мне было интересно выяснить, каким образом нацистские символы и ритуалы проникли в личные, семейные праздники – проходившие вдали от глаз партийных лидеров.
При том, что некоторые немцы на самом деле сопротивлялись жесткому политизированному посягательству на любимый в Германии праздник, многие на самом деле с удовольствием восприняли рождество, пронизанное нацистскими идеями, которое создавало представление о месте семьи в «расистском государстве», свободном от евреев и других чужаков.
Одна из поразительных особенностей семейного празднования в период нацизма заключалась в том, что переосмысленное рождество воспринималось как неоязыческий праздник в духе германских племен. В нацистской версии рождества акцент делался не столько на его религиозной сути, сколько на мнимом наследии арийской расы – к которой нацисты причисляли «расово приемлемых» членов расистского государства Германии.
Как утверждала нацистская интеллигенция, драгоценные традиции этого праздника позаимствованы из ритуалов, которые проводили германские племена в честь солнцеворота еще до появления христианства. Например, зажигание свеч на елке воссоздавало в памяти языческий ритуал с просьбой о «возвращении света», проводившийся после самого короткого дня в году.
Ученые обращали внимание на манипуляционную функцию этих и других выдуманных традиций. Но не следует думать, что они были непопулярными. Начиная с 1860-х годов, немецкие историки, теологи и известные писатели утверждали, что немецкие праздничные обычаи и традиции были наследием языческих ритуалов и народных поверий, бытовавших в дохристианские времена.
И поскольку эти идеи и традиции имели давнюю историю, нацистские пропагандисты смогли без труда представить рождество как праздник языческого немецкого национализма. И огромный государственный аппарат (в центре которого находилось нацистское Министерство народного просвещения и пропаганды) делал все, чтобы в Третьем Рейхе в общественных торжествах преобладал праздник, основанный на нацистской идеологии.
Но нацистский вариант рождества отличался двумя относительно новыми особенностями.
Во-первых, поскольку нацистские идеологи считали организованную религию враждебной для тоталитарного государства, пропагандисты стремились уменьшить значимость – или вообще свести на нет – христианские основы рождества. Во время официальных празднований, возможно, и упоминалось некое высшее существо, но в основном совершались ритуалы, связанные с солнцестоянием и «светом», в которых, якобы, было запечатлено языческое происхождение этого праздника.
Во-вторых, как следует из речи Гитлера 1921 года, нацистский вариант празднования наводил на мысль о расовой чистоте и антисемитизме. До того, как нацисты пришли к власти в 1933 году, типичным примером «праздничной» пропаганды служили безобразные и неприкрытые нападения на немецких евреев.
После 1933 года проявления явного антисемитизма более-менее исчезли, поскольку режим стремился стабилизировать свой контроль над населением, уставшим от политических распрей, хотя к нацистским празднествам по-прежнему не допускались те, кого режим считал «непригодными». Бесконечные фото в прессе, на которых были изображены собравшиеся вокруг рождественской елки семьи белокурых и голубоглазых немцев, способствовали внедрению в умы идеологии расовой чистоты.
Однако во время рождества антисемитизм внезапно проявлялся вновь. Многие бойкотировали магазины, принадлежавшие евреям. На обложке рождественского каталога почтовых заказов 1935 года с изображением белокурой немки-матери, заворачивающей рождественские подарки, было объявление, уверяющее покупателей в том, что «универмаг теперь принадлежит арийцу!»
Пример незначительный и почти банальный, но он говорит о многом. В нацистской Германии даже покупка подарка могла способствовать укоренению антисемитизма и утверждению идеи «социальной смерти» евреев в Третьем Рейхе.
Смысл был очевидным: участвовать в праздниках могут только «арийцы».
Как утверждали теоретики национал-социализма, женщины – особенно матери – играли решающую роль в укреплении связей между частной жизнью и «новым духом» немецкого расистского государства.
Повседневные праздничные дела – упаковка подарков, украшение дома, приготовление «немецких» праздничных блюд и организация домашних торжеств – были связаны с культом сентиментального «германского» национализма.
Пропагандисты называли женщину «жрицей» и «защитницей домашнего очага». Немецкая мать могла с помощью рождественских праздников «возродить дух немецкого дома». Праздничная тематика в женских журналах, рождественские книги нацистского содержания и нацистские рождественские гимны наполняли обычные домашние традиции идеями нацистского режима.
Такого рода идеологические манипуляции становились повседневными. Матерям и детям подбрасывали идеи, чтобы те мастерили самодельные украшения в виде «солнечного колеса Одина» и пекли рождественское печенье в форме петли (символа плодородия). Говорили, что ритуал зажигания свеч на рождественской елке создает атмосферу «языческого демонического волшебства» – что в ощущении «принадлежности к германским корням» должно было стать заменой Вифлеемской звезды и рождения Христа.
Устранению хрупких границ между домашними и официальными традициями отмечать рождество способствовало и семейное пение.
Пропагандисты без устали популяризировали многочисленные измененные нацистами рождественские гимны, в которых христианская тематика была заменена на идеи расизма. Самую известную из нацистских рождественских песен «Торжественной ночи ясные звезды» (Höhe Nacht der Klaren Sterne) перепечатывали в нацистских песенниках, передавали по радио, исполняли на многочисленных массовых торжествах – и пели дома.
В действительности этот гимн стал настолько популярным, что его все еще иногда пели в 1950-е годы во время обычных домашних праздников (и, похоже, сегодня – во время некоторых публичных выступлений!).
И хотя мелодия гимна имитирует традиционный рождественский гимн, в тексте отрицаются христианские истоки рождества. В стихах о звездах, свете и вечной матери говорится о мире, спасенном благодаря вере в национал-социализм – а не в Иисуса Христа.
Мы никогда точно не узнаем, в скольких немецких семьях пели «Höhe Nacht» или пекли рождественское печенье в виде солнечного колеса древних германцев. Но у нас точно есть некоторые свидетельства того, как общественность реагировала на этот нацистский праздник – в основном это свидетельства из официальных источников.
Например, судя по «отчетам о работе» Национал-социалистической женской лиги (NSF), придание нацистского смысла рождеству вызвало среди ее членов определенное недовольство. В документах NSF отмечается, что напряженность возросла после того, как пропагандисты начали оказывать чрезмерное давление, пытаясь оттеснить на второй план религиозные обряды праздника, что вызвало «серьезные сомнения и недовольство».
Религиозные традиции часто шли в разрез с идеологическими целями: разве можно было убежденным национал-социалистам праздновать рождество с его рождественскими гимнами и вертепами? Как могли верующие нацисты отмечать нацистское рождество, если в магазинах продавали в основном традиционные рождественские товары, а нацистские рождественские книги там были большой редкостью?
При этом немецкие священники открыто выступали против попыток нацистов убрать Христа из рождества. В Дюссельдорфе священники, пользуясь рождественскими праздниками, призывали женщин вступать в религиозные женские организации. Католические священники угрожали отлучить от церкви тех женщин, которые вступали в NSF. В других местах верующие женщины бойкотировали рождественские торжества и благотворительные мероприятия, проводившиеся Женской лигой NSF.
И, тем не менее, такое инакомыслие на самом деле никогда не оспаривало основные принципы нацистского рождества.
В докладах нацистской секретной полиции о настроениях в обществе, часто шла речь о популярности нацистских рождественских празднеств. И когда Вторая мировая война уже была в самом разгаре, и ввиду неминуемого поражения нацистский праздник был дискредитирован, секретная полиция сообщала, что недовольство официальной политикой растворилось во всеобщем «рождественском настроении».
Невзирая на конфликты по поводу христианства, многие жители Германии согласились с тем, что нацисты «приватизировали» рождество. Возврат к красочным и веселым языческим традициям предвещал оживление семейных праздников. В частности, пронизанное нацистскими идеями рождество символизировало расовую чистоту и принадлежность к германской нации. «Арийцы» могли праздновать германское рождество, а евреи – нет.
Нацистское переосмысление семейных рождественских традиций вскрыло парадоксальную и неоднозначную особенность частной жизни в Третьем Рейхе. Вроде бы банальное, обыденное решение петь тот или иной рождественский гимн или печь рождественское печенье становилось либо актом протеста, либо выражением поддержки национал-социализма.
Источник: inosmi.ru
