Большая политика всегда строится на определенных нюансах, которые являются неизбежным компонентом в процессе формирования и реализации поставленных целей. Часто бывает так, что истинная суть нюансов не сразу становится видимой экспертами, в сознании которых фиксируется все же материал остаточного свойства. Но часто бывает и так, что без обозначения нюансов становится сложно понять последовательность или непоследовательность в политике государства на глобальном и региональном уровнях.
Ярким примером тому является резкая смена политики России в отношении Турции. Еще недавно президент России Владимир Путин называл своего турецкого коллегу Реджепа Тайипа Эрдогана «крепким мужиком» и, по оценке знатоков, «доверял ему больше, чем это принято между руководителями соседних государств». Доверие подкреплялось небывалым по историческим меркам развитием торгово-экономического сотрудничества, осуществлением энергетических и других проектов стратегического уровня, на что не оказывали заметного влияния даже события сирийского кризиса, по которым у Москвы и Анкары существовали разногласия принципиального свойства.
Анкара отдала предпочтение российским партнёрам в деле строительства первой в стране АЭС. Поставки российского природного газа покрывают ныне 56% от общих потребностей турецкого рынка. А нефть из России обеспечивала в прошлом году 12% потребностей Турции в этом сырье. Для других направлений российско-турецкого экономического сотрудничества также характерна динамика роста. При этом выведенная еще в середине 2000-х годов формула российско-турецких отношений — «многоплановое» и даже «стратегическое партнёрство» — приобрела такую бетонную устойчивость, пробить которую было невозможно никакой объективной аналитикой. Многие в Москве оставались завороженными перспективами «новых горизонтов многопланового сотрудничества с Анкарой». Проблема была не только в этом. Порой складывалось устойчивое ощущение поддержания партнёрских контактов между Россией и Турцией — даже в отношениях с другими странами и, в частности, в Закавказье.
Внешне там Россия и Турция вроде бы придерживались принципа сохранения статус-кво, но с перекосом в сторону Анкары, когда активно работала схема «два государства — одна нация», если иметь в виду турецко-азербайджанские отношения. Плюс к этому — получение Турцией статуса партнера по диалогу в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), а также циркулирующая на грани практической реализации идея подключения Анкары к Евразийскому экономическому союзу. Такой гипноз был сильнодействующим даже в ситуации, когда обозначились принципиальные противоречия между Россией и Турцией по Сирии. Даже когда в западных СМИ со ссылкой на авторитетных экспертов, лидеров западных государств, включая премьер-министра Франции Мануэля Вальса или британского премьера Дэвида Кэмерона, стали появляться публикации о том, что через территорию Турции в Сирию проникают боевики ДАИШ (ИГИЛ — структура, запрещенная в России), или о том, что ДАИШ получает финансовую подпитку за счет продаж турецким компаниям нефти с месторождений, захваченных в Ираке и Сирии, Москва — официально — смотрела на эту ситуацию сквозь пальцы. Такое странное поведение наводило на мысль о существовании российско-турецкого тактического альянса с целями и задачами, не декларируемыми публично.
К тому же Эрдоган придерживался внутри западного альянса оппортунистической стратегии. В ходе президентских выборов в августе прошлого года ему во многом удалось победить благодаря антизападной риторике с упором на национальные интересы. Он откровенно использовал президента США Барака Обаму в качества «мальчика для политического битья», заявлял, что перестал разговаривать с американским лидером по телефону. И победил, уверенно продолжая вести игру в широком геополитическом диапазоне. «На сегодняшний день в мире существует два лидера, чья точка зрения не совпадает практически по всем вопросам, — это Путин и Обама, — писал недавно один из российских порталов. — Первый из них стремится обратить даже маленькую победу в великую. Поражения, встречающиеся на его пути, заставляют его двигаться дальше, противостоять им и превращать их в победы. Второй же избегает любых столкновений, а если и побеждает, то не может воспользоваться преимуществами этой победы. В случае поражения он не стремится ответить на него и превратить свое поражение в победу». Между ними балансировал Эрдоган, мечтающий о возвращении «золотого века» Османской империи.
И вновь важные нюансы. Выступая на саммите G-20 в Анталье уже после появления российских военных в Сирии, президент России Владимир Путин вдруг заявил, что «ИГИЛ получает финансовую поддержку от 40 стран, и среди них есть и члены G-20». Турция тогда публично не называлась, но имелась в виду. Тем не менее в той же Анталье, по словам Путина, во время переговоров с руководством Турции Москва почему-то согласилась поддержать турок в неких «очень чувствительных для них вопросах, не вписывающихся в контекст международного права по тем решениям, которые турецкой стороной предлагались». Как это понимать, и что это за «чувствительные проблемы», во имя решения которых Россия была готова поступиться даже нормами международного права, несмотря на публичную приверженность идеям их сохранения? Тот, кто найдет ответ на тот вопрос, сможет раскрутить все нити сложившейся сложнейшей международной интриги, возникшей в связи с решением турок ответить на такую позицию Москвы роковым пуском ракеты по российскому бомбардировщику в небе Сирии.
Если мыслить по аналогии взаимоотношений Эрдогана с Обамой, то рождается версия о том, что Эрдоган на сей раз решил разыграть «карту» обострения уже своих отношений с Путиным с целью добиться появления условий для проведения референдума по принятию новой Конституции и переходу к президентской форме правления на волне лозунга «Отечество в опасности!». Действительно, по данным турецких социологов, после инцидента со сбитым российским самолетом Су-24, когда Турция объявила Россию инициатором конфликта, рейтинг Эрдогана стал расти. Но Россия не вступила в вооруженный конфликт с Турцией, и мало кто мог предполагать такой ход действий. Хотя бы потому, что, как утверждает итальянское издание Il Giornale со ссылкой на немецкого генерала Харальда Куята, Анкара осуществляла «грязный сценарий», главный смысл которого заключался в следующем: 1. Стремление Турции столкнуть лбами Россию и НАТО на глобальном уровне, чтобы помешать сближению России с франко-американской коалицией против боевиков ДАИШ (ИГИЛ, структура, запрещенная в России). 2. Во что бы то ни стало «втянуть Североатлантический альянс в сирийский конфликт. Ничего не получилось. Это — внешние факторы.
Что касается внутренних, то становится очевидным, что, с одной стороны, националистический ресурс Эрдогана, на основе которого он стремится закрепить за собой власть, носит ограниченный характер. С другой, отказавшись от перемирия с Рабочей партией Курдистана (РПК), начав не только региональную войну с курдами в масштабах Сирии и Ирака, но и в населенных курдами юго-восточных вилайетах страны, Эрдоган стал вводить в реальную повестку дня угрозу распада страны в прямой связи с наличием внешних врагов. Но последовавшие прямые обвинения Москвы в адрес Анкары в пособничестве терроризму стали вводить в уравнение новые вводные: вопрос об участии Турции как в возглавляемой США международной коалиции по борьбе с ДАИШ, так и в Венском процессе по политико-дипломатическому урегулированию в Сирии. Это означает, что вместо реализации концепции неоосманизма во внешней политике Турция оказалась вынужденной «играть уже только на своем поле», что создает проблемы Эрдогану на пути его намерений изменить политическую систему страны с целью укрепления своей власти. Таким образом, Анкара, идя на осложнение своих отношений с Москвой, оказалась в ситуации не завершенного переходного периода, апофеозом которой стал сбитый российский самолет.
Вот как сформулировал проблему президент Путин: «Они что, думали, что мы оттуда убежим, что ли? Нет, конечно, Россия — не та страна. Мы свое присутствие увеличили, количество боевой авиации увеличено… Если раньше Турция там еще летала и постоянно нарушала воздушное пространство Сирии, теперь пускай полетают». По факту атака на российский самолет обнулила все предыдущие договоренности и убила негласное, и, похоже, благожелательное согласие России на осуществление геополитического проекта Эрдогана: путь к политической экспансии Турции на Ближнем Востоке теперь фактически заблокирован в силу изменившегося сценария действий в регионе почти всех международных игроков. «Применительно, скажем, к сирийскому кризису. Нам легко работать и с президентом Асадом, и с американской стороной, — говорил Путин в интервью, отрывок из которого показал телеканал «Россия 1» в качестве анонса документального фильма «Миропорядок». — И я вот говорил об этом недавно с президентом Обамой. И с нашими друзьями из Саудовской Аравии, из других арабских стран. Легко почему? Мы не виляем хвостом и позицию не меняем». В свою очередь, аналитики стратегического исследовательского центра Stratfor утверждают, что «позиции России и США в сценарии урегулирования сирийского кризиса начинают сближаться».
Дело не только в этом. Среди современных концепций, рассматривающих природу лидерства государства, выделяются несколько наиболее влиятельных, которые привязываются к различным историческим, социальным эпохам, разным классам и социальным группам, и исходя из этого описываются характеры лидеров, необходимых и реально существующих у них качеств. Если пытаться применить такие мерки к Эрдогану, то он после интриг с президентом Обамой и «удара в спину» президенту Путину целиком вписывается в формулу ситуационизма. По Фромму, Эрдоган — человек с «рыночной ориентацией», он относится к себе как к товару, который необходимо продать подороже, поэтому вырабатывает в себе качества, соответствующие «ситуационному спросу». Не случайно президент Путин подчеркнул, что «Турция — это не Европа, но Россия считает турецкий народ дружественным и не хочет сворачивания отношений с ним», а «что касается действующего руководства — ничто не вечно под луной». Пока же, как сообщает турецкое издание Yeni Safak, на юго-востоке Турции — в провинциях Ширнак, Диярбакыр и Мардин развернулись полномасштабные боевые действия с применением авиации. В них принимают участие около десяти тысяч турецких военных и полицейских. В ответ курды объявили о начале войны против Турции.
В этой связи американский совет по международным отношениям (CFR) в своем «Исследовании превентивных приоритетов — 2016» в качестве одной из основных угроз, которых следует опасаться США, назвал столкновения между курдами и официальными властями Турции. Появились также сообщения о том, что американские истребители F-15, временно размещенные на авиабазе «Инджирлик» на юге Турции, на днях будут возвращены на базу британских ВВС, что воспринимается многими экспертами как решение, напрямую связанное с решением Эрдогана сбить российский Су-24. Если это так, то Обама вслед за Путиным, по утверждению экс-сотрудника ЦРУ Ларри Джонсона, «готов поставить Турцию на место».
Станислав Тарасов
Источник: iarex.ru
