Я даже рад, что принял непосредственное участие в проекте «Украина своими глазами» и поехал в эту страну с группой русских активистов и журналистов именно сейчас, когда поток военных новостей из Украины уменьшился в разы. Есть возможность подробно говорить о другой войне, которую ведет украинское общество. Это война с никуда не девшейся старой управленческой системой, это война с коррупцией, это борьба за реформы, которые проводятся медленно, со скрипом, ежедневно и ежечасно встречая сопротивление реакционных кругов.
Когда мы говорим об информационных атаках российской пропаганды на Украину, то обычно имеем в виду «распятого мальчика» и «карателей-правосеков». Но есть еще один пласт пропаганды, связанный с Украиной, только здесь уже Кремль преследует на сто процентов внутриполитические цели, вообще без каких-то геополитических привязок. Эта пропагандистская кампания тоньше, изощренней, рассчитана на русские интеллектуальные круги.
«Да, Янукович был коррупционер и гад. Да, его режим был антинароден, и людей, которые вышли на Майдан, вполне можно понять. Но вот прошло два года с тех пор, как они вышли. Вот прогнали они Януковича. И что? Сейчас-то что? Одних олигархов сменили на других? А коррупционеров вообще не сменили, они как были, так и есть. Только сто с лишним человек поубивали непонятно за что, страну дезинтегрировали, вот вам и революция».
Месседж простой: после революции никакой жизни нормальной нет и быть не может, просвета не будет. Даже если победите, все старые беды остаются, а к ним прибавляются новые. Это тоже часть информационной войны, это работа по демотивированию граждан России – сидите и не рыпайтесь. Вопрос «Если не Путин, то кто?» – он оттуда же, из этого же пропагандистского лукошка.
Этот агитационный кейс крайне важен – тут правда искусно смешана с ложью и замалчиванием другой части правды.
Мы же у себя в России ничего не знаем про сегодняшнюю Украину. Мы не знаем, как украинское гражданское общество бьется за реформы, за обновление страны, одерживает победы и терпит поражения, как тысячи волонтеров (молодых, успешных, с отличным образованием), объединенные в общественные организации, разрабатывают законопроекты, создают детальнейшие планы реформирования целых секторов социалки, экономики.
Я видел буквально позавчера в Киеве парней из проекта «Реанимационный пакет реформ» (объединяет более трехсот экспертов). Ребята нам страстно рассказывали о своих концепциях реформы здравоохранения, реформы налоговой сферы, реформы системы госзакупок и т. д., и т.п. И это не просто какие-то там фантазеры – они взаимодействуют с наиболее адекватными депутатами, лоббируют свои проекты, бьются с окопавшимися в Раде реакционерами на заседаниях парламентских комитетов. Иногда у них получается продавить свои предложения, иногда все погрязает в дискуссиях и бюрократии. Это ребята в свитерах и джинсах, офис у них аскетичный – пластиковые настенные доски, маркеры, пуфики, ноутбуки. Он в двух шагах от Рады, этот офис. И эти ребята – де-факто часть парламентской жизни страны.
А название «Реанимационный пакет реформ» придумал один из основателей проекта, Александр Ябчанка, тридцатипятилетний врач-педиатр из Львова. Сейчас именно он бьется с депутатами Рады из-за судьбы реформы здравоохранения.
Мы общались с сотрудниками Украинского кризисного медиа-центра. Медиа-центр располагается в Украинском доме – огромном здании в стиле позднесоветского официоза. Во время революции это здание несколько раз переходило из рук в руки – его брали штурмом протестующие, потом отбивали обратно Внутренние войска, потом опять отбивали протестующие. Украинский дом был важной стратегической точкой в великую зиму 2013-2014 годов – он находился в тылу у евромайдановцев, сражавшихся с «Беркутом» на улице Грушевского, и никак нельзя было допустить, чтобы верные режиму силовики закрепились в этом здании. Теперь Украинский дом снова стал стратегически важной точкой – из-за Кризисного медиа-центра. Заходишь в этот брежневизм, высеченный из гранита и мрамора, а изнутри целые помещения отбиты у совка, заняты центром, там совсем не советская атмосфера. Центр возник во время Евромайдана, там работали люди, имевшие опыт в журналистике, в пиар-бизнесе. Они все бросили той зимой и пахали на этот медиа-центр. Потом революция победила, но волонтеры центра не смогли вернуться к своей мирной жизни. Произошла оккупация Крыма, началась война в Донбассе, а государства у украинцев, считай, не было, пресс-служб у органов власти не было, ничего не было. И медиа-центр продолжил работу – потому что «кто, если не мы». Он до сих пор в значительной степени определяет информационную политику Украины, учит новых министров общаться с прессой, следит за открытостью власти.
В просторном киевском медиахабе замечательная Ангелина Карякина рассказывает нам про Громадське TV – это вообще медиа нового типа, подлинно народный проект, который не берет бабло ни у олигархов, ни у государства – только гранты и помощь зрителей. И ни одна влиятельная собака даже не может подойти к Громадське TV, предложить «решить вопрос». Это в принципе невозможно, потому что заведомо бесполезно.
Во время встречи с нами один из ключевых чиновников украинского МИД Дмитрий Кулеба (посол по особым поручениям, руководитель отдела стратегических коммуникаций), отвечая на вопрос о важности волонтерского неправительственного сектора в Украине, открыто признал, что самое важное и интересное в стране и происходит благодаря этому сектору.
Поймите, интерес вот к таким людям, которые своей волей, своей творческой и интеллектуальной энергией пытаются двигать Украину вперед, – он должен быть у каждого нормального русского человека. Не потому, что «нам важно, что происходит в Украине, так как она рядом». Никакой «международки» – чисто наш, внутриполитический, русский интерес. Это же уникальный опыт, это колоссальной сложности эксперимент, и нам все это предстоит делать тоже. Ну не будет в России вечного Путина, все же рухнет к черту рано или поздно. Вопрос лишь в объемах катастрофичности – будет ли это умеренно бархатный сценарий с несколькими синяками от омоновских дубинок, или будет, как в Киеве в феврале 2014-го, или будет полный обвал государства, еще хуже, чем в Украине. В любом случае менять страну, точнее, воссоздавать ее с нуля придется ведь нам, обществу. Потому что нет ровно никаких оснований думать, будто традиционная российская политическая оппозиция (даже «несистемная»), закрепившись в кабинетах, окажется эффективней и полезней для охваченной масштабным кризисом страны, чем Порошенко (условно) или Яценюк (условно).
Нам нужно учиться у украинских реформаторов. Хоть раз что-то нужно понять, видя чужие успехи и чужие провалы.
И вот еще что. В этой поездке я не собирался как-то концентрироваться на донбасской войне, хотел сосредоточить свои чувства, свое внимание именно на реформах. Но, оказавшись в этой стране, ты не можешь избежать той настоящей войны, она все равно переполняет тебя.
Ты начинаешь понимать, насколько быстрее обновлялась бы страна, насколько тяжелее бы была жизнь всей этой реакционной контры, если бы тысячи волонтеров, активистов не были бы вынуждены заниматься еще и поддержкой армии, закупками амуниции и медикаментов, лечением раненых, обменом пленных, контролем за генералами-завхозами, решением проблем беженцев, восстановление разрушенных районов.
Да и вообще никуда не деться в Украине от войны.
«Украина отошла на второй и даже на третий план». В этой нашей фразе про второй или третий план можно расслышать облегчение («ну слава богу, Сирия ужасна, но уж лучше она, чем на Донбассе кровь лить»). Можно расслышать презрение к фальшивости песен Кремля («вот ведь лицемерные мудаки, полтора года выжигали народу мозг жидобандеровцами, положили в землю тысячи человек, а теперь хоп – и другая драма, другие декорации»).
«Заморозка конфликта» – моднейший термин. Нам в Москве удобно думать, что эта заморозка возможна, что она уже произошла или скоро произойдет. «Заморозка конфликта по приднестровскому сценарию» – вот такое словосочетание произнесет журналисту новостного сайта в телефонную трубку какой-то дядька-«эксперт», выловленный из базы данных Nutcall. Журналист, который на самом деле ни в зуб ногой по теме Украины, выловит фразу «заморозка конфликта» как самую звучную в скучном комментарии эксперта и запилит ее в заголовок текста, выпускающий редактор утвердит. Заморозка, ОК.
Вы знаете, а в Украине нет никакой заморозки. В Днепропетровск и даже в Одессу идут борта с ранеными. Никто эти борта с безногими и безрукими солдатами не заморозил. Стрельба идет и мины бахают практически каждый день. Беженцы с Донбасса ютятся в днепропетровских общагах. Родной дом они потеряли как минимум надолго, государству до них нет никакого дела, только благодаря волонтерским организациям этим беднягам обеспечен хоть какой-то прожиточный минимум. Мы видели этих беженцев. Смотрели в их измученные глаза, видели их слезы. От того, что в информационном меню россиян Украина отошла на второй и третий план, положение этих людей не улучшилось ни на секунду. От того, что Первый канал и НТВ, «Медуза» и РБК меньше говорят про Украину, война не кончилась. Раненых и убитых военных – да, стало меньше, чем во времена танковых боев под Дебальцево. Но они все равно есть, и раненые и убитые, и из-за того, что ноги оторвало одному солдату, а не пяти, ему не станет менее больно, эти ноги у него не вырастут из-за того, что в целом по батальону потерь теперь меньше.
Заморозка, как в Приднестровье? Да, в Приднестровье после 1992 года действительно была заморозка. Только обусловлена она была тем, что уже тогда в Приднестровье складывался авторитарный военный режим, имевший возможность приказать своим подразделениям прекратить огонь. ПМР – это пусть и самопровозглашенное, не признанное мировым сообществом, но все же государство.
Карабах можно было заморозить в 1994 году, потому что Армения является государством – с армией, офицерами, президентом. Потому что Нагорный Карабах – тоже хоть и непризнанное, но государство, с армией, с политическим руководством. Азербайджан – это авторитарный режим династии Алиевых, попробуй там сунься поперек воли шаха в пекло. Но даже в Карабахе перемирие постоянно нарушается.
ДНР и ЛНР – это не государства вообще, это славянское Сомали. Есть Африканский Рог, а есть Украинский Рог, со всеми вытекающими последствиями. И никакие договоры там вооруженные люди не способны соблюдать в принципе, какие бы приказы ни исходили из Донецка, Луганска и Москвы. Люди там стреляли, стреляют и будут стрелять. Причин стрелять у них масса – от искреннего, идеологически мотивированного желания плюнуть на мафиозное трусливое руководство ДНР-ЛНР и продолжать делать вопреки всему свою «Новороссию» до чисто алкогольных «бычек» и наркотических галлюцинаций.
Конечно, особенно важен в поездке был Днепропетровск. Двести километров от линии фронта. Очень много военных. Много украинской символики повсюду. Много беженцев с Востока. Мы встречались с ними, это тоже отдельная тема для рассказа. Особенно запомнилась встреча с женщинами из организации «Помощь Днепра». Встреча проходила в таком типично совковом здании, в котором размещаются общаги, – там у них и штаб-квартира, и место для жилья. Это здание было вообще заброшено, горадминистрация его отдала волонтерам, те своими силами привели в порядок.
Ирина из Днепропетровска. Красивая, грустная. Участница днепропетровского Евромайдана; потом, с первых дней войны, занялась помощью беженцам. Про свою жизнь до зимы 2013-2014 годов говорит с горькой усмешкой как о «прошлой жизни», которую не вернуть. У нее близкий друг в плену. Попал в плен под Дебальцево. До сих пор не удается обменять.
Светлана. Беженка из Иловайска – того самого, где в августе 2014 года после вмешательства регулярных частей российской армии наступление украинцев захлебнулось и превратилось в катастрофический разгром. Светлана с родными уехала из города как раз тогда, в самый разгар ада. Ее друзья покидали гибнущий на глазах город, позвонили, крикнули: «Вы готовы ехать прямо сейчас?!» А по городу долбили со всех сторон. Да, готовы. Уехали в чем были, не успев взять никаких вещей, машина летела через поля, объятые пламенем, под обстрелом. У Светланы всегда с собой в маленьком мешочке с собой осколок мины – «хоть какое-то напоминание о доме».
Светлана – врач. Очень интеллигентная. Прекрасная русская речь. Потрясающий человек. Рассказывала, что жили в обстреливаемом Иловайске несколько месяцев, аж с июня 2014-го, но сперва все надеялись, что как-то успокоится. Рассказывала, как оперировали в городской больнице под обстрелом, а когда стало совсем опасно, перевели операционную в больничный подвал. Оперировали и украинских военных, и дэнээровцев. Среди бойцов ДНР были кавказцы, которые плохо говорили по-русски. Вообще, по словам Светланы, местные, донецкие дэнээровцы были хуже, чем приезжие из России, они являлись полным социальным дном, алкоголиками, уголовниками и прочими отбросами общества.
Говорит, что, по словам оставшихся, в городе жителей, жизнь там просто чудовищная. Денег нет, продуктов нет, в соседней России все очень дорого, гуманитарка из России до простых людей не доходит. При этом в Иловайске продолжают ненавидеть украинское государство.
В Днепропетровске Светлана долгое время не могла придти в себя после ужасов войны, любой громкий звук вплоть до шума трамвая вызывал страх. Женщина присоединилась к волонтерам, хваталась за любую работу – уборку, готовку еды на кухне, вязание носков для солдат, присмотр за детьми. Лишь бы быть все время при деле, лишь бы забыть иловайский кошмар.
С этой встречи мы уходили подавленные. Я подошел к Светлане и попросил у нее прощения за свою страну. Она вздохнула, сказала: «Я знаю, что и в России есть нормальные люди, да и в Украине есть сволочи». Сказала, что регулярно читает русские независимые СМИ (назвала несколько сайтов), читает русских оппозиционных публицистов (назвала несколько фамилий). И еще сказала: «Когда-нибудь все это закончится. А стыдно за эту войну будет и вам, и нам». Вздохнула и повторила: «И вам, и нам».
В Украине действительно все плохо. Даже хуже, чем вы думаете. Но там есть надежда. Настоящая. Не романтическая, а вполне себе реалистичная. Она гораздо крепче, чем вы можете себе представить. Потому что там есть очень крутые люди. И их много.
Роман Попков
Источник: uainfo.org
