«Я стою на этой трибуне не одна … Вокруг меня голоса, сотни голосов, они всегда со мной. С моего детства», — начала свою Нобелевскую лекцию Светлана Алексиевич. Видимо, этим писательница хотела сказать, что вместе с ней и герои ее книг. Те, с кем она общалась последние 40 лет в поездках по бывшему Советскому Союзу. Те самые «красные люди», которые и составили ее «Голоса утопии» — пять книг, за которые белоруска и получила престижную премию.
Полная речь Светланы Алексиевич заняла 14 страниц печатного текста. Прочитать ее можно на сайте премии, а посмотреть — здесь. TUT.BY предлагает сравнительно краткий пересказ Нобелевской лекции белорусской писательницы.
Фото: Артем Шрайбман, TUT.BY
О проигранной битве…
«Я могу сказать о себе, что я человек-ухо. Когда я иду по улице и ко мне прорываются какие-то слова, фразы, восклицания, всегда думаю, сколько же романов бесследно исчезают во времени. В темноте. Есть та часть человеческой жизни — разговорная, которую нам не удается отвоевать для литературы», — объяснила Алексиевич, почему публицистика тоже имеет право на «Нобеля».
Писательница рассказала, что ее путь на трибуну Шведской академии растянулся на 40 лет.
«Много раз я была потрясена и испугана человеком, испытывала восторг и отвращение, хотелось забыть то, что я услышала, вернуться в то время, когда была еще в неведении. Плакать от радости, что я увидела человека прекрасным, я тоже не раз хотела».
Она построила свой 40-минутный монолог на воспоминаниях. Светлана Алексиевич рассказала, что жила в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти и любви к человеку с ружьем.
«Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди палачей и жертв. Пусть наши родители жили в страхе и не все нам рассказывали, а чаще ничего не рассказывали, но сам воздух нашей жизни был отравлен этим. Зло все время подглядывало за нами».
Писательница напомнила о том, что почти двадцать лет назад мы проводили СССР в историю «с проклятиями и со слезами». Но несмотря на то что «красной» империи нет, а «красный» человек остался”, молодежь снова начинает читать труды Маркса и Ленина и радуется на открытии музеев Сталину.
«Я никогда не могу произнести слово „совок“, тогда мне пришлось бы так назвать своего отца, родных, знакомых людей. Друзей. Они все оттуда — из социализма. Среди них много идеалистов. Романтиков. Сегодня их называют по-другому — романтики рабства. Рабы утопии».
Во время лекции Светлана Алексиевич призналась, что ее творческим учителем стал Алесь Адамович. От него она переняла ту мысль, что «писать прозу о кошмарах XX века кощунственно». И в своем творчестве она решила ничего не выдумывать, а писать правду по свидетельским показаниям. Собирая «повседневность чувств, мыслей, слов». Из этого получается не совсем литература, а, скорее, документ.
«Меня интересует маленький человек. Маленький большой человек, так я бы сказала, потому что страдания его увеличивают. Он сам в моих книгах рассказывает свою маленькую историю, а вместе со своей историей и большую. Что произошло и происходит с нами — еще не осмысленно, надо выговорить. Для начала хотя бы выговорить. Мы этого боимся, пока не в состоянии справиться со своим прошлым».
Многие кафе организовали публичный просмотр Нобелевской лекции Светланы Алексиевич. Фото: Александр Васюкович, TUT.BY
1980−1985 годы. «У войны не женское лицо»
В это время Светлана Александровна пишет книгу о войне.
«Почему о войне? Потому что мы военные люди — мы или воевали или готовились к войне. Если присмотреться, то мы все думаем по-военному. Дома, на улице. Поэтому у нас так дешево стоит человеческая жизнь. Все как на войне».
В одной из журналистских поездок Алексиевич встретилась с женщиной, которая была во время Великой Отечественной санинструктором. Из ее уст писательница впервые услышала о войне, которую не знала. Это была «женская война. Не о героях. Не о том, как одни люди героически убивали других людей». Получился рассказ никем не замеченного ее свидетеля и участника тех событий, которого до этого никто никогда не слушал.
«Книгу два года не печатали, ее не печатали до перестройки. До Горбачева. «После вашей книги никто не пойдет воевать, — учил меня цензор. — Ваша война страшная. Почему у вас нет героев?» — «Героев я не искала».
Светлана Алексиевич не говорила о том, что сожалеет о победе Советского Союза в Великой Отечественной. Но ей неприятно, что радостное событие 45-го до сих пор заслоняет собой ГУЛАГ.
«Однажды я услышала: «Свободными мы были только в войну. На передовой». — «Наш главный капитал — страдание. Не нефть, не газ — страдание. Это единственное, что мы постоянно добываем. Все время ищу ответ: почему наши страдания не конвертируются в свободу? Неужели они напрасные? Прав был Чаадаев: Россия — страна без памяти, пространство тотальной амнезии, девственное сознание для критики и рефлексии».
Во время лекции Светланы Алексиевич в Шведской академии. Писательница говорила по-русски, но у гостей был перевод речи еще на четыре языка: английский, французский, немецкий и шведский
1989 год. «Цинковые мальчики»
После своей первой книги Светлана Алексиевич больше не хотела писать о войне. Но 1989-м попала в Кабул и оказалась на самой настоящей войне.
«Война — порождение мужской природы, для меня непостижимой. Но будничность войны грандиозна. Открыла для себя, что оружие красиво: автоматы, мины, танки. Человек много думал над тем, как лучше убить другого человека. Вечный спор между истиной и красотой».
Алексиевич вспоминает, как увиденная ею на войне картинка сильно отличалась от той, что рисовали советские газеты. Она боялась, что ее книгам потом не поверят.
«О ненормальном здесь говорят как о нормальном, само собой разумеющемся. Мол, война … Никто не сходит с ума от этих картин, что вот лежит на земле человек, убитый не стихией, не роком, а другим человеком».
Здесь, в Афганистане, Алексиевич не только записывала историю войны со слов очевидцев, а сама была ее свидетелем. Она видела стрельбу, убийства, слезы матерей, оплакивающих раскуроченные останки своих сыновей над цинковыми гробами.
«Я вспомнила, как в деревне под Минском вносили в дом цинковый гроб и как выла мать. Это не человеческий крик был и не звериный … Похожий на тот, что я слышала на кабульском кладбище …»
Писательница призналась, что до поездки в Кабул верила в социализм с человеческим лицом. Но оттуда вернулась уже свободной от всех иллюзий.
«Прости меня, отец, — сказала я при встрече, — ты воспитал меня с верой в коммунистические идеалы, но достаточно один раз увидеть как недавние советские школьники, которых вы с мамой учите (мои родители были сельские учителя), на чужой земле убивают неизвестных им людей, чтобы все твои слова превратились в прах. Мы убийцы, папа, понимаешь!?» — «Отец заплакал».
Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
1990−1997 годы. «Чернобыльская молитва»
«У меня часто спрашивают: «Почему вы все время пишете о трагическом?» — «Потому что мы так живем. Хотя мы живем теперь в разных странах, но везде живет «красный» человек. Из той жизни, с теми воспоминаниями», — описала Светлана Алексиевич суть своего документального творчества.
В 90-е она написала «Чернобыльскую молитву». Хотя долго не хотела браться за эту тему. Потому что не знала как. Но потом все-таки решилась.
«Стало ясно: кроме коммунистических, национальных и новых религиозных вызовов, впереди нас ждут более свирепые и тотальные, но пока еще скрытые от глаза. Что-то уже после Чернобыля приоткрылось…»
Тогда информация о катастрофе на Чернобыльской АЭС состояла «сплошь из военных слов: взрыв, герои, солдаты, эвакуация». В газетах рассказывали, что этой трагедией западные спецслужбы хотели подорвать социализм. А КГБ искал шпионов. Никого так и не нашли.
«Мир без шпионов и врагов народа был тоже не знаком. Начиналось что-то новое. Чернобыль вслед за Афганистаном делал нас свободными людьми».
Но что делать с этой свободой, «красный человек» тогда не знал.
«Вокруг меня были потрясенные люди. Я их слушала …», — рассказала писательница историю своей поездки в зону радиации. Там из голосов людей она и составила свою «Чернобыльскую молитву».
Фото: Евгений Ерчак, TUT.BY
Закрываю свой дневник …
«Сегодня деление на славянофилов и западников, на национал-предателей и патриотов. А еще на тех, кто может купить и кто не может купить. Последнее, я бы сказала, самое жестокое испытание после социализма, потому что недавно все были равны», — рассуждала Светлана Алексиевич.
По ее словам, так называемый красный человек долго рассуждал над будущим своей страны и думал о том, какой она должна быть — «сильной или достойной, где людям хорошо жить». Победила сила, где «русские воюют с украинцами. С братьями».
Закончив свои «Голоса утопии», Светлана Алексиевич все равно не уверена, что до конца дописала историю «красного человека». Потому что «время надежды сменило время страха. Время повернуло вспять … Время секонд-хэнд …»
Теперь она не уверена, что дописала историю «красного» человека …
«У меня три дома — моя белорусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей мамы, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги. Но трудно в наше время говорить о любви», — закончила Светлана Алексиевич свою Нобелевскую лекцию.
Рядом с трибуной, с которой читала свою лекцию Светлана Алексиевич, организаторы поставили столик с ее книгами, переведенными на разные языки.
Источник: news.tut.by
