7 декабря 1988 года в Армении случилось землетрясение, унесшее 25 тысяч жизней. Еще 140 тысяч человек стали инвалидами. Наш сецкор Николай Варсегов вспоминает те дни [материалы из архива «КП», фото].
Ныне странно это представить, но четверть века назад даже новость о глобальном землетрясении доходила до СМИ часами. Армянские города Спитак, Ленинакан, Кировокан, а также множество сел рухнули 7 декабря 1988 года в 10 часов 41 минуту по московскому времени (11:41 по местному). И только к вечеру, как сейчас я прекрасно помню, ко мне подошел фотограф Вадим Некрасов, сказал, что он слышал про землетрясение в Армении, возможно что даже там есть погибшие. Может, стоит туда слетать? Я с трудом дозвонился до общества «Красный Крест», и там подтвердили, что в Ленинакане разрушено несколько зданий, люди сидят без крова. Посему «Красный крест» отправит сегодня к ночи самолет в Ереван с одеялами и медикаментами.
Так мы с Вадимом добрались тем самолетом до Еревана. К борту подъехал трап, стюарды открыли дверь, и тут же снизу раздался крик, который запомнится на всю жизнь: «Нету Бога для армян! Бога нету!». Кричал молодой мужчина работник аэропорта. Всюду сновали «скорые», принимая тяжелораненых из самолетов, прибывших с Ленинакана. Самолеты «Як-40» – и откуда взялось их столько? – огненной каруселью кружили ночное небо. Садились, сгружали раненых, и опять взлетали. Мы подошли к одному пилоту, попросились в Ленинакан. «Возьмем, сказал нам пилот, сейчас, только смою кровь». Он притащил два ведра воды, вылил на палубу самолета, и кровавая жижа стекла наружу.
В Ленинаканском аэропорту мы пересели в «скорую» и помчались в город. В машине темень, потому часть моей одежды оказалась изрядно перепачкана кровью. Разрушенный город лежал в темноте кромешной, но в разных местах его горели большие костры, вокруг которых сидели люди. Мы пошли на один костер. Я глядел на пламя, а потому споткнулся. Споткнулся, как оказалось, о мертвого человека и упал на лежащие рядом трупы. Но не было никакого шока, не было и позывов рвоты, как это обычно показывают в кино при похожих случаях.
Далее память выхватывает такие картины. Начало чуть светать. Мой напарник Вадим куда-то делся, и больше мы с ним до Москвы не виделись. Люди у костра мне предложили водки. Я пить не стал, но немного почистил ею окровавленную одежду. Далее шел наугад по пустынной улице, разглядывая руины. На тротуаре лежал мужской труп без головы. Тут же несколько крупных осколков каменных, что свалились с макушки церкви. Странно, что иные дома этажей в двенадцать, стояли совсем целехоньки, но рядом дома такие же были совсем разрушены, похожи на пирамиды. С одной «пирамиды», откуда-то сверху, спускали по цепочке — из рук в руки – девушку. Она была практически голая, чуть прикрытая драной тряпкой. Нога у ней сломана ниже колена. Удивительно, что она не замерзла, пролежав под руинами чуть ли не сутки при минус 7. Все этому удивлялись.
Потом еще было много подобных и более страшных сцен. Но первый день запомнился мне особенно.
Спустя уже много лет, я вновь оказался в Ленинакане, который теперь — Гюмри. Город восстановили. Я многих спрашивал, переживших землетрясение: «Как вы не боитесь в таком страшном месте жить? А если вдруг повторится?». И в большинстве своем отвечали люди: «Так ведь на все она – воля Божия. Ну, повторится, так повторится. Кто выживет, снова отстроят город».
О ЧЕМ ПИСАЛА «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА» В ПЕРВЫЕ ДНИ ПОСЛЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ
8 декабря 1988 г.
ТРАГЕДИЯ
Наши специальные корреспонденты передают из Ленинакана
…В Ленинакане мы были через шесть часов после того, как в городе разыгралась драма. Город представлял собой трагическую картину. Разрушены практически все дома от девяти этажей и выше. Значительные разрушения в пятиэтажных домах. Остались целыми лишь одноэтажные индивидуальные и двух-трехэтажные дома старой застройки. Во время занятий рухнуло и несколько школ.
Лишь въехав в город, мы увидели то, что осталось после подземных толчков. На Ереванском шоссе, первой в городе улице, – квартал девятиэтажных домов превратился в груды развалин. В сгущающихся сумерках вокруг – потрясенные люди. Мужчину, закутанного в одеяло, судорожно затягивающегося сигаретой, только что извлекли из-под развалин… В тот момент, когда мы приехали в Ленинакан, весь город еще находился в шоке от пережитого. Люди, похоже, не успели осознать всех масштабов трагедии.
Вдоль улиц вытянулись костры. Вокруг них собралось население города. Люди располагаются кто на сиротливо смотрящихся на обочинах стульях, кто на узлах, кто на обломках стен. То и дело по пути нам встречаются плачущие – даже мужчины. Движение в городе парализовано, улицы запрудили огромные, нескончаемые колонны машин, успевших приехать на помощь из Еревана, из других городов республики.
Идем по улицам, погрузившимся в мрак. На улице Машинистов еще несколько огромных завалов, оставшихся от стоявших еще каких-то несколько часов назад здесь домов. Люди сидят у порогов одноэтажек, не подвергшихся разрушениям, в дома входить никто не рискует. Вокруг костров – детские кроватки, коляски, нехитрый домашний скарб. На капоте припаркованных у обочины «Жигулей» стоит керосиновая лампа.
На улице Горького останавливаемся возле школы № 9. Землетрясение застало здесь школьников врасплох. Рухнула новая часть здания. Развалины школы освещает прожектор. Прибывшие солдаты и местные жители со всей возможной в этих условиях скоростью пытаются растащить обломки. Сержант Валерий Гуменюк и младший сержант Кайрат Адильбеков рассказывают нам, что уже извлекли из-под развалин больше 50 детских тел. В этой школе учились ребята с первого по восьмой классы. Родителей возле бывшей школы очень немного…Два батальона солдат делают все, что могут. Из-под развалин уже удалось извлечь несколько уцелевших ребят.
В поисках оперативного штаба добираемся до центральной площади города. Ожидали найти его в горкоме партии. Но центральная часть здания горкома тоже разрушена. Напротив обвалилась и центральная часть узла связи. На соседней улице в разгар рабочей смены рухнуло здание текстильного комбината. На площади имени В. И. Ленина – столпотворение народа. Люди, в основном женщины и дети, сидят вокруг костров. Здесь, судя по всему, они проведут всю ночь.
Инспектор ГАИ подсадил нас в попутную машину, чтобы добраться до оперативного штаба. По дороге водитель Артур Касян рассказывает нам о случившемся:
– Как только ощутил толчки, я тут же бросился на улицу. Бросился искать жену, ребенка, мать…
На заднем сиденье сидит жена Артура – Карине, к груди она прижимает закутанную в одеяло крошечную Офелию. «Вот сейчас мечусь по городу, – продолжает Артур Касян. – Ищу мать».
В штаб нам добраться так и не удалось. Все улицы забиты автомашинами, завалены обломками зданий. На одной из улиц мы встретили группу офицеров пожарной охраны. Вот что нам рассказал заместитель начальника отдела Главного управления пожарной охраны МВД СССР полковник Геннадий Алексеевич Рябичев:
– Сразу после землетрясения выехали на тушение пожаров, спасение людей. Нам удалось быстро потушить пожары на нефтебазе, турбазе, в гостиницах, на текстильном комбинате. По городу патрулируют дежурные пожарные машины. С Ереваном у нас связь пока неустойчивая. На нефтехранилище удалось сохранить резервуарный парк топлива. Сейчас он под нашим контролем.
…Всю обратную дорогу до Еревана навстречу нам двигалась нескончаемая вереница машин. Среди них – машины «Скорой помощи», подъемные краны, тягачи с тракторами, бульдозерами, автобусы с милицией, военные машины с солдатами. Республика спешила на помощь пострадавшим городам.
Сейчас, когда мы передаем эти строки, в Ереване час ночи. Но в окнах ЦК Компартии Армении горит свет. Работает республиканская правительственная комиссия под руководством Председателя Совета Министров Армянской ССР Ф. Т. Саркисяна. Образована и правительственная комиссия, которую возглавил Б. Е. Щербина.
– Мобилизованы партийные и комсомольские организации, – говорит нам секретарь ЦК КП Армении Г. А. Галоян. – Все больницы, госпитали республики отданы для пострадавших. В республику прилетел министр здравоохранения СССР Е. И. Чазов, вместе с ним – десятки хирургов. И республика, и страна в эти первые после трагедии часы пришли на помощь. Человеческих жизней не вернешь. По предварительным оценкам, жертвами землетрясения стали десятки тысяч людей. Толчки, но уже не такой силы, не утихали до последнего момента.
Г. ИВАНОВ-СМОЛЕНСКИЙ, В. УМНОВ.
(Наши спец. корр.).
9 декабря 1988 г.
БОЛЬ
Известие из Армении перекрыло и заглушило все то, о чем мы думали, спорили, печалились в последнее время. Еще не понятый до конца масштаб катастрофы обжигает душу…
Десятки тысяч погибших (пользуясь первыми данными) – в это невозможно поверить, хочется оттолкнуть от себя, как страшное наваждение.
Я был в Ташкенте, когда свершилась там подобная трагедия, правда, не таких чудовищных размеров, и знаю это удивительное пугающе-странное ощущение: предательство земли. Увы, человек привык, что его предает другой человек, он привыкает и к тому, что взбесившаяся, вышедшая из подчинения из-за его же бездушия и расчетливости техника мастит ему, предает, губит. Но земля плодоносная и зеленая, земная твердь, воплощение прочности и гармонии, дающая хлеб и плоды, она вдруг разверзается и становится беспощадной.
Это то, к чему не может привыкнуть сознание. Мгновенная черта, делящая существо на «до» и «после», на жизнь и гибель, на будничные заботы, труды, радости и на великое осиротение, распад, поиск исчезнувших безвозвратно, спасение еще живых, обездоленность очагов, вспученные, обгорелые каркасы. Смертельно испуганные, зовущие родителей дети, родители, в ужасе кличущие детей.
Все это пришло и трагически исказило жизнь Ленинакана, Северной Армении, других городов Закавказья. Землетрясение не делает различий ни перед кем: ни положение, ни национальность, ни партийность, ни атеизм, ни религиозность не умаляют его удара. И гибнут одинаково правительственные здания, церкви, памятники архитектуры, дворцы и лачуги…
Есть только одна сила, в какой-то мере сопротивляющаяся беде и выстаивающая ее хоть и с величайшими потерями: объединенность людей.
«Народы, распри позабыв»…
Убежден, что азербайджанцы, выходившие на демонстрации, на площади своих городов, содрогнутся в скорби и сострадании и придут на помощь, что далекие от Армении прибалты забудут на миг о спорах между Народными фронтами и организациями интернационалистов, что перед лицом трагедии все ощутят себя братьями на этой грешной земле. Нет, земля не грешна, а вечна, несмотря на свои страшные выпады против человека. грешен человек но и он смиряется и возвышается перед великим несчастьем. И он становится таким, каким мог бы быть всегда: помогающим, прощающим, человечным.
С болью я думаю о друзьях своих в Армении, где приходилось бывать. Вспоминаю и другое. Как после юбилея Самеда Вургуна мы с писателем Юсифом Самед-оглы, сыном Вургуна, выехали из Азербайджана в Армению. Сидели в маленькой горной харчевне у хозяина-армянина, пили доброе вино, говорили о всяком, дружески спорили без «кинжальных хитростей и драк», как писал Есенин. Вспоминаю, и как с азербайджанскими художниками ездили к самобытному скульптору-армянину, создавшему чудо-дом под Баку.
Нет, не было идиллии, скрытые конфликты и трещины назревают. Но все же мы находились в нормальном, не расколотом ни людьми, ни природой мире.
Страшный урок землетрясения взывает к людям, говорит о том, что жизнь так мала, так незащищена и так велика – в лучших человеческих проявлениях. Конечно, здания со временем восстановят, и города оживут, и людям дадут кров. Все восстановимо, кроме единственной и хрупкой человеческой жизни.
И сегодня скорбим мы о погибших, о незнакомых нам, но родных людях. Мы еще многого не знаем. Ни точных цифр, ни всего масштаба трагедии, но мы понимаем, что такое безвозвратность. И перед лицом ее о многом задумываемся. Увы, несчастья делают людей мудрее и печальнее. Это так – люди всей страны готовы утешить, поддержать, действенно помочь армянским своим братьям. Уверен, что все, в ком не изжито человеческое, испытывают то же чувство. Уверен, что так же содрогнулись сердца в других странах, на других континентах.
Перед бедой и трагедией люди разноплеменные и яростно противоречивые становятся одним племенем, одним народом – человечеством.
Владимир АМЛИНСКИЙ, писатель.
АРМЕНИЯ В ТРАУРЕ, СКОРБИ…
Наши специальные корреспонденты Н. Варсегов, Г. Иванов-Смоленский и В. Умнов передают из района стихийного бедствия
Не обжегшись трагедией, ее не понять.
Человек неспроста так задуман, устроен… В нем живучи щадящие центры, рефлексы, оберегающие его от запредельных ударов по психике, – иначе сознание многого бы не вынесло.
Мы въехали в город Ленинакан. Въехали – как в войну. Жестокую и современную.
Перед глазами у нас весь остаток ночи, все следующее утро неотвязно стояли картины, которые бы, дай бог, не увидеть больше ни нам, ни вам – никому. Огромные груды мусора и бетонных плит, из-под которых торчат сплющенные холодильники, телевизоры, прочая утварь – груды, ничем не напоминающие девятиэтажные «башни», стоявшие здесь каких-нибудь 6-7 часов назад. Люди, еще не оправившиеся от шока, сомнамбулами неприкаянно бродящие по залитым водой и грязью улицам, согревающиеся холодным горным вечером у костров, кое-где переговаривающиеся с оставшимися в живых под обломками. И самое страшное – в ярком прожекторном свете три рухнувших этажа школы, застывшее, неестественно скрючившееся детское тело на броне бронетранспортера, мать, в рыданиях прижимающая к груди открытый ранец ребенка…
Слепы, жестоки бывают во злобе люди. Но более жестокой, неумолимой бывает бесстрастная природа. По Армении, по ее народу она нанесла удар, по силе которому равного на Кавказе не знали восемь десятков лет. Трагическое тютчевское: Как души смотрят свысока на ими брошенное тело… Тысячи, тысячи таких взглядов в Ленинакане, Кировакане, Спитаке… Десятки и сотни тысяч тех, для кого эти взгляды невосполнимы, – родных и близких погибших. Эти строки мы пишем в машине, по дороге в Спитак.
Невдалеке перед нами маячат белые «Жигули». В них каким-то невероятным образом втиснута черная крышка гроба, за задним сиденьем – большие хлеба. На поминки.
Армения в трауре, скорби.
…Но жизнь не кончается. На дороге в Ленинакан и Кировакан – сплошная пробка, кажется, здесь машины со всей республики. У многих за задним сиденьем – большие хлеба. Накормить тех, кто остался жить.
Да, сейчас вся республика, вся страна единым вздохом, единым порывом отозвалась на горе разрушенных городов. Да, и в Спитаке, Ленинакане, Кировакане уже сегодня, на вторые сутки трагедии, сосредоточилась масса техники, сюда долетели, доехали сотни врачей. Да, все это так.
Но вчера, но сразу, но в первые же часы… В бесконечных, нескончаемых пробках, в полупараличе ночного Ленинакана мы, когда на мгновения отступала боль от всего увиденного, ловили себя на горьких мыслях. О том, что во многих странах не просто любят быструю, удобную езду – они «еще и» понимают стратегическое значение своих автобанов, дорог. Думали о том, сколько можно писать о бессилии, нерасторопности нашей системы гражданской обороны. О том, что проедены нами все зубы на критике качества наших строительных и монтажных работ. (Консолидация и сердечность армян в эти часы ничего, кроме преклонения, не вызывает). Но где были сейсмологи, архитекторы и прорабы, проектировавшие и строившие дома, развалившиеся, точно спичечные коробки. Думали, наконец, о том, почему и через шесть часов – целых шесть часов! – после подземных толчков в Ленинакане возле каждого бывшего дома беспомощно ковырялся в лучшем случае один кран.
Эти мысли, увы, были нашими спутниками все минувшие сутки. С этим мы и въехали вчера в город Спитак.
Жестокая ирония стихии – несколько первых домов при въезде в 20-тысячный город были целы и камуфлировали следы от ударов землетрясения. Ирония действительно была жестокой. Оставив машину, мы пошли по центральной улице. Отшагав с километр, мы так и не сумели узнать, как она называлась прежде. Все дома практически превратились в груды руин. И лишь на балконах нескольких, уцелевших наполовину, висели вязанки лука и хлопало на сквозняках белье – как будто хозяйки постирали его только что. То тут, то там мостовую и тротуар, змеясь, рассекают трещины. В некоторых из развалин пожарные тушат огонь. Вдоль обочин на панцирных сетках, матрацах, узлах сидят люди с окаменевшими от горя лицами. Улицы, переулки буквально загружены людьми, съехавшимися сюда из близлежащих районов. Возле бывшего рынка находится оперативный штаб. Здесь же пункт сбора раненых. И пожилой, осунувшийся мужчина проносит сюда мимо нас только что извлеченную из-под руин девочки лет шести – жива.
– Сейчас мы в основном развернули спасательные работы, – говорит нам военный комендант Спитакского района, подполковник П. Б. Новаковский. – На первых порах основная тяжесть легла на прибывших сюда солдат и подразделения МВД. Нам надо приложить больше усилий, чтобы четко организовать работу людей, приехавших из других районов, порой плохо экипированных, беспомощных. Первый секретарь райкома партии Норик Григорьевич Мурадян, сам потерявший трех сестер, остается в буквальном смысле на передовой. Хочу отметить бригады из Раздана, Апаранского, Арагацкого районов. Они захватили с собой свои кирки, лопаты. Только за первую ночь в ближайшую Аштаракскую больницу доставили 700 человек. Пришла помощь и из соседней Грузии. В три часа ночи оттуда прибыла первая колонна. Из всех не пораженных землетрясением районов стекается все больше техники. Но толчки были слишком сильными, разрушены или повреждены практически все жилые и административные здания города, и, к сожалению, надежд на спасение оставшихся под развалинами очень немного. Но работать мы продолжаем.
Мы сворачиваем в переулок бывшей центральной улицы. В отличие от Ленинакана, о драме которого мы рассказали вам накануне, здесь, в Спитаке, разрушены и почти все одноэтажные дома. Не говоря уже о домах в несколько этажей, в том числе ПТУ, где шли занятия, больнице, где удалось спасти лишь двоих, трикотажной фабрике, где в разгаре была рабочая смена. Так и торчит сейчас из-под ее обломков «готовая продукция» – коричневые куртки и «сырье» – рулоны тканей.
– Раненых и погибших мы перевозим на стадион, – рассказывает начальник отдела штаба гражданской обороны республики подполковник В. А. Козлов. – Здесь мы создали две бригады – неотложной и специализированной помощи. Нам помогают и студенты Ереванского мединститута. Те, кого можно, мы стараемся побыстрее переправить вертолетами в Ереван. Но много тяжелых ранений, и некоторые умирают уже после того, как их удалось вызволить из-под обвалов…
Со стороны стадиона через каждые 10-15 минут поднимаются вертолеты. Кому-то он принесут надежду, кого-то лишат ее. Мы наблюдали за вертолетами с крутого обрыва и, как джеклондоновские герои, взглядом поддерживали прыгающего через пропасть, про себя пытались внушить вертолетам: «Довезите… довезите…» С обрыва глазам открывается панорама – как будто город подвергли ожесточенной бомбардировке.
…Промытарившись больше трех с половиной часов в беспросветной пробке, мы вчера так и не сумели пробиться дальше, к Ленинакану. Там, где регулировщик требовался больше всего, у железнодорожного переезда, его-то как раз и не было – лишь сиротливо мозолил глаза ярко-желтый мотоцикл без хозяина.
Да, на первых порах, по сути, в первые часы трагедии, здесь не все еще с ходу стыкуется, не все отнюдь еще действуют с синхронностью правой и левой руки. Но понять это можно, необходимо. Сегодня на всех забитых битком дорогах Армении – горе и сострадание, слезы людские и тысячи, сотни тысяч тех, кто в мгновение сделался «людьми одной группы крови». Сегодня, в эти часы, вся Армения – дорога с односторонним движением.
И эта дорога – к людям.
Армянская ССР.
8 декабря.
Николай Варсегов
Источник: msk.kp.ru
