Капитализм в нашей стране начали реставрировать четверть века назад. За это время “русский мир” (реальный, а не тот, который выдумали кремлёвские идеологи) чётко поделился на тех, кто продаёт свои рабочие руки и навыки, и тех, кто эти руки и навыки покупает, чтобы использовать их для собственного обогащения. За это время продавцы рабочей силы могли бы выработать классовое сознание и создать орудия защиты от противоположной стороны – профессиональные союзы. И, тем не менее, профсоюзное движение в России пока не стало массовым. Почему?
Среди либералов популярен тезис об “исконном рабстве русского народа”. Якобы простой русский человек только и умеет, что ломать шапку перед барином и боготворить царя-батюшку. Но если бы русский народ был рабским по природе своей, то в начале ХХ века, за 1905-1906 годы, он бы не создал больше сотни рабочих союзов! Некоторые из них действовали нелегально. Но русские рабочие всё равно сохраняли свои союзы, налаживали взаимодействуя между собой, рискуя оказаться на каторге. Так, Вторая Всероссийская конференция профсоюзов прошла в Петербурге с 24 по 28 февраля 1906 года нелегально. “Рабы по природе” так себя не ведут. А вначале 1917 года в России не осталось ни одной рабочей профессии, которая бы не создала профсоюз.
Центр Петербурга – это музей профсоюзного движения под открытым небом: на множестве домов мы видим памятные доски с надписями о существовании в них той или иной профсоюзной организации. Эти доски – словно укор нынешним рабочим. Что современным российским пролетариям мешает защищать свои права с помощью профсоюза? Если не “рабская ментальность”, то что?
В начале ХХ века Россия была молодой индустриальной страной. Капиталистическая индустрия начала развиваться в нашей стране намного позже, чем на Западе – лишь после отмены крепостного права в 1861-м, но зато гораздо более бурными темпами. Она задавала стране совсем иной темп, вытаскивая её из архаичного состояния. Темп жизни России определялся ритмом мира работы. И это не могло не сказаться на сознании русских рабочих людей. Они начинали осознавать свою значимость для новой, индустриальной, России.
Не будем сбрасывать со счетов и традиции русского народа, которые нашли довольно оригинальное выражение в индустриальный период. “Раннему пролетариату было присуще высокоразвитое чувство классовой солидарности и товарищества.
Оно опять-таки шло не столько от капиталистического предприятия, разделяющего работников на множество разрядов и категорий, сколько от старой общинной солидарности, – рассуждает оригинальный марксистский публицист Марлен Инсаров в статье «О причинах пассивности пролетариата». – Именно благодаря таким ещё существующим традициям общинного коллективизма пролетарии XIX века куда с большей лёгкостью, чем современные пролетарии, могли самоорганизоваться для совместной борьбы – самоорганизоваться не в масштабах всего общества, но в масштабах мастерской, цеха, квартала, даже города”. Мнение спорное, но не беспочвенное.
Именно молодой русский пролетариат с общинным коллективным сознанием (а, может быть, и общинным бессознательным) и совершил в России три революции. Но Гражданская война потом его перемолола. Его же было не так много относительно всего остального населения – всего 5-7 процентов. В советские годы появился новый пролетариат.
Не очерняя вслед за либералами всё советское прошлое чохом, мы должны признать, что в СССР, в “обюрокраченном рабочем государстве”, как считают троцкисты, было почти нереально создать независимый профсоюз. Слово “почти” – это намёк на то, что всё же можно было создать, но для этого нужно было идти на очень большой риск. В конце концов, в Польше появился профсоюз “Солидарность”, хотя режим Польской народной республики не существенно отличался от советского.
В СССР профсоюзы превратились в организацию по распределению скромных благ. И чем более работник был лоялен по отношению к начальникам, тем больше благ он получал: путёвки, продуктовые спецнаборы, билеты в театр, Деда Мороза под Новый год. И тогда-то, видимо, и зародилось та идея, что профсоюз – это что-то вроде Деда Мороза, который дарит подарки за хорошо прочитанный стишок. Подарок как поощрение за лояльность. И это отношение к профсоюзам не могло не сказаться в будущем, то есть – в нашем настоящем.
“Наши люди не могут идти против государства и начальника. Они не понимают, где частная фирма, где государство, где чиновник, где хозяин ларька. Для них всё едино. Против начальства выступать нельзя! Как мне сказала одна дама в общепите: “Да вы что, мы же с нашей начальницей за одним столом все вместе едим и как же я против неё выступать буду?!” Всегда вспоминаются менты. Брутальные альфа-самцы, которым всё можно при разгоне манифестаций, оказываются трусливыми щенками, когда им предлагают вступить в профсоюз и выступить против начальства. Реально у людей от страха трясутся поджилки”, – рассказывает один бывший профсоюзный организатор.
Сказывается и то, что в современной России относятся к рабочим профессиям иначе, чем в СССР, где рабочий класс официальной идеологией был возведён в ранг “гегемона общества”. Сейчас в России возрождаются советские традиции не самого хорошего содержания – вся эта парадная помпезность. А вот уважение к рабочим профессиям никак не возродится. Слово “рабочий” в России больше не звучит гордо. Как отмечают социологи, российский молодой человек, работая на заводе, воспринимает себя как неудачника, даже если он получает за свой труд больше, чем те, что работают в офисе. А если человек не связывает своё будущее с работой на предприятии и рабочей профессией, то он и за свои рабочие права бороться не будет. “Как мне сказала одна дама из столовой завода“Форда”, “это временная неудача, что я поваром работаю, боже упаси, чтобы я тут боролась за свои права”», – продолжает рассказывать бывший профсоюзный организатор. Российские рабочие в большинстве своём не понимают, что это такое – “достоинство труженика”. А отстаивать это достоинство они не будут и подавно.
За последние четверть века в России распространилась сугубо прагматическая потребительская мораль. Если ты чем-то занимаешься, не получая за это деньги и не имея никакой выгоды, ты либо дурак, либо ханжа и прохвост – это мнение в нашем обществе давно стало общим местом. Чтобы создать профсоюз и развить его деятельность, его организаторам нужно затратить немало времени и сил, не получая ничего взамен. На это наши люди не готовы.
“А что я буду с этого иметь?” – задаётся вопросом наш человек, если его просят заняться той или иной общественной работой. Участие в деятельности профсоюза, если и обернётся какой-то выгодой, например, заключением коллективного договора, составленного в интересах трудового коллектива, то не сразу. А главное, за такой договор нужно бороться, рискуя в случае поражения оказаться за дверями завода. Наши рабочие предпочитают довольствоваться синицей в руках. Успешная коллективная деятельность в профсоюзе для них – журавль в небе. И пусть об этом журавле мечтают дураки!
Зато в нашем обществе утвердился принцип: с паршивой овцы хоть шерсти клок. «Профсоюз в сознании рабочих ассоциируется с требованием “сделать всё по закону”, а по закону сами рабочие жить-то и не хотят. Им это не надо. Одной даме из общепита я пытался доказать, что она должна потребовать от работодателя оплатить ей сверхурочные. На что она мне ответила: “Я потребую с начальства оплаты моих сверхурочных, а они потребуют с меня оплатить всю еду, которую я здесь съедаю – и на хрен мне нужна такая работа в общепите?!”», – рассказывает бывший профсоюзный организатор.
Проще говоря, у нас работает принцип «ты мне – я тебе»: я не отстаиваю свои трудовые права, а вы закрываете глаза на мои грешки. Профсоюз нельзя пощупать в кармане, а тяжесть украденного инструмента или куска мяса весьма приятно ощущать в своей сумке по дороге с работы домой!В нашей стране так долго насаждали коллективистские ценности, что как только это насаждение прекратилось, мы впали в самый пошлый индивидуализм. Каждый за себя!
Есть ещё одно важное отличие нынешней ситуации от той, что сложилась в начале ХХ века. Тогда производство развивалось семимильными шагами, а сейчас разваливается. Рабочие депрессивных предприятий просто-напросто лишились традиционного орудия борьбы за свои права – забастовки. Если завод влачит жалкое существование, то забастовкой его хозяев не напугать. В России после крушения СССР боевые профсоюзы возникали не на умирающих предприятиях-банкротах, а на растущих производствах, а их в России немного. Да и те, что были, сейчас переживают не лучшие времена. Тот же «Форд» во Всеволожске, где десять лет назад появился активный профсоюз, нынче работает четыре дня в неделю – кризис.
Конечно же, против профсоюзного строительства направлен и такой распространённый в нашем обществе принцип, как: не высовывайся – целее будешь. Человек, который купил в кредит всё – от автомобиля до смартфона – предпочитает быть ниже травы и тише воды. В такой обстановке очень тяжело проявить себя людям с лидерским характером. А наши люди верят лидерам! Они не верят, что сотня слабых людей может вместе, сообща, чего-то добиться. Они хотят видеть лидера-героя, который всё сделает за них.
А лидеров нет ещё и потому, что в нашей стране, в которой процесс классообразования начался не так давно, весьма сильна вертикальная мобильность. За последние 20 лет путь «из грязи в князи» проделали в России очень многие. На фоне серого, боящегося всего и вся населения человек с напором и целеустремлённостью сразу обращает на себя внимание и вырывается из социального болота довольно легко. В результате все потенциальные лидеры становятся начальниками, бизнесменами или политиками. А рабочие так и остаются серой массой. Чтобы наш человек связывал своё будущее со своей профессией и своим классом, в России должен, в общем и целом, завершиться процесс классообразования.
В результате мы имеем то, что имеем – крайне слабые свободные профсоюзы, которые редко заявляют о себе. Исключения лишь подтверждают правило. Не будем сбрасывать со счетов и методы административного и полицейского давления на профсоюзных активистов. Человек, готовый бороться за экономические требования, как правило, теряет всякий энтузиазм, когда на него ополчается центр «Э» или прокуратура.
Как показал опыт последних забастовок, например, на «Антолине», работодатели тоже научились воздействовать на рабочих так, что у них резко пропадает желание бастовать. Если ещё десять лет назад работники часто выигрывали трудовые конфликты в суде, то сейчас всё наоборот. Отдельные работники ещё имеют в суде какие-то шансы на выигрыш, но как только речь заходит о профсоюзе, суды сразу поддерживают работодателя. И работодатели научились этим пользоваться. Так, многие забастовки сейчас оспариваются в суде ещё до их начала. А процедура объявления забастовки такова, что работягам весьма непросто правильно составить все бумажки. Достаточно одной ошибки, чтобы забастовка формально стала незаконной.
И, наконец, против профсоюзов работают такие неолиберальные механизмы, как внедрение аутстаффинга и «кадровых агентств». Это когда работник оформляет временные трудовые отношения с конторой «Рога и копыта», а работает, например, на «Форде». Если такой работник начинает бузить, он по почте получает уведомление о расторжении контракта, а на проходной просто отключают его пропуск. Не нравится? Судись ООО «Рога и Копыта», сколько хочешь.
Рабочее профсоюзное движение в России встанет на ноги только в том случае, если оживёт реальный сектор российской экономики. Тогда предприниматели будут считаться с «продавцами рабочей силы». Нынешний курс на импортозамещение, если он будет проводиться последовательно (что сомнительно) даёт шанс на возрождение отечественной индустрии. Ведь никакого импортозамещения не произойдёт без новой индустриализации. Появятся новые рабочие места. Рабочие почувствуют потребность в них – и это обязательно отразится на их морали.
Дмитрий Жвания
Источник: mpra.su
