Каждый раз, когда лидеры западных стран соглашаются встретиться в рабочем порядке с Путиным, российский пропагандистский аппарат устраивает массовое ликование. Но и в либеральной среде, в том числе и на Западе, находятся аналитики и журналисты, охочие до сенсаций, которые начинают говорить, будто Путин “победил” и “всех переиграл”. Так было в феврале 2015 г. после встреч в Москве; так было в сентябре, после встреч в Нью-Йорке на генеральной ассамблее ООН; так происходит и сейчас, после встреч на саммите G-20 в Анталии, состоявшихся под отзвуки парижских терактов. Если воспринимать эти оценки серьезно, то может сложиться впечатление, что 2015 г. стал для человечества годом Путина, ознаменовавшись каскадом побед и триумфов кремлевского руководителя. Остается непонятно, почему при таком ярком послужном списке своего президента Россия и россияне занимают столь незавидное положение во всех сферах политической, экономической и общественной жизни.
В этой статье я покажу, что, хотя Путин и пытается построить на терактах политический капитал, на сегодняшний день его «парижская выгода» носит номинальный характер, и состоит, главным образом, в психологическом удовлетворении от снятия околобойкотного режима, который де факто установился вокруг него в связи с событиями в Украине. Что касается «большой анти-ИГИЛовской коалиции» (особенно на условиях Кремля), то ее формирование представляется мало вероятным. Еще менее значительной выглядит вероятность того, что под воздействием посттеррористического синдрома Запад пойдет на сохранение Асада у власти и, тем более, на снятие санкций против РФ, признание аннексии Крыма, а также попустительство действиям Кремля на Донбассе.
Многие политические обозреватели и журналисты утверждают, что при всей своей кошмарности теракты в Париже весьма эффективно работают на Путина и что благодаря им Путин уже нанес поражение Западу в пропагандистской войне. Муссируется мысль, что благодаря ужасу, нагнанному на Запад, Путину наконец-то удастся сколотить анти-ИГИЛовскую коалицию, добиться принятия своего плана по Сирии, заставив при этом Запад отвернуться от Украины. Таким образом, если в начале нулевых мы видели Coalition of the Willing под знаменами Белого дома, воевавшую против Саддама Хусейна, талибов, и «Аль-Каиды», то в этом году должны увидеть появление коалиции под знаменами Кремля, которая наведет порядок в Сирии и даже, возможно, решит курдский вопрос.
Аналитиков, придерживающихся этой позиции, можно разделить на три группы. Первая группа — работники российского пропагандистской системы, консерваторы и сторонники авторитаризма — рукоплещут тому, что предупреждения Путина, якобы сделанные полтора месяца назад в Нью-Йорке, сбылись, и теперь Запад, осознавший, что такое терроризм (как будто он не знал этого раньше), побежит к нему на поклон. Назовем эту группу «апологеты».
Вторая группа включает в себя либералов, антикремлевски настроенных оппозиционеров и умеренных левых, как российских, так и западных, которые тоже считают, что теракты обернулись победой Путина, но эту победу они встречают не рукоплесканиями, а трауром, видя в ней неизбежность и вездесущность зла, пускай и временного. Назовем их «пораженцы».
И, наконец, к третьей группе относятся непримиримые оппозиционеры-конспирологи. Они утверждают, что настоящим организатором терактов были российские спецслужбы, т. е., все тот же Путин. Несмотря на свою радикальность (а, может, и благодаря ей), данная точка зрения приобрела немало сторонников в российском идеологическом поле. Так, несколько авторитетных аналитиков поделились у себя на сайтах странным постом, где объясняется, для чего зловещая «рука Путина» учинила и бойню на берегах Сены, и взрыв Аэробуса А321 над Синаем (по состоянию на 18 ноября пост каким-то фантастическим образом генерировал 18 500 перепостов и 21 000 лайков; для сравнения пост Дмитрия Медведева на тему парижских терактов дал всего лишь 1 000 перепостов и 8 800 лайков, хотя и опубликован на трех языках). В том, что принято называть «конспирологией», я не вижу ничего предосудительного. Там, где мейнстримная версия содержит значительные противоречия и неадекватно объясняет имеющиеся факты, конспирологический подход производит альтернативные версии и может быть правомерен. Но в случае парижскими терактами (и уничтожением А321), противоречия слишком несущественны, чтобы принимать их в расчет, и случившееся объяснимо с высокой долей вероятности самой очевидной, мейнстримной версией. В такой ситуации конспирология теряет практический смысл, поиск альтернативности становится самоцелью, а навязчивое усложнение причинно-следственных связей часто оказывается формой личностного расстройства. Поэтому представителей этой группы я назову «усложнители».
Забегая вперед, отмечу, что парижские теракты принесли стратегическую выгоду и Ирану, и «Национальному Фронту» Франции. Однако никто не возлагает ответственность за эти преступления ни на иранские спецслужбы, ни на Марин Ле Пен. Больше всех теракты оказались выгодны ИГИЛу, но, увлеченные поиском альтернативностей, усложнители забывают об этом простом факте.
Выгода Путина
Итак, какую выгоду извлек Кремль из парижских терактов? В качестве затравки пораженцы и усложнители указывают на следующее:
● Выгода первая. В отличие от предыдущего саммита в Брисбене на только что прошедшем саммите в Анталии с Путиным общались все лидеры, а Обама даже присел с ним за столик и целых полчаса говорил о чем-то важном. Этот исторический момент удалось запечатлеть на фотоснимке.
● Выгода вторая. На венском совещании по Сирии все стороны, испугавшись парижских терактов, тут же приняли план Путина.
● Выгода третья. Увидев ужас, объявший Париж и всю Францию, Путин испытал глубокое удовлетворение: теперь он отомстил Франции за непроданные «Мистрали», за терминал со сжиженным газом в Дюнкерке, освободивший Францию от Газпрома, а также за унижения, которым Франсуа Олланд якобы подвергал его на международных встречах.
● Выгода четвертая. Западная пресса стала отзываться о Путине более уважительно.
Если говорить о конспирологии, то вряд ли бы даже самый циничный социопат отважился на убийство почти 130 человек (при том что могло погибнуть и больше) ради крайне сомнительных бенефитов. Но Путин — не просто человек, он еще и профессиональный шпион, и знает, сколь вероятны провал, утечка информации и обнаружение в такой масштабной операции. Не думаю, что он пустился бы на такой риск, подвергая опасности себя, свое благосостояние, армию своих кунаков-опричников и весь свой режим ради достижения психологического удовлетворения от того, что околобойкотный режим, в котором он находился, снят, и он пока больше не изгой. Это самоубийственная игра, которая не стоит не только свеч, но и спичек, от которых их зажигают.
Что касается циничности, то многие утверждают, что чудовищность преступления нынешнему режиму не помеха и указывают в этой связи на взрывы жилых домов в Москве в сентябре 1999 г. Как показали Юрий Фельштинский и Александр Литвиненко в своем исследовании «ФСБ взрывает Россию» (Литвиненко эта публикация стоила жизни), ФСБ действительно взрывала жилые дома в Москве в 1999 г. Но, тем не менее, это не означает, что чекисты ответственны за все теракты, происходящие в мире. В 1999 г. взрывы были нужны силовикам-убийцам, чтобы настроить общественное мнение России на новую войну в Чечне. Сейчас это делать не к чему: Российская авиация и так уже полтора месяца бомбит позиции анти-Асадовской оппозиции при полном одобрении россиян. Как бы ни поносили сегодня Ельцина за экономические неудачи и штурм Белого Дома, за 10 лет своего президентства ему удалось приучить страну к простой демократической мысли, что народ является участником политических процессов. За 15 лет правления Путин выбил эту вредную мысль из сознания россиян. Превратившись в придаток кремлевской машины и личную свиту Путина, Дума и Совет Федерации больше не представляют интересов электората. Все, что происходит в России, отражает исключительно волю неомонарха и элит. Так были разбазарены и похищены сотни миллиарды долларов государственных средств, что ударило по интересам населения; захвачен Крым; запущен процесс «Новороссия». Для интервенции в Сирию Путину также не потребовалось одобрение ни российской, ни международной общественности. Не будет оно нужно и для крупномасштабной наземной операции, если кремлевский владыка вознамерится прославить ею свое имя. Поэтому, в отличие от 1999 г., сейчас нет никакой необходимости в создании предлога для войны или в подготовке общественного сознания для масштабной интервенции.
Мои оппоненты, возможно, обвинят меня в чрезмерном сарказме и скажут, что я превратил действия Путина в гротеск, и что бился он не за место за столиком, а за место под солнцем («причем для всей России», — добавят апологеты), т. е., за стратегические геополитические преимущества. В отношении предполагаемых преимуществ показательно высказывание профессора Григория Голосова: «Запад, потрясенный серией терактов в Париже, наконец-то осознал неизбежность участия России в антитеррористической коалиции». Но многие в своих оценках идут дальше, считая, что в результате терактов Запад уступил Кремлю на переговорах в Вене, признал, что Сирия находится в сфере интересов Кремля, а скоро признает и аннексию Крыма, дав добро на продвижение интересов Путина на Донбассе, или в самом крайнем случае просто отвернется от Украины; санкции против России будут при этом сняты. Такой подход основан на амбициозной презумпции, будто Путин может предложить Западу нечто весьма существенное для борьбы с ИГИЛом, и будто без участия России победа над исламизмом в Сирии и Ираке, как и над всем международным терроризмом, совершенно невозможна. Все эти презумпции — продукт аберраций политического сознания, мании величия, или ностальгии по советскому прошлому.
Венский мираж.
Пораженцы трактуют итоги венских переговоров по Сирии, закончившихся уже после терактов в Париже как успех российской стороны. Апологеты и некоторые усложнители делают «успеху» апгрейд до «триумфа». В действительности эти переговоры не привели к новым существенным соглашениям. Идеи о необходимости прекратить кровопролитие, создать коалиционное временное правительство, взять курс на проведение всеобщих выборов, и прочая, прочая — все это увлеченно толчется в дипломатической ступе уже несколько месяцев, но остается непродуктивным по двум причинам. Первое: участники дискуссий решают, каким быть будущему Сирии, не спрашивая, что думают об этом лидеры некоторых группировок умеренной сирийской оппозиции, — Сирийской Свободной Армии, например (позиция ИГИЛа и других радикальных группировок в расчет не берется по определению). Второе, и самое главное: ни Запад, ни ближневосточные соседи Сирии, ни участники сирийской гражданской войны не достигли консенсуса по поводу судьбы Асада. Сирийский диктатор хочет остаться. Россия и Иран тоже этого хотят, но все остальные категорически против. Однако весь смысл четырехлетней войны, унесшей 250 000 жизней и сделавшей беженцами 4 миллиона человек, состоит именно в том, чтобы определиться: изгнать или оставить у власти клан Асада. Поэтому, когда политики, раздувая щеки, сообщают, что в Вене достигнуты договоренности по целому ряду принципиальных вопросов кроме одного (что делать с Асадом), они уподобляются двум персонажам из анекдота: один согласился продать дом, другой — купить, договорились и о дате сделки, и о месте ее проведения, и о том, какими купюрами будет произведена оплата, и какие напитки будут подавать на закрытии сделки, и даже о том, как все должны быть одеты во время этого закрытия, — обо всем кроме одного: цены.
Таким образом, успех, приписываемый Кремлю по результатам переговоров в Вене — не более чем мираж, и никакой значительной выгоды из этих результатов Путин для себя не извлек.
Мезальянс и мезкоалиция.
Аберрации восприятия, инспирированные выстрелами в Париже, поразили также и некоторую часть европейских и американских СМИ. Так, Le Monde в лице одного из своих авторов заявляет, что план Путина по созданию анти-ИГИЛовской коалиции, озвученный в сентябре на генеральной сессии ООН, становится осуществимым. Польская газета Rzeczpospolita считает, что лидеры западных государств теперь «обречены на Путина». В подтверждение такого апокалиптического вывода приводится все та же «судьбоносная» фотография Обамы и Путина, сидящих за столиком.
Замечу в скобках: предвзятость позиции определяет и подборку доказательств под нее. Тот, кто полагает, что Путин на саммите ничего не добился и опять остался в одиночестве, постит совсем другой снимок — пропитанный духом безысходности и поражения, которые подчеркиваются видом выроненной в бессилии бутылкой. Я бы даже сказал, что есть тут в Путине что-то от Наполеона после отречения с известной картины Поля Делароша, но боюсь упреков в лести президенту. Так что фотоискусство — не самый надежный материал для политического анализа.
Полагая, что после терактов «униженный» и «перепуганный» западный мир бросится к Путину просить о заступничестве перед ИГИЛом, апологеты, пораженцы и усложнители уподобляют Запад одному из персонажей «Крестного отца», явившемуся к дону Корлеоне молить о помощи и прощении за прошлое высокомерие. Но дон Корлеоне умел решать самые неразрешимые проблемы и знал, как делать предложения, от которых нельзя было отказаться. Он мог предложить «протекшн», т.е., крышу, кому угодно, и мог кого-угодно наказать за нежелание принять его протекшн. Путин же крышует только в пределах России и нескольких стран СНГ. Ему нечего предложить Западу для эффективной борьбы с исламизмом и терактами. Любой альянс с Кремлем был бы мезальянсом в пользу Запада. Конечно, Путину жизненно необходим союз с Западом, но для Запада союз с Путиным носит маргинальное значение. Приведу несколько доводов в поддержку этого вывода.
Неэффективность российской операции в Сирии. Военная операция РФ в Сирии идет уже 50 дней. С самого начала было ясно, что в нынешнем формате российская интервенция не предполагает решения фундаментальных военных задач. Четыре тысячи российских солдат (в начале операции — более чем в два раза меньше) и 50 бомбардировщиков не могут существенно изменить соотношение сил с анти-асадовскими группировками, общая численность которых — включая умеренную оппозицию и исламистов — по некоторым экспертным оценкам составляет 200 000 — 300 000 бойцов. Российские авиаудары носят локальный характер и не в состоянии принципиально укрепить позиции армии Асада. Для скорейшего уничтожения исламистских группировок необходимо участие наземных сил, но Кремль неоднократно подчеркивал, что эти силы привлечены не будут. И если это так, то Путин не может помочь Западу в уничтожении ИГИЛа.
Российские военные источники бравадно рапортуют о колоссальных боевых успехах, достигнутых в Сирии. Только за первый месяц операции уничтожено более 1 600 «объектов инфраструктуры террористов» (кто именно подразумевается под «террористами», не уточняется): 249 различных пунктов управления и узлов связи, 51 лагерь для подготовки террористов, 35 заводов и мастерских, 131 склад боеприпасов и топлива, 786 полевых лагерей и различных баз. По Первому каналу сообщается о тысячах боевиках, удирающих из ИГИЛа, спасаясь от карающего воздушного меча России. Казалось бы, при таком масштабном успехе ИГИЛ уже должен был прекратить существование. Но вместо этого, после начала российской интервенции исламисты значительно усилили свои позиции, и их войска продвинулись в направлении Алеппо, второго крупнейшего города Сирии.
Двойственность позиции Путина в отношении ИГИЛа.
Что бы Путин ни декларировал на предмет борьбы с исламизмом, существование ИГИЛа ему выгодно, так как тот служит региональным противовесом позициям НАТО, предоставляет повод обеспечить российское военное присутствие в Средиземном море, и обеспечивает отток радикальных исламистских сил с Кавказа в ИГИЛ (сейчас под знаменами ИГИЛа сражается приблизительно 5 000 граждан РФ). Именно по этой причине российский военный контингент и не воюет с исламистами, а, по сути, бережет их. 90% российской ударной мощности направлена не против ИГИЛа, а против Сирийской Свободной Армии и других представителей умеренной оппозиции, которые, судя по всему, и являются «террористами» согласно боевым отчетам российского командования и чьи 1600 «объектов инфраструктуры» были уничтожены российскими бомбами. Вывод: раз сам Кремль с исламистами не воюет, то зачем западным странам записываться в его коалицию или брать его в свою?
Второстепенность роли России.
Как уже говорилось, для Кремля альянс с Западом гораздо важнее, чем для Запада альянс с Россией. Предполагаемое партнерство обречено быть неравноценным, так как Путин рассчитывает вложить в него гораздо меньше, чем вложит Запад, но получить при этом гораздо больше, чем его возможные партнеры. Впрочем, если бы Кремль начал реальные боевые действия против ИГИЛа и передислоцировал в Сирию десятки тысяч российских солдат для осуществления наземной операции, окунувшись в кровавую ванну страшнее Афганистана, то у Запада была бы мотивация вступать в коалицию с Кремлем. Парижские теракты не сподвигнут ни одну из западных стран на то, чтобы отправлять наземные войска в Сирию. Но Запад был бы непрочь ликвидировать ИГИЛ ценой массовых потерь в живой силе с российской стороны. Путин, однако, на такие пока жертвы не готов (хотя, может, скоро и подготовится), да и экономическая ситуация в России полномасштабной войне не благоприятствует.
В плане технической оснащенности российская армия и авиация уступают американским и британским. В плане использования информационных технологий этот разрыв еще более ощутим. Неслучайно спикер МИДа Мария Захарова недавно жаловалась, что британцы не делятся с Москвой разведданными по крушению Аэробуса А321. Неслучайно Путин запретил полеты в Египет только после телефонного разговора с Дэвидом Кэмероном. У России не было разведданных касательно гибели своего собственного самолета, они оказались только у западной стороны. Так что, если коалиция и состоялась бы, то Россия там потянула бы только на роль второго плана, если не третьего.
Недостаточная эффективность антитеррористической деятельности Кремля.
Россия не есть антитеррористический гуру или эксперт в области разведывательных технологий. Поэтому российские власти не только не смогли предотвратить уничтожение А321, но и не владели достаточной информацией для определения подлинных причин его гибели. С 2000 г. на территории РФ произошло около 120 терактов. Всего за годы правления Путина жертвой терроризма стало более 1800 россиян (с учетом крушения А321). Безусловно, немало терактов службам безопасности удалось предотвратить, но делалось это в основном с использованием традиционных методов слежки и внедрения. Хотя за последние годы количество терактов резко сократилось, произошло это, как уже говорилось, за счет массового оттока российских исламистов в ИГИЛ. В целом, Россия не располагает необходимой квалификацией, чтобы оказывать Западу эффективную помощь в борьбе против терроризма.
Отсутствие весомой невоенной мотивации для Запада.
При нынешней степени и характере вовлеченности Москвы в сирийскую войну Россия как военный партнер большого интереса для Запада не представляет, хотя лично у Олланда может иметься другой взгляд на это партнерство. Тем не менее, у Запада могли бы быть невоенные причины для формирования партнерства с РФ — например, массовость коалиции и создание психологического эффекта давления на ИГИЛ. Но и это соображение не сработает, ибо в результате двуличных заявлений Путина о необходимости войны против ИГИЛа (не отражающих, как я пояснил выше, подлинных намерений), Исламское Государство и так уже считает, что Россия воюет против него, и ответило на эту войну убийством больше чем двухсот россиян. Более того, с точки зрения исламистов, коалиция, к которой призывает Путин, уже существует (причем даже в более расширенном варианте по сравнению с путинским) и включает не только США, Британию, Францию, и Россию, но и Израиль и ряд других стран.
В результате РФ не представляет для Запада принципиального интереса как партнер по анти-ИГИЛовской коалиции. Не существует военных, невоенных, тактических, или стратегических задач, которые Запад не мог бы решить без участия Кремля. Да, несмотря на многочисленные авиаудары, Запад пока не нанес ИГИЛу существенного ущерба, но ведь и Россия тоже видимых успехов в Сирии не добилась. Стремление Путина попасть в большую коалицию под видом ВИПа вполне понятно, но пока он не в состоянии внести адекватный капитал в предполагаемое партнерство, а лозунги и видеосюжеты, показывающие, как красиво, хотя и непонятно где, рвутся бомбы, способны впечатлить только фанатов российского телевидения.
Нереалистичностью своих амбиций Путин напоминает владельца провинциального футбольного клуба (какого-нибудь условного «Шиномонтажника»), который только что прорвался в премьер-лигу и пока еще ничем себя не зарекомендовал. Тем не менее, владелец уже обхаживает президентов топ-команд всего мира — «Манчестер Юнайтед», «Баварии», «Пари Сен-Жермен» — предлагая им создать международную супер-лигу с участием его клуба. Предлагать можно, но остальным такая лига не нужна.
Поэтому разговоры о неизбежности коалиции и, тем более, о лидирующей роли Путина в ней, — по большей части, безосновательны. Кроме того, поскольку после терактов Франция интенсифицировала бомбардировки позиций ИГИЛа, который российские войска до сих берегли, то можно сказать, что в результате парижских событий Путин даже в чем-то проиграл.
На данном этапе партнерство с Путиным является для Запада мезальянсом, а коалиция — мезкоалицией. Плюсы от этого партнерства будут незначительны, а минусы — ненадежность, нахрапистость, чрезмерная лживость и любовь к шантажу — их основательно перевесят. Минимальные преимущества такого союза никак не заставят Запад оставить Асада у власти, дав Кремлю зеленый свет на освоение Донбасса, признать аннексию Крыма или снять санкции против РФ. Более того, есть все основания считать, что к концу этого года санкции будут продлены (на момент публикованы данного материала поступила информация, что западные лидеры на саммите G20 согласовали продление санкций против России на полгода — ред.). В результате «парижская выгода» Путина, которую ему настойчиво приписывают как пораженцы, так и усложнители, реально сокращается до морального удовлетворения от сидения за пресловутым столиком, прекращения околобойкотного режима и некоторой доле позитива в прессе. С Путиным теперь будут более охотно разговаривать, но этого для формирования коалиции будет недостаточно.
Выгода ИГИЛа
Проявляя незавидную креативность и находя новые подтверждения выгоды, полученной Путиным от терактов, пораженцы и конспирологи парадоксальным образом забывают о существовании ИГИЛа. Но именно его военно-политический курс в совокупности с фактическими деталями терактов указывают на то, что ИГИЛ и является виновником терактов. В течение нескольких месяцев французская авиация бомбила позиции исламистов в Ираке, но в конце сентября начала массированные атаки и в Сирии. Лидеры ИГИЛа уже давно грозили отомстить Франции за «смерть своих братьев», и бомбардировки Сирии сподвигли их выполнить угрозу. По такому же сценарию развивалась и история гибели А321: Россия вторглась в Сирию, ИГИЛ объявил России войну, боевики его Синайского филиала взорвали российский самолет.
Нагнав ужас на всю Францию и заставив правительство ввести чрезвычайное положение, террористы победили. Победа — адекватная награда для тех, кто сделал войну целью своей жизни. В мире исламизма парижские теракты, особенно на фоне предшествующего уничтожения А321, укрепили репутацию ИГИЛа как джихадистского авангарда и увеличили его политический и идеологический капитал.
Лезвие Оккама
О тех, кто стоял за терактами, известно следующее:
● руководство ИГИЛа поклялось отомстить Франции за участие в войне против них;
● боевики ИГИЛа взяли на себя ответственность за теракты;
● никто другой такой ответственности на себя не взял;
● расстреливая свои жертвы, террористы кричали: «Это вам за Сирию»;
● террористы являются радикальными исламистами;
● некоторые из них побывали в Сирии.
«Не нужно множить сущности без необходимости», — гласит методологический принцип Уильяма Оккама. Другими словами, не желательно прибегать к объяснениям, требующим дополнительных допущений, когда имеются объяснения, их не требующие. То, что исполнителем и организатором терактов был ИГИЛ, не требует никаких допущений и по логике вышеприведенных фактов является наиболее простым объяснением и скорее всего, самым правильным.
С другой стороны, версия, предложенная усложнителями, предполагает целый ряд допущений, а именно: то, что Кремль активно вовлечен в подготовку исламистских террористов, с которыми он, на самом деле, вот уже почти 20 лет активно борется; то, что Путин пытается физически уничтожить Олланда, своего ближайшего союзника в западном мире (двое шахидов пытались проникнуть во время матча на стадион, где находился Олланд); то, что иммиграция ближневосточных беженцев, дестабилизирующая Европу, не в интересах Кремля (дестабилизация Запада — именно в его интересах); то, что Путин обладает психологическим типом самоубийцы и маньяка-шизофреника, подвергающего опасности себя, свою власть, и миллионы людей (изобличение участия Путина в терактах могло бы привести к катастрофе глобальных размеров и даже его собственной гибели).
Усложнители утверждают, что помимо фактора «парижской выгоды» существует целый ряд дополнительных обстоятельств, указывающих на участие Кремля в терактах. Например, то, что организация терактов за границей не соответствует стилю боевиков ИГИЛа, привыкших воевать в пределах своей территории. Но, во-первых, стиль — это вопрос эволюции, которая не щадит даже самых убежденных консерваторов. Во-вторых, даже если теракты — дело рук не ИГИЛа, они могли быть осуществлены группировкой «Джабхат-ан-Нусра», сирийским филиалом «Аль-Каиды» (международные теракты — излюбленная тактика «Аль-Каиды»), но это не снимает вины с исламистов и не делает Кремль ответственным за трагедию в Париже.
Говорится также и о том, что некоторые из террористов были белокожими и не похожи на арабов. Однако, как известно, за ИГИЛ воюет немало граждан РФ, и не только чеченцев и дагестанцев, но и даже этнических русских. Имеются среди исламистов и албанцы, и боснийцы, и американцы. Все они белокожи и обладают вполне неарабской внешностью. Весьма вероятно, что кто-то из них участвовал в парижском кровопролитии.
Среди усложнителей есть фракция, считающая, что Путин, хотя и не организовывал теракты, но от своих многочисленных агентов в ИГИЛе знал о том, что теракты готовятся, и, опять-таки стремясь нажиться на политическом капитале, который они могли принести, не предупредил Запад об опасности. Озвученная, в частности, Станиславом Белковским, эта точка зрения также не вызывает доверия. Если Путин знал от своих агентов о терактах в Париже, то почему он не знал о готовящемся убийстве 224 россиян, летящих из Египта? А если знал и об этом, то для чего дал им погибнуть? Эти смерти принесли ему еще меньше выгоды, чем парижские теракты. И, если Путин действительно настолько вездесущ, то почему за годы его правления в России произошло около 120 терактов? Версия Белковского тоже предполагает множество дополнительных допущений и должна быть отсечена бритвой Оккама, как и остальные конспирологические версии.
Вообще, конспирологические изыскания — вещь увлекательная, но, чтобы не стать посмешищем, заниматься ими следует крайне осторожно. Так, например, на днях одна египетская телеведущая сообщила аудитории, что ИГИЛ создан по инициативе спецслужб США, Великобритании, и Израиля, а халиф аль-Багдади — еврей, чье настоящее имя Саймон Эллиот. Судя по всему, немало усложнителей есть и в Египте.
Выгодополучатель — не всегда виновник
Забудем ненадолго предшествующие доводы и допустим (исключительно теоретически), что ИГИЛ никакой существенной выгоды из терактов не извлек, но Путин все же добьется того, что Асад останется у власти, а на Украину и санкции Запад махнет рукой. Однако даже такое развитие событий не будет означать, что российские спецслужбы организовали или принимали участие в терактах. Парадокс ситуации состоит в том, что отсутствие мотива для совершения теракта однозначно указывает на отсутствие вины подозреваемого в терроризме. Но наличие мотива — далеко не достаточный, хотя и весомый, фактор в установлении личности террориста. Например, самым большим выгодополучателем от терактов 11 сентября (9/11) можно считать Соединенные Штаты и президента Джорджа Буша-младшего: Америка приобрела международный карт-бланш на переустройство Ближнего Востока и вторглась во главе Coalition of the Willing в Ирак и Афганистан; Буш снискал лавры защитника Запада от исламизма; a клан Бушей заработал солидные деньги благодаря контрактам на поставку оружия через компании, принадлежащие Carlyle Group, где вместе с саудовскими инвесторами владел существенной долей акций. Лишь из этих предпосылок не следует, однако, что лично Буши организовали бомбардировку Башен-близнецов (правда, официальная версия величайшей диверсии современности тоже вызывает серьезные сомнения, но не из-за наличия мотива у Бушей, а по ряду убедительных фактических причин, подрывающих эту версию; в случае с парижскими терактами такие фактические причины практически отсутствуют).
Другой пример: от теракта 9/11выиграл также президент Узбекистана Ислам Каримов. Разобравшись, откуда и куда дует ветер политической прибыли, он предоставил американским властям аэродром Карши-Ханабад, который те перестроили в свою военную базу и несколько лет использовали для авиаударов по позициям талибов в Афганистане. В обмен Узбекистан получил значительную финансовую, техническую и гуманитарную поддержку. Узбекские граждане стали беспрепятственно получать американские визы. Сотни узбекских студентов были приняты в американские университеты. Это был потрясающий успех Каримова. Но никто не трубил, что он «всех переиграл» и уж, тем более, никто не обвинял его в помощи террористам, организовавших взрывы в Нью-Йорке.
Далее, исходя из стратегической логики, теракты в Париже могут оказаться выгодны Ирану не меньше чем России. Главное шиитское государство мира уже давно изо всех сил поддерживает режим Асада, с трудом держащийся на ногах, так что создание мощной коалиции и уничтожение ИГИЛа помогло бы Ирану достичь своей цели. Более того, Тегеран тоже стремится к тому, чтобы экономические санкции против него были окончательно сняты как можно скорей, а президент Хасан Рухани, как и Путин, тоже хотел бы, чтобы с ним все дружили и присаживались к нему за столик. Но, тем не менее, усложнители не торопятся обвинять ВИВАК (иранскую спецслужбу), в организации терактов, и не узревают «руку Рухани» в произошедшем.
Кроме того, более очевидными, чем Тегеран и Кремль выгодополучателями от терактов уже, а не в перспективе стали правые националистические партии Запада и в первую очередь «Национальный фронт», возглавляемый Марин Ле Пен. Именно для них исламисты с криком «Аллаху акбар», заливающие кровью французов улицы и театры Парижа, — манна небесная, ибо фундаментально укрепляют их политическую позицию, причем в гораздо большей степени, чем позицию Путина. Не сомневаюсь, что парижская трагедия заставит десятки тысячи граждан Франции поддержать антимиграционный, авторитарный курс «Национального Фронта», принесет ему немало голосов на следующих парламентских выборах, а также сделает заявку Ле Пен на президентство в 2017 г. весомой, как никогда. И, тем не менее, этот внезапно полученный колоссальный политический капитал не делает ни Ле Пен, ни ее партию подозреваемыми в организации терактов.
Конечно, тезис «выгодополучатель — не всегда виновник» мог бы быть применен и к ИГИЛу, чтобы дезавуировать мейнстримную версию. Но ИГИЛ следует считать организатором и исполнителем терактов не только из-за наличия мотива, но, главным образом, в силу целого ряда очевидных фактических обстоятельств, о которых говорилось выше.
Выжимка политических дивидендов
Любая конкурирующая сторона всегда пытается обернуть неудачи оппонента себе на пользу. Советские газеты торжествовали по поводу любых бед, обрушившихся на США, не упуская возможность подчеркнуть, что беды эти происходят из-за неизлечимых пороков капиталистического строя и что вот теперь-то американские рабочие объединятся вокруг идей марксизма-ленинизма и свергнут эксплуататоров. Путинская пропагандистская машина, действуя в традициях своей советской предшественницы, уже настойчиво пытается сделать политический капитал на трагедии в Париже. Эти попытки иллюстрируются, например, ультимативной тирадой Сергея Лаврова, прозвучавщей в Вене сразу после терактов: «У меня складывается ощущение, что все больше и больше укрепляется осознание необходимости создания той самой эффективной, всеобъемлющей международной коалиции в борьбе с «Исламским государством» и прочими террористами, о которой говорил президент … Путин. В этой связи никакие предварительные условия, по-моему, уже абсолютно неуместны». Любопытно, что в конце этой тирады Лавров уже звучит, как Киса Воробьянинов с его бессмертной репликой: «Я думаю, торг тут неуместен».
Другим примером того, как путинский пропагандистский аппарат старается выжать политические дивиденды из трагедии в Париже, являются заявления одного из ведущих кремлевских политологов Сергея Маркова. Марков предрекает, что мир получил доказательства путинской правоты и сейчас все будет по-путински.
Лавров и Марков как лидеры элиты (хотя и находящиеся в разных званиях), — жертвы хронической аберрации восприятия. Сознание этой элиты заковано в панцирь демагогии и посему не способно отличить ложь от правды, а также желаемое от действительного. Напыщенные заявления о том, что западные страны должны как можно скорее и безо всяких условий записываться в анти-ИГИЛовскую коалицию, потому что Путин так сказал, довольно малоосмысленны: ведь сами российские войска, по сути, с ИГИЛом не воюют и существование ИГИЛа пока что Кремлю выгодно.
Впрочем, я допускаю, что под давлением левацких комплексов некоторые западные правительства могут и клюнуть на кремлевский крючок, и это будет довольно печально. Например, Олланд — большой специалист по созданию видимости деятельности. В январе, после расстрела сотрудников Charlie Hebdo он рвал на себе рубаху, грозясь положить терроризму конец, но так ничего и не сделал, чтобы хоть как-то ослабить исламистскую Пятую колонну во Франции. Не исключено, что, дабы успокоить свой перепуганный электорат, на этот раз он заключит какой-нибудь протокол о намерениях или даже договор о сотрудничестве с Путиным, посулив добиться снятия санкций против России, но сотрудничество это будет малоэффективным. Что касается санкций, то Олланд призывает к их отмене уже почти год, но пока совершенно безрезультатно, из чего следует, что у Евросоюза иное мнение по этому вопросу. И уж на санкции, наложенные Вашингтоном, президент Франции тем более повлиять никак не может.
Выводы
1. Вопреки утверждениям апологетов, пораженцев, и усложнителей, на сегодняшний день Кремль мало что может предложить Западу в плане коалиционного сотрудничества, хотя и рассчитывает получить многое, и потому является заведомо неравноценным партнером. Плюсы такого партнерства значительно перевешиваются его минусами.
2. На данном этапе не существует военных или политических задач, которые Запад был бы не в состоянии решить без участия России.
3. Если искомый альянс (а на самом деле, мезальянс) окажется все-таки сформирован, то Кремлю там будет уготована второстепенная роль. Существенные политические дивиденды из партнерства Кремль сможет извлечь, только если согласится на крупномасштабную наземную операцию, но ко второму Афганистану и массовым жертвам он пока не готов.
4. Невзирая на посттеррористический синдром, испытываемый Европой, на сегодняшний день у Запада нет никаких оснований и мотиваций, чтобы согласиться сохранить Асада у власти, признать аннексию Крыма, закрыть глаза на действия Кремля на Донбассе или снять санкции против РФ.
5. Венские переговоры не привели к существенным результатам: ключевые вопросы, касающиеся судьбы Сирии, остаются нерешенными.
6. Путин пока никого не победил и не переиграл. Слухи о его «парижской выгоде» сильно преувеличены как апологетами, так пораженцами и усложнителями. Эта выгода носит пока номинальный характер и состоит, главным образом, в психологическом удовлетворении от снятия околобойкотного режима, в котором пребывал Путин.
7. Версии о том, что Путин и российские спецслужбы организовали парижские теракты или знали о них, являются совершенно неубедительными.
8. Событийный контекст, политическая логика и многочисленные фактические детали указывают на то, что теракты были осуществлены боевиками ИГИЛа.
9. Даже если со временем Путину и удастся получить более значительные дивиденды с парижской трагедии, то это никак не будет означать, что он как-то был причастен к ней.
Леонид Сторч
Источник: newsader.com
