Ежегодный фестиваль-мастерская «Старая линия» прекратил свое существование. Один из его организаторов Александр Двойнинов рассказал КАВПОЛИТу, почему аутентичная казачья культура не пользуется популярностью на Кубани, о пользе горизонтального диалога между носителями разных традиций и своей надежде на подрастающее поколение.
– Если не ошибаюсь, фестиваль-мастерская «Старая линия» просуществовал семь лет. Как прошло мероприятие в этом году и почему его больше не будет?
– Потому что каждый раз приходилось преодолевать какие-то препятствия. На месте никто не помогал. Ради политеса, из вежливости мы говорили всем «большое спасибо», но элементарные вещи приходилось пробивать, искать спонсоров, организовывать, на месте договариваться.
Наши вышестоящие просто смотрели сверху: «обломаетесь» или нет. А потом сказали, что «денег нет, все, [фестиваля] не будет». Сказали, мол, нам нужна другая культурная программа, и все в таком духе.
На последнем фестивале были и провокации, но на закрытии не было ни одного правоохранителя, хотя казачья организация только тем и занимается, что дежурит на всех мероприятиях. Когда заступил новый начальник РДК, сначала Марине (Марина Техова – руководитель ансамбля «Ладо», жена Александра Двойнинова – прим. ред.) предлагали уволиться, потом мне. Я ушел, Марина оставалась.
– Кто и с какой целью вам помешал?
– Представьте себе, есть кто-то, кто не заинтересован, чтобы на Кубани существовало аутентичное звучание. Когда слышишь эти звуки, то поневоле рождается какая-то осмысленность, задумываешься над тем, кто были твои предки.
Вот на это место (вместо ансамбля «Ладо») пришел коллектив, который состоит из двух человек, который поет под фонограмму авторские песни, наподобие «бочка с квасом – штаны с лампасом». Это все делается на музыку, похожую на Виктора Цоя, Queen.
Т.е. с казачеством ничего общего нет. Вот этот человек (солист группы) зам районного атамана по культуре и массовым мероприятиям, казачий полковник.
Создался некий учебный центр, где обучают новой казачьей аутентичности. Ездят в Краснодар, где их обучают тому, какие слова можно говорить, какие не говорить, как отвечать, что должно фильтроваться, а что должно тиражироваться в мозгах рядовых членов казачьих обществ.
Проводил это мероприятие в Краснодаре господин Перенижко, это зам [войскового атамана] Долуды. Кто в этом заинтересован, никто напрямую не скажет, кроме районного зама по культуре, который сказал: «Зачем нужна твоя традиция? Новые времена – новые песни».
Мы видим, что палки в колеса вставляют. На Кубани, на Северном Кавказе нет аутентичных коллективов, кто бы это мог передать. Есть отдельные старички, которые вспоминают иногда молодость, которые собираются в неформальной обстановке и нигде никого не представляют. Ради них я и езжу. Побыть с такими людьми, даже просто услышать их воспоминания о прожитой жизни, молодости, это уже важно.
– Кстати, почему не просто «фестиваль», а «фестиваль-мастерская»? Кроме музыки, чем еще занимались участники?
– Один день был намечен для экскурсии, мы выезжали на места расселения. Приезжали туда, где были старые колодцы, старые крепости, где начинались поселения. Специально находили потомков тех, кто жил когда-то, первопоселенцев. Чем они жили, чем они живут до сих пор. Традиционные жилища, ремесла…
Ну и было непосредственно общение между собой. Приезжал виртуоз-гармонист, адыг Магомед Табухов из Кошехабля. Он давал мастер-класс и приглашал младший состав коллектива «Нальмэс».
Сначала нам показали адыгскую хореографию, потом начали всех учить. Люди с удовольствием откликались, снимались барьеры. Мы выясняли культурные взаимовлияния. Какие существовали раньше и какие существуют сейчас.
У них появилась масса знакомых, контактов, это имело определенные последствия. Вот что такое мастер-класс. Непосредственное участие само собой бывает. Вечером сидели, пили чай, кто-то что-то в непроизвольной форме пел-вспоминал, вот это самое ценное – общение. Потому что формальное, оно сковывает.
– Какую цель ставили организаторы фестиваля? Какая целевая аудитория была у «Старой линии»?
– Целевая аудитория: молодежь, школьники, население Кубани, предки которых были этническими казаками и чьи песни исполнялись и пелись. Было желание соединить прошлое с настоящим. Существовал и существует до сих пор искусственный разрыв и в него впихиваются инвазии чужой псевдокультуры.
Наша молодежь играет с удовольствием в те игры, которые мы собирали по станицам. Стариков мы спрашивали, в какие игры [они] играли. Наступает период, когда молодой человек и девушка созревают, в возрасте юноши «парубковать» начинают, тогда возникают новые отношения.
И сегодня [этой] модели поведения просто не существует в нашем обществе, хотя в довоенный период развивающие игры еще были. Молодежь играла в эти игры и играет сейчас, если есть организатор.
Во всем остальном они стараются быть похожими на ребят из «Гарлема» в бейсболках. Плюс к нам приезжали казаки-станичники, из Иркутска два священника приезжали на своих машинах.
– Представители каких-нибудь «реестровых» или «общественных» войск принимали участие в организации фестиваля?
– Никогда, хотя их приглашали.
– Они как-то это объясняли?
– Никак. Кивали и не приходили, не принимали участие. Отдельные члены приезжали из Краснодара в неформальной обстановке. Постоянно принимают участие, слушают, собирают, помогают адресно фольклористы и потомки казаков, этнические казаки.
– На фестивале были представители других кавказских народов?
– Адыги. Магомед Табухов, виртуоз-гармонист. Он сыграл более тысячи свадеб. В этнической культуре народов Северного Кавказа человек появляется сначала не на сцене, а на свадьбах, где присутствуют молодые и старые, и происходит преемственность поколений.
Он, по сути дела, наследник непревзойденного музыканта Магомета Хагауджа. Был участник ансамбля «Жъыу» Заур Нагоев, была Света Кушу, носитель адыгской женской традиции, телерепортер майкопского телевидения.
«Жъыу» – это вообще единственный аутентичный адыгоязычный коллектив в Адыгее, КЧР, КБР. Песни он исполняет без обработки, так, как они существовали всегда. Ребята знают, рассказывают, делятся.
Ездил с приглашением в Кабарду, у них не получилось. С чеченцами не получилось. Осетины захотели слишком большую оплату. Собирались приехать калмыки.
– Какая была реакция «казачьих войск» на вашу деятельность?
– Спрашивали, где вы есть? Почему мы не знаем? Делают вид, что нас нет. А нас таких много, просто мы не организованы. Каждый раз я им говорю, вы – Войско, вы должны что-то делать. Вы пыжитесь и делаете вид, что вы что-то охраняете, но нельзя всю жизнь просуществовать со сжатым кулаком, рано или поздно рука разожмется.
Мы сейчас не изображаем, что мы хотим с кем-то воевать или, что мы страшные и грозные. Казаки были и в быту, и дома, и мы поднимаем именно эту часть казачьей культуры: не воинской традиции. Но сейчас другая организация войска приходит, без учета этничности.
– У вас не складывается ощущение, что существуют два параллельных казачьих мира?
– Существует два абсолютно разных мира. По дресс-коду, по общению, по ценностям… Официозы, названия, отчеты, шаблоны, и все понимают, что это для галочки. Я спрашивал участников этого движения: «А что вы сами слушаете, чем вы живете?». Как правило, это какая-то инвазия чужеродная.
«Я сделал свою работу, получил зарплату, удачно воспользовался привилегиями и ушел» – вот и все. А другой, реальный казачий мир потомков казаков, он существует, но существует в редко организованной форме.
– Подводя итоги, как вы считаете, что «Старой линии» удалось больше всего, и что удалось меньше всего?
– Как только ты начинаешь прикасаться к традиции, традиция изменяет тебя. Счастье прийти в то самое место, где лежит прах твоих предков. Можешь прийти и посмотреть – да, здесь родился мой отец, мой дед, мой прадед.
Выяснились корни, взаимоотношения, расширилась география, обнаружились новые дороги, которые существовали, родственные связи…
Это обогатило всех участников фестиваля. Даже пассивные слушатели приходили и говорили: «Когда будет еще? Где можно услышать? Где можно купить?».
Меньше всего удалось закрепить это все на официальном уровне, установить взаимоотношения с теми, кто не хочет никаких отношений, с руководством «культуры». Они все улыбаются, говорят «да-да-да», но на самом деле получается как-то вот так. Все делается только на собственном энтузиазме, несмотря на все «законы природы».
– Вы на что-то еще надеетесь?
– Конечно, мы надеемся. В наш детский ансамбль «Маруся» дети приходили в 3-4 летнем возрасте.
Фото vk.com
Сегодня у них уже есть свои дети. Их родители, дедушки, бабушки нас благодарят за то, что они у нас побывали. Хотя это была всего лишь наша работа.
Они благодарят нас за то, что их дети понимают, что такое настоящее звучание, гармония, наследственность, это они понимают. И таких детей достаточно много у нас.
Патриотизм происходит от слова «патрос» – отец, это то, что мне дал мой отец, а ему его отец.
Все эти официальные мероприятия, отчеты, они поднимутся и сойдут, как пена, останемся только мы.
Никому не нужны, только сами себе. Главное, что мы не ждем ни от кого помощи, только друг от друга.
Николай Кучеров
Источник: kavpolit.com
