Прививка от унификации Пять тысяч лет Дербенту или только две? Каким бы ни был ответ, но причина поехать в Дагестан точно есть
“Ты едешь в Махачкалу? А там не опасно?” — беспокоились близкие. Это и понятно: после драматических событий начала нулевых в прессе о Дагестане уже который год или плохо, или вообще ничего. Антитеррористические операции, коррупционные мэры, драки с фанатами на Манежной площади в Москве, “стреляющие свадьбы” — вот и весь невеселый новостной набор, из которого складывается у обывателя сегодняшний портрет республики.
В Дагестане удивляются: и это все, что вы теперь знаете о нас? Переживают, что за глаза их стали обидно называть “дагами”. Сами досадуют из-за скандалов с юнцами, вырвавшимися в столичные университеты из-под строгого присмотра старших, в присутствии которых дома не то, что дерзить — пикнуть не смеют. Но особенно обидно дагестанцам, что к ним перестали приезжать гости.
А они так готовились нынешней осенью к юбилею Дербента! Торопились к назначенной дате привести в порядок его древнюю крепость, мечеть, храм и синагогу, одни из самых первых если не в мире, то в нашей стране уж точно. Спешили прибраться в его сказочных средневековых кварталах — магалах, мало изменившихся за несколько последних столетий. Но с этим юбилеем вообще вышло не пойми что. Всегда считалось, что Дербент — старший город в России, ему 5 тысяч лет. Но что-то не поделили между собой историки с археологами: дескать, люди, конечно, жили там и 5 тысяч лет назад, это факт, о Дербенте упоминали и Геродот, и Тацит. Но крепость-то построили позже! В результате академического спора Дербенту “скостили” целых 30 столетий, и это, видимо, тот редкий случай в новейшей истории, когда страна не прибавила в копилку своих достопримечательностей еще одну “древность”, а, наоборот, сознательно отказалась от нее. “О, наш город как женщина: молодеет с возрастом,— шутили по этому поводу дербентцы.— Ладно, мы люди не гордые: отметим и 2 тысячи лет. Но высокие гости хоть будут?” Из высоких гостей к ним на праздник не приехал никто.
Да одно только это для горца — позор. В дагестанской истории известны случаи, когда люди обнажали кинжалы, споря, в чьем доме остановится гость. В разрозненных труднодоступных селах появление приезжего — событие, редкий повод себя показать и о других расспросить, вот откуда идет традиция кавказского гостеприимства, живая и поныне.
А ведь не так давно этим горным краем гордилась вся большая страна. Кинжалами и браслетами, отделанными серебром, каспийскими пляжами, на которых по профсоюзным путевкам отдыхал — теперь в это даже трудно поверить — почти миллион человек в год. А спортсмены — помните их? В 1972 году с Олимпиады в Мюнхене, например, сборная СССР по вольной борьбе увезла домой все золото. Нет, это не гипербола: вообще все золото, какое там было, во всех весовых категориях. В той команде числился только один не “даг” — Александр Медведь, а все остальные были из Дагестана, и это им рукоплескал мир. А Расул Гамзатов? “Сижу в президиуме, а счастья нет” — остроты национального героя и всесоюзного гуляки разлетались по стране вслед за его мудрыми поэтическими строками, среди которых главными стали, конечно, “Журавли” — гимн воевавшего поколения.
Так вот, докладываю: в Дагестане не опаснее, чем в любом другом уголке России. Там — прекрасно! Хотите верьте, хотите нет, но даже не знаю, какое из всех моих странствий последних лет я мог бы поставить рядом с этой поездкой. По количеству вырвавшихся по разным поводам “ахов”, по самобытности традиций на квадратный метр площади и теплому радушию живущих там людей, по несказанной красоте горных пейзажей.
Пытаюсь соединить все эти “ахи” в одну картинку, но они пока существуют в памяти сами по себе, разрозненно и упрямо не складываются вместе.
Вот Кубачи — нет во всем мире мастеров, равных кубачинцам в работе по серебру и вообще по металлу. Откуда и как они появились в этих горах, у кого научились искусству ковки булатных клинков, которые делали еще по заказам персидских царей? Какие музы подсказывают им узоры, чтобы украшать браслеты и серьги, кинжалы и сабли? Кубачинцы и сами не знают. Они обрушивают на тебя всю эту неземную красоту, объявляют тебя другом — кунаком, заставляют поклясться: ты приедешь к ним еще — рассмотреть, распробовать, запомнить… Представьте: там в каждом — в каждом! — сельском доме есть собственный музей. В отдельной большой комнате стоят на полках старинные медные блюда и кувшины для воды, отделанные чеканкой, висят на стенах украшения, кинжалы и сабли такие и сякие, но главная гордость каждой семьи — фарфоровые тарелки. Своих в селе не делали, их выменивали на серебряные изделия в дальних странах, привозили домой, передавали сыновьям и внукам.
Да что тарелки! У лакцев, это еще один дагестанский народ, почти в любом сельском доме найдется женский праздничный наряд, на котором среди прочих рукотворных диковин нашиты еще царских времен серебряные рубли,— такими платьями гордился бы любой музей. А канатоходцы? Передвигаться по канату над пропастью в старые времена из-за отсутствия дорог в горах будто бы умели многие, но родоначальниками жанра считаются именно лакцы из села Цовкра. Еще куда ни шло, когда на тонкой проволоке, натянутой в нескольких метрах над землей, без всякой страховки лихо танцует молодежь, приехавшая на сельский праздник из махачкалинской школы канатоходцев. Но когда вслед за ними в воздухе прогуливается 75-летний крестьянин-аксакал, у тебя, что называется, сам собой открывается от удивления рот.
Лакцы, даргинцы, кумыки, аварцы, табасаранцы и еще сколько-то десятков народов каким-то чудом поместились в этих красивых горах, словно бы у Создателя не нашлось больше земли, чтобы раздать каждому, и он собрал их всех вместе с каким-то одному ему известным умыслом. Да у них только официальных языков 14 штук! И один на всех русский, на котором удобнее говорить, чтобы понять друг друга…
Балхар — еще одна точка на карте дагестанских чудес. Здесь с незапамятных времен женщины, расправившись поутру с домашними делами, трудоемкими везде, а в горах особенно, торопятся к гончарному кругу, чтобы произвести на свет элегантные глиняные кувшины, украшенные строгими рисунками, а еще всяческие свистульки-игрушки, тарелки и блюда. Почему их делают женщины, а их мужьям запрещено даже дотрагиваться до гончарного круга? На этот счет есть несколько не слишком убедительных версий, вы сможете выбрать любую — по вкусу.
Ой, про вкус это я зря начал, наверное… Дагестан в гастрономическом смысле напоминает, представьте себе, Китай: переезжая из района в район, ты обнаруживаешь, что вкус блюда с одним и тем же названием меняется совершенно. “Вот, попробуй,— ставят перед тобой новое угощение третьим “этажом” на столе, как это повсюду принято на Кавказе,— это дагестанский брат грузинского хачапури и азербайджанского кутаба. Тонкое тесто, а внутри — прекрасная баранина. Называется “чуду”, запомнил?” Запомнил. Только вот в соседнем селе оказывается, что “чуду” бывает только с крапивой, в другом только с тыквой, а в третьем его делают вообще с картошкой, а с бараниной никогда. Рассказывать про чудесные выдержанные сыры, разные на вкус в каждом селе, или про урбеч, еще один здешний деликатес, сделанный из пасты абрикосовых косточек, или остановиться и пожалеть не успевшего пообедать читателя?
Давно и пока безуспешно пытаюсь разгадать загадку: почему некоторые народы, перенимая все лучшее и удобное, что несет с собой пресловутая глобализация, теряют потихоньку свои отличительные черты, свои “родимые пятна”? А другие словно бы привиты от этой унификации человеческого рода, делающей всех нас похожими друг на друга. Вот дагестанцы — “привиты”.
Да, и чуть было не забыл: знаете, в чем одна из проблем развития туризма в Дагестане как отрасли экономики? Она звучит так: “Какая гостиница, дорогой? Ты будешь жить в моем доме — места всем хватит! Жена уже собирает на стол. Какие деньги, зачем деньги– обидеть хочешь?!”
Нет, обижать не хочу: очень хочу вернуться.
Михаил Кожухов
Источник: kavpolit.com