Близкие к Кремлю средства массовой информации оценивают как успех российской внешней политики участие Владимира Путина в саммите “большой двадцатки” в Турции. Повестка дня этой встречи была в значительной степени пересмотрена в связи с нападениями террористов в Париже. Краткие встречи Путина с Бараком Обамой и другими западными лидерами, в ходе которых обсуждалась не ситуация в Сирии, вопросы борьбы с терроризмом и развитие событий на Украине, стороны дипломатично характеризовали как “конструктивные”. Однако тональность сообщений на сей счет из Москвы и западных столиц различна.
Как теракты в Париже скажутся на перспективах отношений России и стран Запада, на ходе военной операции в Сирии? Смягчат ли ЕС и США санкции в отношении России и изменят ли свою позицию по вопросу об аннексии Россией части украинской территории? На эти вопросы Радио Свобода отвечает московский политический эксперт Андрей Пионтковский:
– Как когда-то заметил Мао Цзэдун, “еще слишком рано оценивать итоги Великой Французской революции”. Тем более рано делать окончательные выводы насчет путинского перформанса на встрече “большой двадцатки”. Однако цели российской делегации на этом саммите были совершенно ясны. Я на своей долгой политической памяти не помню такой агрессивной, даже циничной пропагандистско-дипломатической кампании, как та, которую Кремль развернул сразу же после трагедии во Франции. На десятки голосов – от министра иностранных дел Сергея Лаврова до верного Кремлю политолога Сергея Маркова – к Западу обращались с требованиями и призывами: “Отбросим все наши мелкие разногласия, мы должны объединиться перед лицом общей угрозы и создать “новую антигитлеровскую коалицию”. Что это на деле означало – “отбросить наши мелкие разногласия”, – откровенно поведал простачок Сергей Марков: нужно срочно прекратить конфликт России и Запада из-за Украины, “хунту” в Киеве заменить техническим правительством, поскольку эта хунта – одно из главных препятствий для нашей совместной борьбы против террористов.
Вот, собственно, с этим заданием и приехал Путин на “большую двадцатку”. Но замах был слишком большой, и с реализацией своей цели Путин явно не справился. Об этом можно судить хотя бы по сухому коммюнике Белого дома, в котором отмечено: Путин и Обама обсуждали и Украину, о чем, кстати, не упомянуто в пресс-сообщениях Кремля. Путину было указано на необходимость соблюдения всех положений Минского соглашения. Но определенного пиар-успеха – во всяком случае, среди русской аудитории, на русском телевидении – Путин достиг. Это явно была не картинка Брисбена, где проходил предыдущий саммит “большой двадцатки”. Это была картинка если не пахана Земного шара, то во всяком случае, государственного лидера России, которого приняли за общий стол. Путин с большим удовольствием произносил в российские телекамеры слова “Дэвид”, “Барак”, “Ангела”, показывая, что он вновь “свой” среди западных лидеров. Но, пожалуй, этим пиар-успехом внутри России и исчерпываются достижения поездки в Турцию. На вожделенную сделку о новой “большой Ялте” в награду за путинское участие в борьбе с “Исламским государством”, мне кажется, Запад не пойдет, и Путину дали это во время саммита ясно понять.
– Как вы считаете, трагедия в Париже как-то по-новому поставила перед евро-атлантическим сообществом проблему борьбы с терроризмом? При всем ужасе случившегося и скорби о жертвах – это не первая, хотя и очень крупная террористическая вылазка. Какие-то принципиально новые выводы Запад должен извлечь из случившегося?
– Начну с ответа о месте и роли России в международной борьбе с терроризмом. Сколько бы из Кремля ни кричали, что “мы не Запад”, что у России – особый путь, но в глазах тех, кто хочет уничтожить западную цивилизацию, Россия – часть этого декадентского, безбожного, обреченного мира, причем, может быть, наиболее уязвимая его часть. Терроризм – и наша проблема в той же степени, как и проблема других стран. В этом пропаганда Путина права – это общая угроза, но эта угроза возникла не вчера, она остро стоит на повестке дня уже 15 лет. Это вызов Западу со стороны… и вот тут начинается вопрос терминологии. Я предпочитаю использовать термин “исламо-фашисты” – то есть люди, проповедующие радикальный ислам, это маленькая маргинальная часть исламского мира. Но поскольку к этому миру принадлежат два миллиарда человек, то в этой маргинальной его части могут быть десятки миллионов человек, исповедующих идею необходимости уничтожения западной цивилизации. Эта проблема не будет решена в течение, может быть, нескольких десятков лет.
У этой проблемы масса аспектов – политических, пропагандистских, военных, но я бы сейчас выделил лежащую на поверхности более локальную проблему, это проблема так называемого “Исламского государства”. В отличие от “Аль-Каиды”, ИГ – это не столько сетевая структура, сколько военная организация, территориально привязанная к определенному региону. Проблема этой структуры вполне решаема военными и политическими средствами. Запад может самостоятельно решить эту проблему, и никакой Путин для этого не нужен. Напротив, при решении проблемы “Исламского государства” Путин со своим Асадом будут только путаться под ногами у Запада. И мне кажется, что вчерашняя атака французской авиации на Ракку, столицу “Исламского государства” на территории Сирии, показывает решимость Парижа не сдаваться, покончить с этим террористическим образованием. Кстати, замечу, что на сей раз почему-то не последовало стандартного заявления российского МИД о том, что бомбардировка французов незаконна, поскольку не согласована с “легитимным правительством Асада”.
– Значит, вы не видите возможности создания коалиции “НАТО – Россия” в решении частной задачи – борьбе с терроризмом на территории Сирии? Если нет, то каковы реальные пределы координации действий (или даже сотрудничества) Москвы и западных союзников в Сирии?
– Еще раз повторю: новая “антигитлеровская коалиция” – это ложный мем. Запад не мог победить Гитлера без Сталина – так же, как Сталин не мог победить Гитлера без Запада. А вот справиться с “ИГ” Запад вполне может самостоятельно – военными и политическими средствами. Кстати, сегодняшний “взлет” “Исламского государства” – результат двух политических ошибок администрации Барака Обамы в Сирии и в Ираке. В Ираке он не оставил даже символического контингента американских войск, который обеспечил бы рабочий военный контакт с суннитскими племенами в провинции Анбар, которые сами изгнали с помощью американцев предшественников ИГ. Оставив суннитов беззащитными перед шиитским правительством в Багдаде, Обама способствовал неизбежному – они начали видеть в радикалах “Исламского государства” своих защитников. То же самое в Сирии: поддавшись на уловку Путина с химическим разоружением, Обама отказал в поддержке умеренной оппозиции. Десятки тысяч разочарованных молодых суннитов устремились в ряды более радикальных организаций.
– Складывается впечатление, что ситуация в мире, и в Европе в частности, от месяца к месяцу становится все более сложной. Если отсчитывать со времени кульминации украинского кризиса, на старые проблемы наслаиваются новые: аннексия Крыма – война на востоке Украины – санкции против России – всплеск боевых действий в Сирии – вступление России в эту войну. Теперь ужасный парижский теракт “накладывается” на проблему миллиона беженцев из стран Ближнего Востока. Что с этим делать? Есть ли, на ваш взгляд, возможность у единой Европы разработать правильную, гибкую систему работы с этими несчастными людьми?
– Это очень сложная проблема, и я меньше всего готов давать рекомендации Европе. Я хочу обратить внимание на то, сколько озлобления и злорадства на сей счет заметно в комментариях прокремлевских СМИ на эту тему. Я иногда думаю, что, наверное, и большинству населения России – так же, как и нашей пропаганде, – такие чувства, как человеческая солидарность, просто не знакомы. И когда европейцы проявляют такие качества характера, это воспринимается как фальшь или заговор. Вообще при решении проблемы беженцев очень трудно отыскать правильный баланс. С одной стороны, конечно, это замечательно – сочувствие к несчастным. Но очевидны и две вещи, очень неприятные. Во-первых, среди миллиона беженцев, конечно, в Европу проникают сотни и тысячи идеологизированных бойцов джихада. Вторая, еще более неприятная, история такова: уже не меньшинство, а значительная часть мусульманской эмиграции в странах Европы не хочет интегрироваться в европейскую жизнь. Более того, эта община достаточно агрессивна и хочет навязывать Европе свои правила, вплоть до законов шариата. Здесь полезно было бы взглянуть на пример США, где мусульмане значительно плотнее интегрированы в американское общество, чем в Европе, где мы не наблюдаем массового агрессивного поведения мусульман.
ЕС в своем осмыслении проблемы беженцев неоднороден. Среди его новых членов, центральноевропейских стран, явно проявляется своего рода аллергия на мигрантов, в то время как “Старая Европа” выглядит куда более щедрой и милосердной. В общем и целом, однако, тенденция ужесточения режима безопасности и ограничения миграции будет прослеживаться. Призыв Ангелы Меркель первых дней массового притока беженцев “Приходите все, мы всем поможем”, как мне кажется, лежит за пределами разумного баланса, – считает московский политический эксперт Андрей Пионтковский.
Андрей Шарый
Источник: svoboda.org
