Несмотря на серьезное снижение темпов роста, Китай столкнулся скорее не с глубоким экономическим кризисом, а с кризисом ожиданий. Поэтому не стоит преувеличивать негативное воздействие китайских проблем на мировую экономику в целом
Много лет стремительный экономический рост Китая считался аксиомой, а его правители – безупречными технократами. Но сейчас настроения переменились. Многие уверяют, что экономика Китая начала спотыкаться, что страна страдает сразу от нескольких проблем: чрезмерное инвестирование и излишнее инфраструктурное развитие в ряде базовых отраслей, долги местных властей, завышенный курс юаня и надвигающийся демографический спад.
На самом деле Китай столкнулся не с глубинным экономическим кризисом, а с кризисом ожиданий. Тренды, о которых говорят пессимисты, наблюдаются уже несколько лет, и китайские власти не просто признавали их, но даже призывали к некоторому замедлению. Бывший премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао даже предупреждал, что Китай не сможет сохранить прежние темпы экономического роста и его модель должна смениться.
Поэтому нынешнее торможение – признак того, что Китай начал переход к новой экономической модели, в большей степени основанной на внутреннем потреблении и развитии сектора услуг. Однако готов ли Китай по-настоящему отказаться от прежней, экспортоориентированной и инфраструктурной модели роста? Не остановит ли нынешнее ощущение кризиса этот процесс?
Чтобы понять природу и последствия перемен в китайской экономике, необходимо ответить на несколько вопросов. Насколько глубокий экономический спад переживает Китай и есть ли в этих переменах что-то положительное? Идет ли речь о сломе прежней модели или уже о переходе к новой? Кто в мире проиграет, а кто выиграет от этого спада? И какой будет реакция на него?
Глубина торможения
Темпы роста ВВП Китая за последние пять лет упали с 11,5% до 7% годовых. Но реальность сложнее: северные провинции страны переживают куда более серьезное торможение (до 2,7% годовых), а восточные и центральные по-прежнему растут на 8% и более в год.
Не менее серьезный разрыв между отраслями. Производство стали и цемента в 2010 году росло на 25–30% в год, а сейчас ушло в минус. Рост производства электроэнергии также ушел в минус в начале 2015 года, хотя сейчас произошло некоторое возобновление роста. Упало и потребление угля, и железнодорожные перевозки.
Однако это не означает экономическую катастрофу. Сокращение производства стали, жилищного и инфраструктурного строительства даже желательно, как по экологическим соображениям, так и ввиду перепроизводства в этих секторах. В 2013 году Китай произвел половину всей стали в мире. Жилплощади на душу населения в Китае сейчас выше, чем в Испании, – стране, ставшей символом пузырей на рынке недвижимости.
И напротив, некоторые экономические показатели продолжают расти, несмотря на торможение экономики: это и зарплаты, и объем розничных продаж, и потребление. Причем доходы на селе растут быстрее, чем в городах, и неравенство сокращается. Потребление смещается от премиальных (часто иностранных) продуктов в сторону более популярных национальных брендов.
В 2015 году сектор услуг обеспечивает уже 51,4% китайского ВВП; с января по сентябрь этот сектор в целом вырос на 8,4%. В 2014 году в китайских городах создано 14 млн новых рабочих мест и еще 7,2 млн – за первую половину 2015 года. Онлайн-ритейл за первые три квартала 2015 года вырос на 36%. Оптовая торговля и логистика, которые прежде сильно отставали от других отраслей, теперь становятся одними из самых эффективных в мире.
Правда, пока нет стопроцентной уверенности в том, сможет ли Китай и дальше поддерживать бум в этих секторах: неизвестно, как поведут себя потребители в эпоху более медленного роста.
Наконец, нет оснований говорить о резком падении китайской внешней торговли. На деле и импорт, и экспорт, судя по всему, продолжают расти, хотя их объемы в денежном выражении и сократились (из-за падения цен на сырьевые товары и ревальвации юаня). Китай по-прежнему удерживает лидерство в производстве дешевых товаров: экспорт текстиля с 2010 года вырос как минимум на 50%, экспорт обуви больше чем на 70%, мебели – на 100%.
Слом модели или переходный период?
Есть два важных фактора, которые внушают сомнения в позитивных перспективах Китая. Первый – это негативные настроения экономических игроков как внутри страны, так и за рубежом, которые мешают Китаю сделать упор на частные инвестиции и частное потребление. Стоит вспомнить азиатский финансовый кризис 1997 года, который ввиду жесткого контроля над движением капитала поначалу не затронул Китай, но ухудшение настроений китайских потребителей быстро затормозило экономический рост.
Второй фактор – это неопределенность государственной политики, в основе которой – отказ от глубоких структурных перемен. В периоды предшествующих экономических реформ государство воздерживалось от либерализации, сохраняя централизованный контроль над экономикой. До сих пор от реформ выигрывали как частные компании, так и госкорпорации, в результате чего возникло представление о непогрешимости государственной экономической политики. Но в 2000-е годы темпы реформ затормозились, а государство сосредоточилось на предотвращении новых пузырей на рынках.
Сегодняшнее руководство Китая делает ставку на три направления. Во-первых, это экспорт капитала: правительство поощряет инвестиции госпредприятий за рубежом и развитие зарубежных производств. Этому способствуют и масштабные инвестиционные проекты вроде нового Шелкового пути, и поддержка массового туризма на зарубежных направлениях. Это новый инструмент китайской мягкой силы.
Во-вторых, это планы по повышению глобальной роли Китая за счет включения юаня в корзину резервных валют МВФ и его превращения в свободно конвертируемую международную валюту. Хотя для этого потребуется не только снять контроль за движением капитала, но и реформировать банковский сектор, слишком тесно связанный с госструктурами и конкретными бюрократами.
В-третьих, Си Цзиньпин и его команда полагают, что публичная и неформальная, теневая экономика (включая банковский сектор) могут и дальше спокойно сосуществовать, обеспечивая рост. Реформы и либерализация, напротив, помешают сохранению государственного контроля над экономикой. Так, например, электронная торговля компенсирует устаревшую систему дистрибуции, а электронный банкинг – неповоротливость официального банковского сектора.
При этом антикоррупционная кампания, которая прежде распространялась на муниципальные власти, нефтяную промышленность и электроэнергетику, теперь затронула и финансовый сектор. Она подрывает инициативу чиновников и не может заменить собой внятные экономические реформы.
Противоречия между экономическими ведомствами также тормозят реформы. Например, в августе Центральный банк Китая предпринял попытку либерализации курса национальной валюты, но правительство вынудило ЦБ вернуться к неформальной поддержке юаня, когда тот стал быстро девальвироваться. Не происходит и столь необходимого для экономики снижения процентных ставок: это ударит по прибыли банков и помешает субсидировать зарубежную экспансию госкорпораций. В итоге китайская экономическая политика ориентируется на три несовместимые цели: ослабление валютного контроля, сохранение привязки юаня к доллару и сохранение прежних процентных ставок.
В сохранении нынешних правил игры заинтересованы слишком многие, от рядовых работников до владельцев крупных активов. Китайское руководство, вероятно, считает реформы в такой ситуации слишком опасными. А возможно, процесс перехода от одной экономической модели к другой создает слишком много неопределенности и тревоги.
Китайское замедление и мир
Влияние китайского фондового рынка на глобальную экономику сильно преувеличено. Эффект скорее психологический. Хотя капитализация китайского рынка и велика, в основном это капитализация госкомпаний. А лишь 30% их бумаг торгуются на бирже и ликвидны. Иностранцы на китайские биржи в основном не допускаются.
Да и в целом китайская экономика не служит локомотивом глобального роста. Способность Китая тянуть за собой других ограничена ввиду его торгового профицита и профицита платежного баланса. Связи Китая с остальным миром можно понять, изучив торговую зависимость – долю экспорта национальной экономики, которая уходит в Китай. Среди самых зависимых стран – Монголия, Сьерра-Леоне (более 90% их экспорта потребляет Китай) и еще ряд африканских стран. Гораздо ниже зависимость у Австралии и Бразилии (36% и 19% соответственно). Показатель зависимости для Южной Кореи – 26%, для Японии – 18%, для США – 13%, а для большинства европейских стран, которые являются основным экспортным рынком для Китая, – меньше 5%.
Да, Китай – очень важная экономическая сила, но его влияние не стоит преувеличивать. Оно разное для разных экономик. Китай обеспечил низкие цены на потребительские товары, что подстегнуло уровень жизни по всему миру. Но рецессия в Китае или девальвация юаня лишь усилит этот эффект для потребительских рынков и импортеров сырья.
Для разных стран эффект будет, конечно, разным. В экономиках, отягощенных высоким долгом (например, в Южной Европе), долговое бремя станет еще более серьезным из-за дефляции, вызванной торможением Китая. Для Восточной Европы замедление Китая окажется в основном позитивным. Для Германии, которая полагается на экспорт в Китай, скорее негативным.
Дальнейшее падение цен также ударит по внутреннему производству в тех странах, которые конкурируют с Китаем на экспортных рынках. Они будут вынуждены вслед за Китаем девальвировать свои валюты. А для производителей энергии и сырья замедление китайской экономики будет катастрофой. Однако, скажем, Бразилия и Венесуэла страдают сейчас скорее от собственной сырьевой зависимости, чем от китайского гипертрофированного влияния.
Впрочем, эти прогнозы отталкиваются от текущей ситуации. Она может измениться как благодаря переменам в китайской экономической политике, так и из-за реакции других стран.
Что делать Китаю и остальным?
Ускорение перехода Китая к более рыночной и ориентированной на услуги экономике снизит риски очередного инвестиционного пузыря. Если китайское руководство не станет делать ставку на экономический национализм, этот переход выровняет платежный баланс страны и снизит потребность в ревальвации юаня. Это подтолкнет рост развитых экономик, но не производителей сырья. Однако этот переход будет невозможен без отказа от контроля над движением капитала и проведения глубоких экономических реформ.
И напротив, усиление государственных стимулов для традиционных отраслей, возвращение к меркантилистской политике слабого юаня и жесткого валютного контроля приведет, во-первых, к наращиванию долгового бремени Китая и, во-вторых, к международному недовольству (прежде всего со стороны других развивающихся экономик).
Сегодняшний отток капитала из Китая дает новые шансы Европе. Европейские рынки могут предложить им более надежную отдачу на их вложения, так что Британия, Швеция и страны Восточной Европы вполне правомерно рассчитывают на Китай как на главный источник финансирования инфраструктурных проектов (как и на китайских поставщиков). Условия финансирования там близки к идеальным, цены китайских поставщиков резко снизились, а технологический разрыв с Западом во многих областях сократился до минимума. Так, европейцы смогут опереться на новый вектор развития китайской экономики, в обмен на это открыв свою экономику для китайцев, – вариант, выгодный для обеих сторон.
оE ����� �:� �я и неформальная, теневая экономика (включая банковский сектор) могут и дальше спокойно сосуществовать, обеспечивая рост. Реформы и либерализация, напротив, помешают сохранению государственного контроля над экономикой. Так, например, электронная торговля компенсирует устаревшую систему дистрибуции, а электронный банкинг – неповоротливость официального банковского сектора.
При этом антикоррупционная кампания, которая прежде распространялась на муниципальные власти, нефтяную промышленность и электроэнергетику, теперь затронула и финансовый сектор. Она подрывает инициативу чиновников и не может заменить собой внятные экономические реформы.
Противоречия между экономическими ведомствами также тормозят реформы. Например, в августе Центральный банк Китая предпринял попытку либерализации курса национальной валюты, но правительство вынудило ЦБ вернуться к неформальной поддержке юаня, когда тот стал быстро девальвироваться. Не происходит и столь необходимого для экономики снижения процентных ставок: это ударит по прибыли банков и помешает субсидировать зарубежную экспансию госкорпораций. В итоге китайская экономическая политика ориентируется на три несовместимые цели: ослабление валютного контроля, сохранение привязки юаня к доллару и сохранение прежних процентных ставок.
В сохранении нынешних правил игры заинтересованы слишком многие, от рядовых работников до владельцев крупных активов. Китайское руководство, вероятно, считает реформы в такой ситуации слишком опасными. А возможно, процесс перехода от одной экономической модели к другой создает слишком много неопределенности и тревоги.
Китайское замедление и мир
Влияние китайского фондового рынка на глобальную экономику сильно преувеличено. Эффект скорее психологический. Хотя капитализация китайского рынка и велика, в основном это капитализация госкомпаний. А лишь 30% их бумаг торгуются на бирже и ликвидны. Иностранцы на китайские биржи в основном не допускаются.
Да и в целом китайская экономика не служит локомотивом глобального роста. Способность Китая тянуть за собой других ограничена ввиду его торгового профицита и профицита платежного баланса. Связи Китая с остальным миром можно понять, изучив торговую зависимость – долю экспорта национальной экономики, которая уходит в Китай. Среди самых зависимых стран – Монголия, Сьерра-Леоне (более 90% их экспорта потребляет Китай) и еще ряд африканских стран. Гораздо ниже зависимость у Австралии и Бразилии (36% и 19% соответственно). Показатель зависимости для Южной Кореи – 26%, для Японии – 18%, для США – 13%, а для большинства европейских стран, которые являются основным экспортным рынком для Китая, – меньше 5%.
Да, Китай – очень важная экономическая сила, но его влияние не стоит преувеличивать. Оно разное для разных экономик. Китай обеспечил низкие цены на потребительские товары, что подстегнуло уровень жизни по всему миру. Но рецессия в Китае или девальвация юаня лишь усилит этот эффект для потребительских рынков и импортеров сырья.
Для разных стран эффект будет, конечно, разным. В экономиках, отягощенных высоким долгом (например, в Южной Европе), долговое бремя станет еще более серьезным из-за дефляции, вызванной торможением Китая. Для Восточной Европы замедление Китая окажется в основном позитивным. Для Германии, которая полагается на экспорт в Китай, скорее негативным.
Дальнейшее падение цен также ударит по внутреннему производству в тех странах, которые конкурируют с Китаем на экспортных рынках. Они будут вынуждены вслед за Китаем девальвировать свои валюты. А для производителей энергии и сырья замедление китайской экономики будет катастрофой. Однако, скажем, Бразилия и Венесуэла страдают сейчас скорее от собственной сырьевой зависимости, чем от китайского гипертрофированного влияния.
Впрочем, эти прогнозы отталкиваются от текущей ситуации. Она может измениться как благодаря переменам в китайской экономической политике, так и из-за реакции других стран.
Что делать Китаю и остальным?
Ускорение перехода Китая к более рыночной и ориентированной на услуги экономике снизит риски очередного инвестиционного пузыря. Если китайское руководство не станет делать ставку на экономический национализм, этот переход выровняет платежный баланс страны и снизит потребность в ревальвации юаня. Это подтолкнет рост развитых экономик, но не производителей сырья. Однако этот переход будет невозможен без отказа от контроля над движением капитала и проведения глубоких экономических реформ.
И напротив, усиление государственных стимулов для традиционных отраслей, возвращение к меркантилистской политике слабого юаня и жесткого валютного контроля приведет, во-первых, к наращиванию долгового бремени Китая и, во-вторых, к международному недовольству (прежде всего со стороны других развивающихся экономик).
Сегодняшний отток капитала из Китая дает новые шансы Европе. Европейские рынки могут предложить им более надежную отдачу на их вложения, так что Британия, Швеция и страны Восточной Европы вполне правомерно рассчитывают на Китай как на главный источник финансирования инфраструктурных проектов (как и на китайских поставщиков). Условия финансирования там близки к идеальным, цены китайских поставщиков резко снизились, а технологический разрыв с Западом во многих областях сократился до минимума. Так, европейцы смогут опереться на новый вектор развития китайской экономики, в обмен на это открыв свою экономику для китайцев, – вариант, выгодный для обеих сторон.
Источник: carnegie.ru
