Я глядел в сверкающий экран монитора и не верил своим глазам. И даю Вам слово, вы тоже не поверите. Прекрасные юные барышни вытанцовывают на светском балу, специально для этого вернувшись из Лондона или Парижа, под ручку со своими кавалерами – сынками богатых российских чиновников. Все это сопровождается прекрасной живой классической музыкой в атмосфере лучших балов российского императорского дома.
Я все еще не верил в происходящее, все еще был уверен, что это какой-то дикий морок, набросившийся на меня после очередной бессонной ночи. Встал, дошел до ванной, умылся холодной водой (горячую как выключили прошлой весной, так и не включили). Вернулся. Нажал на плэй. Нет, все это по-прежнему происходило наяву, прямо на экране монитора. “Мы находимся на балу, это квинтэссенция светской жизни” – произнес в камеру стильный ведущий с нагеленной челкой. Я грязно выругал его, поскреб нестриженую бороду и стал внимать дальше. Ведущий тем временем продолжал “Журнал Татлер возрождает старую российскую традицию балов и выводит в свет новых светских лиц”.
Стоп. Где подвох? Я прищурил глаза и нажал на паузу. Здесь все очевидно и просто, как же я сразу не догадался! Абсолютно точно – это историческая постановка, реконструкция предреволюционных событий времен падения Российской Империи. Вот благородные юные леди и их не менее благородные матери кружат в элегантных платьях, вот усатые мужчины в красивой форме за фужером шампанского обсуждают дела государственной важности. Вот оркестр, вот прислуга, вот интеллигенция. Интеллигентных тоже позвали. Позволить себе прийти без приглашения интеллигенция, естественно, не может. Интеллигенция, то конечно, из наших, из простых. Ее зовут, чтобы поднять уровень бала, мол, гляньте, у нас весь столичный бомонд! Привилегированная публика, разумеется, интеллигенцию презирает, интеллигенты в свою очередь благородных ненавидят. Но барину нужна огласка (ах, даже поэт Тютин был!), а интеллигенты, понятное дело, пришли пожрать нахаляву. Глядишь, получится что-то домой унести, дитяток накормить. Хотя, конечно, вряд ли, тут попробуй что унеси, все на выходе отнимут. Давно ведь известно – чем богаче – тем жаднее.
Изумленные зрители примкнули к сцене, на которой разыгрывалось изумительное представление. А какие живые образы – удивлялся я – прямо как настоящие! Хотя откуда я знаю, как выглядели настоящие благородные дворяне, я ведь никогда не жил в те времена. Впрочем, это было не важно. Все прекрасно знали, что произойдет дальше. Где-то там, за стенами театральной сцены, далеко за кулисами, уже переодевались злые рабочие и матросы. То конечно были не настоящие матросы, а просто актеры, но, с головой погрузившись в чудесное представление, я мимолетом успел и позабыть об этом.
Пройдет еще пару танцев и вон из той, как будто бы случайно находящейся в тени прожекторов, двери – в рассыпную на сцену вывалятся солдаты. В грязной оборванной форме, небритые, кто-то с явно выраженным перегаром, с ржавыми винтовками. “А ну, благородныя, кто еще пожить хочет – все на пол”. Ну что, вот закончился танец, пора выходить злым солдатам! Ну…Ну, чего медлят? Дверь что ли заела или актер, играющий главного матроса опять в стельку и ему срочно ищут замену…
Мои размышления прервал тонкий голос милой молодой леди:
– Я сейчас учусь во Франции и я ОЧЕНЬ хочу свой бизнес! Не знаю какой, что-то связанное с дизайном или рисованием, но у меня точно будет СВОЙ БИЗНЕС!”
Слащавый корреспондент улыбнулся в камеру: “Это была дочь президентского пресс-секретаря Дмитрия Пескова – Елизавета”.
Эээм, что? Я удивленно отринул от монитора, тряся нечесаной головой.
Нет, это происходило не на сцене, не на страницах книги и не в дурацкой сказке. Все было взаправду. Это происходило прямо сейчас, в моей стране, в моем времени и в моей вселенной.
“Мы где-то там глубоко эмм голубая кровь эмм у нас балы всегда” – неунывался видео-сюжет голосом Ноны Гришаевой, которая представляла светскому обществу свою дочку Анастасию – “После бала, ну естественно, поедет обратно в Англию, она там учится”.
“Посмотрите, это же Дух Нации!” – восторженно кричал композитор Дунаевский – “элита”.
“Ой, ну про меня скоро узнает весь светский свет” – лаконично кокетничала перед камерой очередная “элита”.
Я хватал волосы руками, рвал их и отчаянно искал в пределах стола стакан крепкого алкоголя. Непреодолимое странное и доселе неощущаемое желание охватило меня. Хотелось натянуть на ноги кожаные сапоги, с большими комьями грязи; потертые камуфляжные штаны; выцветшую кожанку; и в кампании таких же угрюмых злых молодых людей заявиться на это мероприятие, грозя милым дамам ржавым револьвером: “Ну-ка, все цацки в мешок, барышни, ах да, платьЯ тоже сымайте”.
Герою Бойцовского Клуба Чака Паланика во время очередного боя хотелось “испортить что-то прекрасное”. Мне тоже хотелось испортить что-то прекрасное, но ничего прекрасного я не видел. “Можно конечно сказать, что это пир во время чумы…” – донеслось из динамика приятным женским голосом. “ВОТ” – взревел я, потрясая в воздухе своими кулачищами, но никто не поддержал моих мыслей. В комнате больше никого не было, а героини сюжета даже если бы чудом и услышали меня, то скорей скривили бы в изумлении лица, нежели поняли бы, о чем я говорю.
Что происходило на экране монитора? Откуда, из какой страны родом были все эти люди? Почему они смеют так ненавидеть нас, почему они настолько нас презирают?
“Ой, я живу в Лондоне, нас оттуда привозят и увозят, возвращаться не собираюсь, мне хорошо в Европе” – кокетливо улыбаясь мяукала внучка Олега Табакова.
“Ну тут ваще супер, нормально” – прокряхтел Вася Баста, оказавшийся на балу. “Ну вот” – радостно воскликнул я – “Вася то точно там чтобы положить этому конец, давай Баста, где твой наган?”, но то ли день был не тот, то ли нагана не оказалось, Баста мирно вышел из фокуса камеры и отправился восхищаться балом.
Я выключил ролик и отгреб в завалах стола недокуренную сигарету.
Все это было очень странно и вызывало непонятные ощущения в области мозжечка. Я не чувствовал ненависти ко всем этим людям, напротив я чувствовал, что они всей душой ненавидят меня. Более того они ненавидят сам факт того, что мы – я, да и ты тоже – вообще существуем. Они могли бы не думать о нас, но быстро пробегая от лимузина до трапа самолета они видят вдали серые панельные девятиэтажки и снова, на зло себе, вспоминают о нас с новым ярким приступом ненависти.
Я не чувствовал злобу по отношению к детям российской богемы, нет, все это мы видели уже десятки раз. Их отцы с экранов, в очередной раз, расскажут нам про Русский Мир, про патриотизм, про проклятых агентов ГосДепа среди простых людей, про любовь к Родине и про внутренних врагов. Их дети в это время, на украденные родителями у простого народа деньги, будут учиться в Англиях, отдыхать в Ниццах, развлекаться на балах и маскарадах, делать бизнесы и нелюбить Россию. А мы будем и дальше выживать в холодной стране, где снег лежит большую часть года, где потолок зарплат в городах-миллионниках упирается в 20 тысяч рублей с хвостиком, а цены растут пропорционально количеству лжи с экранов телевизора. Они ненавидят нас за то, что мы просто живы, ненавидят за то, что мы все еще были живы, давным-давно они перестали испытывать к этой стране любые чувства, кроме злобы.
Но что-то в этом мире поменялось. Я почувствовал это, ты почувствовал это, все почувствовали это. Принюхайся – это витает в воздухе. Что-то меняется. Я не ненавидел этих людей, нет. Разве может хищник ненавидеть добычу? Разве может охотник ненавидеть дичь?
Я смотрел на экран монитора и лицо усатого олигарха на нем менялось, он, представляя на бале своих дочурок, как будто тоже через камеру смотрел мне в глаза и нервно сглатывал, не понимая откуда это внезапное чувство тревоги.
Я чувствую, как ты боишься, благородный, чувствую. Ты пытаешься это скрыть, делая такую скрученную морду, но меня не обманешь, у меня давно нюх на страх. Как у волка, который чувствует где-то в лесу трусишку-зайчика. Я еще не могу достать до тебя, еще не могу улыбнуться своей злой кривой улыбкой перед твоим аристократическим ликом. Мои волчьи зубы еще не такие большие, нюх еще не такой чуткий, а моя волчья стая – матросская свора – еще не помнит кто она и какой от нее должен быть прок. Она обменяла свои ржавые винтовки на бабкин самогон, шапку-ушанку, да буханку хлеба и ждет лишь когда можно будет на выходные подкалымить, а то ведь если нет, то совсем с голоду подохнет. Сами-то подохнут и ладно, ничего хорошего в жизни все равно не видели, а вот дитяток жалко, совсем сопливые еще. Но настанет другой день и будут другие правила. Мои правила. Я буду смотреть в зеркало и видеть небритую рожу проклятого большевика с бутылкой водки в одной руке и ржавым штыком – в другой, «ох епта как на прадеда-коммуниста похож, дотянулся старый», я буду ненавидеть себя за это, но делать то что должен, ничего другого сделать со всей этой ситуацией тут нельзя, эта страна – плевок в лицо людей, харчок в лицо всего человечества. Если б на секунду предположить, что господь существовал бы – то вся эта земля, от юга на север, с запада на восток, была бы личным оскорблением его имени.
Я медленно выдохнул и закрыл экран ноутбука.
Владимир Каховский
Источник: forum-msk.org