Масла в костер столыпинского культа, помнится, подлил нынешний президент В.В. Путин. В декабре 2012 г. в Москве, у Дома правительства, был открыт памятник П.А. Столыпину. Идея принадлежала не народу и даже не крестьянам, которых он «осчастливил» в свое время, а главе тогдашнего правительства РФ В.В. Путину. Более того, был брошен клич членам правительства, чтобы «скинулись на памятник»…
Коль скоро мы заговорили о памятнике, следует напомнить, что Столыпину еще в 1913 г. был установлен памятник в Киеве, где он был убит агентом царской охранки – эсером Богровым в 1911 г. Этот памятник был разрушен 16 марта 1917 г., и вовсе не большевиками, а «керенскими демократами» – так же, как хрущевско-ельцинские и украинские «демократы» свергают ныне памятники руководителям страны, преобразовавшим архаичную Российскую империю вместе с Украиной в супердержаву – СССР.
Памятники Столыпину многомиллионной стоимости установлены, кроме Москвы, и в некоторых других городах в связи со 150-летием со дня его рождения и за особый вклад в развитие нашего государства.
Попытаемся обозреть «выдающуюся государственную деятельность» Столыпина без мифов, реально, опираясь на его слова и дела, оценку его деятельности его же современниками и объективными историками прошлого и настоящего времени.
Начнем с деятельности молодого Столыпина.
После окончания естественного факультета Петербургского университета в 1884 г. в возрасте 22 лет он начал работать в министерском департаменте земледелия. Через пять лет перешел на службу в министерство внутренних дел, где стал работать юристом.
Позже Столыпин был назначен ковенским (ныне Каунас) уездным предводителем местного дворянства, а в 1902 г. – гродненским губернатором. Эта служба дала ему определенный административный и управленческий опыт. С учетом этого опыта, в 1903 г., по рекомендации министра внутренних дел Плеве, Столыпин назначается губернатором Саратовской губернии, которая в это время была охвачена крестьянскими бунтами.
И здесь он проявил свой «железный» характер и «твердую руку» для наведения «порядка». На этом периоде жизнедеятельности Столыпина остановимся подробнее, чтобы понять истинную причину его перевода по личному повелению Николая II в правительство Российской империи.
В отчете за 1903 г. Столыпин писал: «…администрация Саратовской губернии должна быть неослабно на страже порядка, т.к. население местами весьма разнузданно, склонно снисходительность считать за слабость и чуть ли не за поражение со стороны правительства».
Поначалу он стал наводить порядок «наличными силами и средствами», чтобы крестьяне «снисходительность» власти «не считали за слабость», а попутно принимал меры по наращиванию этих сил и средств.
В течение весны 1903 г. Столыпин добился образования в губернии конно-полицейской команды на постоянной основе.
Команда была опробована подавлением бунтов в Балашовском и Аткарском уездах, с целью «показать местным крестьянам пример того, как русский человек и честный солдат служит царю и охраняет местных землевладельцев».
Для активизации сыскной деятельности полиции им вытребованы в МВД необходимые средства.
А также был укреплен штат первых земских руководителей в качестве противовеса антиправительственной агитации в деревне, улучшена координация их деятельности по выявлению неблагонадежных, с последующим удалением их из губернии. Репрессии оставались основной мерой и против либеральных земских служащих. «Всякая снисходительность к ним, – отмечал Столыпин в послании правительству, – в случае использования ими своего служебного положения для распространения своих политических идей недопустима и что при первых же признаках такого рода деятельности должны приниматься самые решительные меры».
Губернатор прекрасно осознавал, что невозможно осуществить комплекс репрессивных мер в рамках нормального судопроизводства, требовавшего фактических оснований для осуждения.
Он неоднократно отмечал большую пользу «Положения об усиленной охране», введенного в губернии с 1903 г., а в январе 1905 г. получил право издавать «Обязательные постановления», после чего добился расширения своих полномочий вплоть до возможности подвергать обыскам и предварительному аресту лиц, подозреваемых в политической неблагонадежности без прокурорского вмешательства, следственных и судебных органов.
Деятельность Столыпина на посту саратовского губернатора в предреволюционные годы (1903–1904) определялась стремлением укрепить существующий режим и его опору – дворянство – и полностью соответствовала правительственной политике МВД и Николая II.
Революция 1905 г. принципиально изменила ситуацию в стране и в губернии. Несмотря на всестороннее усиление репрессивных мер и применение их на практике Столыпиным, крестьянское движение в губернии осенью достигло своего пика. Волнениями были охвачены все десять уездов Саратовской губернии, уничтожено 293 помещичьих «экономий» (имений), что в шесть раз превышало общероссийский уровень. Выросло число выступлений крестьян против власти, активизировалась революционная деятельность земских служащих, ширилось рабочее движение. Земские либералы, используя недовольство населения, пытались объединить все антиправительственные силы под конституционными лозунгами.
Столыпин отмечал, что «все лица свободных профессий являются сторонниками освободительного движения, к ним примыкает молодежь, и если присоединятся нелегалы, то получится внушительная сила под лозунгами всеобщей, равной, тайной подачи голосов». Революционное движение сливалось в единый поток.
События в стране оценивались Столыпиным «как болезненный процесс, для преодоления которого без потрясений всей системы, требуется особое напряжение всей власти и особые полномочия».
Под влиянием этих событий губернатор скорректировал характер принимаемых мер в сторону ужесточения внесудебных расправ. В связи с тем, что местная полиция оказалась не в состоянии противодействовать революции, главную ставку Столыпин сделал на привлечение войск, которыми постепенно наводнял губернию. С целью оградить помещиков от бунтующих крестьян губернатор приказал войскам применять оружие на поражение. Кроме этого, в качестве превентивной меры он допускал аресты и содержание в тюрьмах неблагонадежных лиц без каких-либо реальных оснований – лишь при наличии подозрений.
Такая бурная деятельность Столыпина была замечена «наверху», и он был удостоен высочайшей благодарности «за успокоение края», хотя по числу сожженных помещичьих имений подведомственная ему губерния опережала все остальные. В апреле 1906 г. он был вызван срочной телеграммой в Петербург, где узнал, что С.Ю. Витте на посту председателя Совета министров сменяет И.Л. Горемыкин, а его, Столыпина, назначают министром внутренних дел. Спустя три месяца он становится главой правительства.
Прежде чем рассказать о его деятельности в этих должностях, приведем мнения о нем нескольких его современников, полностью оправдавшихся впоследствии.
Бывший предсовмина граф С.Ю. Витте говорил о Столыпине как о человеке «средних умственных качеств и среднего таланта», любителе громких фраз и театральных жестов.
Но если Витте можно еще заподозрить в необъективности по отношению к Столыпину, сменившему его, то такое нельзя подумать о С.Е. Крыжановском, ближайшем соратнике Столыпина и его первом заместителе по МВД. Крыжановский в своих мемуарах отмечал, что политика Столыпина была не так мудра, как принято думать и говорить.
Он писал, что «в области идей Столыпин не был творцом… вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого».
Итак, отметим: Столыпин «средних умственных качеств и среднего таланта» и не генератор идей.
Оценка британского посла в России Д. Бьюкенена, симпатизировавшего, между прочим, Столыпину, дополняла указанные оценки.
Посол, обратив внимание, что назначение Столыпина министром внутренних дел совпало с началом работы, а вскоре и роспуском I Госдумы, констатировал, что разгон II Думы был инициирован самим Столыпиным в бытность его предсовмином. Бьюкенен отмечал также, что Столыпин не только нарушал законодательство, но и настроил против себя даже основных своих сторонников деспотизмом.
Обе должности – министра ВД и предсовмина России – он использовал для решения одной задачи: установления «порядка» в стране, под которым понимал подавление бунтарей в деревне и революционеров в городе, усиление самодержавия, защиту буржуазии, рождение кулаков на селе, которые должны были, заодно с помещиками, поддерживать власть.
Полностью подтвердил мнение графа Витте о нем – «средних умственных качеств и среднего таланта» и Крижановского – «не генератор новых прогрессивных идей, а остался в плену методов управления, использовавшихся им в Саратовской губернии».
Однако его попытки установления порядка в стране были обречены на провал, а его политическая смерть наступила задолго до рокового выстрела в театре.
Назначение Столыпина министром ВД придворные круги встретили сдержанно. Несмотря на старинное дворянское происхождение, он был чужд высшей аристократии того времени.
Резко выделялся среди столичной бюрократии своей решительной и бескомпромиссной борьбой против революционеров. Последние, в свою очередь, не остались в долгу, а объявили ему настоящую войну. На жизнь премьера было совершено 10 покушений, в одном из которых погибло 27 человек и 32 были ранены, в том числе он сам (легко) и дочь, которая лишилась обеих ног.
После этого к существовавшим военно-окружным судам, по его инициативе, прибавились военно-полевые суды.
Отныне судопроизводство над «бунтовщиками» завершалось ускоренно в пределах 48 часов, а приговор исполнялся в 24 часа по распоряжению командующего округом. Суды, состоявшие из строевых офицеров, чаще всего приговаривали подсудимых к смертной казни. В период 1906–1909 гг. военно-окружными и военно-полевыми судами без участия юристов были повешены или расстреляны более семи тысяч человек и отправлены на каторгу десятки тысяч. Выступления крестьян рассматривались как уголовно наказуемые деяния.
Поэтому в повседневный обиход вошли выражения «столыпинский галстук», что означало петлю, и «столыпинские качели» – виселицу.
Столыпин занял пост министра ВД накануне открытия I Госдумы.
Выборы в нее прошли по законам, разработанным его предшественниками, стремившимися обеспечить в парламенте преобладание «мужицкого элемента» в надежде на монархические настроения деревни, религиозную смиренность, поддержку ими царя-батюшку и т.п., которые должны были положить конец революционной смуте. Это было глубокое заблуждение властной верхушки.
Несмотря на бойкот выборов со стороны наиболее радикальных партий, ее состав оказался оппозиционным.
Большинство мест получили партии кадетов, трудовиков и эсеров, настроенных «по-боевому». Правый фланг составляла незначительная часть октябристов («Союз 17 октября» – партия крупных помещиков и торгово-промышленной буржуазии в России, поддерживающая властные структуры).
Представители черносотенных партий в Думу не попали.
Народные избранники вместо аллилуйи властям подняли вопрос о политической амнистии и принудительном отчуждении частновладельческих имений в пользу малоземельных крестьян – и сразу же превратились в глазах великих князей и министров в «стаю преступников» и «собрание пятисот Пугачевых».
Правительство Горемыкина ответило им резким «нет», а Столыпин, отвечая на запрос о полицейских репрессиях, сказал, что власть не имеет права бездействовать и будет продолжать действовать так же, как действовала до сих пор. Депутаты отвечали на это свистом и криками: «Позор! В отставку!»
Столыпин же изрек: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!» Фраза, цитируемая нынешними апологетами Столыпина, является демагогической, поскольку за ней не последовало ничего путного для величия Российской империи – наоборот, она пала через десятилетие.
В царском окружении были люди, пытавшиеся найти компромисс с мятежным парламентом, поскольку Николай II и многие придворные опасались, что разгон Думы вызовет взрыв возмущения по всей стране.
После долгих консультаций и переговоров I Госдума была распущена. Войска были приведены в боевую готовность на случай беспорядков, однако страна отреагировала на эту новость полнейшим спокойствием.
Таким образом, первая Государственная Дума, избранная на пять лет, просуществовала всего 72 дня.
Одновременно с разгоном Думы была проведена реорганизация правительства. Горемыкин был отправлен в отставку, причем в обычной для Николая II манере, т.е. без предупреждения и обоснования причин, как позже стали делать его последователи – президенты РФ.
Предсовмином был назначен Столыпин. Так, в возрасте 44 лет он стал главой правительства, и на его плечи лег груз колоссальной ответственности за умиротворение страны, едва вышедшей из полосы потрясений 1905 года.
Столыпин вместо умиротворителя снискал славу «душителя революции» и всего нового, прогрессивного.
Премьер-министр, сохранивший за собой руководство министерством внутренних дел, оправдал это прозвище. Он вникал во все тонкости полицейского ремесла, лично знакомился с донесениями секретных осведомителей, особенно ценил сведения Е.Ф. Азефа – одновременно агента охранки и главы Боевой организации партии эсеров. По приказу Столыпина было пролито много крови в процессе жестокого подавления восстания в морских крепостях Кронштадт и Свеаборг.
После третьеиюньского переворота (широко распространенное название произошедшего 3 (16) июня 1907 года в России досрочного роспуска II Госдумы, сопровождавшегося изменением избирательной системы) была избрана III Госдума с использованием дошедших до нас грязных технологий (тасование избирательных коллегий, использование административного ресурса, ограничение представителей нежелательных партий, крупные финансовые затраты на подготовку к выборам, подкуп журналистов и избирателей и т.д. и т.п.), в результате чего был обеспечен перевес октябристов – аналог нынешних единороссов, и представителей дворянства, где сформировался «крепкий устойчивый центр» из 300 депутатов, подчинявшихся безоговорочно правительству. Об этом писали и Милюков (предводитель кадетов), и Коковцев (министр финансов), и Воровский (социал-демократ) и др.
Третьеиюньские события 1907 г. развязали руки Столыпину.
Он широко использовал полицию для подавления любых признаков недовольства и политическое насилие против оппозиции, санкционировал убийство оппозиционных деятелей неформалами уголовного толка, рядящимися в патриотов. Была создана охранка нового типа с использованием провокаций для достижения политических целей, о чем было известно даже иностранным государствам, благодаря своим послам в России. Разгон II Государственной Думы 3 июня 1907 года стал возможным потому, что одному из социал-демократических депутатов был подброшен «наказ» солдатам столичного гарнизона с призывом к вооруженному восстанию, затем последовал обыск с обнаружением полицией этого «крамольного материала». Столыпин потребовал разрешения на арест всех депутатов социал-демократов. Дума даже не успела ответить на правительственный запрос, как уже вышел указ о роспуске парламента – после 105 дней ее функционирования.
По распоряжению Столыпина был образован секретный агентурный отдел, курировавший таких провокаторов, как Азеф (эсер) и Малиновский (член ЦК партии большевиков), с подачи которого охранка арестовывала Бухарина (1910), Орджоникидзе (1912), Свердлова и Сталина (1913).
Доходы этих провокаторов превышали зарплаты их шефов и министров. Деятельность политической полиции, усиливая раскол между государственной властью и народом, способствовала созданию в России революционной ситуации. Поэтому она была не только враждебна народу, но создавала угрозу существующему государственному строю Российской империи.
Таким образом, как отмечал граф Витте: «Столыпин… внес во все отправления государственной жизни полнейший произвол и полицейское усмотрение.
Ни в какие времена при самодержавном правлении не было столько произвола, сколько проявлялось во всех отраслях государственной жизни, как во времена Столыпина».
Третьеиюньская политическая система Столыпина оказалась в тупике. В.И. Ленин справедливо указывал, что самодержавие не было способно к проведению необходимых реформ, обеспечивших бы ему здоровое продолжение «жизнедеятельности».
«Система исчерпала себя, – писал Ленин, – исчерпала свои социальные силы. Обстоятельства сложились так, что никакая реформа в современной России невозможна». Поэтому впереди замаячила революция, которую, при всей преданности идее монархии,
Столыпин ускорил объективно и тем самым обрек самодержавный строй на гибель.
В истории России имя Столыпина осталось бы как синоним реакционера, деспота и душителя любых проявлений демократии и свободы, если бы не его попытки аграрной реформы – разрушения традиционного общинного уклада русской деревни. Именно русской деревни, поскольку его реформы касались в основном русских губерний – собственно России.
Чем объяснялась необходимость аграрной реформы, как она протекала и чем закончилась?
Еще в молодые годы Столыпин, бывая в Германии (кстати, он родился в Дрездене), видел образцовые хозяйства гроссбауэров (кулаков, деревенских капиталистов) и, сравнивая их с нищими хозяйствами русских крестьян, вынашивал мечту о том, чтобы русское сельское хозяйство стало похожим на немецкое. (Видимо, он не вдумывался в смысл русской поговорки «Что немцу хорошо, то русскому – смерть».)
Сельскохозяйственным производством надо заниматься, опираясь не на «копию», а на «оригинал», т.е. не на чужие, а на свои собственные традиции и опыт, вкрапливая в них позитивные результаты науки и практики других государств и регионов. Ведь известно, земля, природно-климатические условия, технологии производства и традиции ведения растениеводства и животноводства различных стран, регионов и даже районов разительно отличаются друг от друга.
Например, в огромной СССР крохотная КБ АССР 18 лет подряд занимала первое место по выращиванию кукурузы, ее урожайность была самой высокой в стране. Н.С. Хрущев дискредитировал кукурузу, попытавшись сеять ее в северных регионах РСФСР. Или: картошка растет в Зольском и Черекском районах лучше, чем в Терском и Прохладненском в одной и той же маленькой КБР, и др.
Крестьяне вели индивидуальное хозяйство, но большая часть земли находилась в совместном владении общины. Крестьянский «мир» не допускал разорения общинников, поддерживая их в трудный период за счет остальных земляков. Одной из важнейших функций общины было распределение земли.
Размер участка зависел от числа взрослых работников в семье. Периодически производились переделы земли, т.е. земельные наделы не закреплялись за семьями постоянно, а менялись постоянно.
Поэтому за землей не было надлежащего ухода, она истощалась и давала низкие урожаи – словом, земля использовалась неэффективно.
Якобы для использования ее эффективно Столыпин предложил перейти от общинного (коллективного) землепользования к частнособственническому – наподобие помещичьего.
При этом, поскольку крестьянские земли не расширялись за счет помещичьих, правительство рекомендовало малоземельным крестьянам переселиться в Сибирь и казахские степи, где много свободной земли.
Реальная же необходимость аграрной реформы объяснялась исключительно политическими мотивами.
С целью расширения социальной опоры власти в деревне и превращения крестьян из противников помещиков в их союзников Столыпин решил сформировать слой крестьян-собственников, для чего способствовал продаже надельной земли с помощью Крестьянского банка.
Это означало ликвидацию общины, по мнению Столыпина, разложившейся под влиянием революционных партий. Крестьянин-собственник, имеющий право покупать и продавать свою землю, говорил он, родит в деревне кулака (русского гроссбауэра), который совместно с помещиком станет «той ячейкой, на которой покоится устойчивый порядок в государстве».
Появление собственника земли в деревне, уверял Столыпин, создаст «возможность мирного труда в деревне на почве полной солидарности интересов землевладельца и крестьянина» и тем самым ослабит недовольство крестьян дворянством и властью.
Как указывалось выше, составной частью аграрной реформы Столыпина являлась переселенческая политика крестьян-собственников за Урал, которая, с одной стороны, позволяла уменьшить социальное напряжение в европейской части России, поскольку здесь уменьшится число потенциальных революционеров и бунтовщиков, с другой – занятым поднятием целинных земель в Сибири и в казахских степях крестьянам-собственникам некогда будет заниматься политикой, угрожающей устоям государства.
Суть аграрной реформы Столыпина была изложена в высочайшем указе от 9 ноября 1906 г. «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования», принятом по его инициативе. Указ разрешал крестьянам выходить из общины и закреплять свои наделы в личную собственность. Государство оказывало всяческое содействие частным владельцам. Губернские и уездные землеустроительные комиссии использовали все методы – от пропаганды реформы до прямого давления на сельские сходы. Вместо разрозненных полосок (чересполосицы) крестьяне получали землю в одном месте – отруб.
Часть отрубников покидала деревню и переселялась в хутора.
Таким образом, разрушалась крестьянская община – коллективный землепользователь, запрещавший куплю-продажу земли, но сохранялись в неприкосновенности помещичьи земли.
Правительство стремилось спасти дворянство от разорения, предлагая через Крестьянский банк на выгодных условиях продавать «излишки» земель «чумазым лендлордам» – сельским богатеям, за счет которых самодержавие намеревалось расширить свою социальную базу в деревне.
Малоземельная часть крестьянства по-прежнему рассматривалась в качестве дешевой рабочей силы или батраков.
С решением аграрного вопроса в интересах поместного дворянства была связана и переселенческая политика царизма.
Аграрная реформа Столыпина была принята в штыки практически всеми слоями общества, о чем относительно подробно и убедительно рассказано в работе современного историка и политика А.Л. Кругликова «Реформы и реформаторы» (журнал «Политическое просвещение», №5 (70), 2012 г.) и других авторов.
Поэтому воспользуемся результатами их исследований с краткими комментариями.
В отличие от представителей проправительственных сил, крестьянские депутаты III Госдумы называли Указ 9 ноября 1906 года законом «о грабеже общественной земли», от которого «пахнет кровью».
Другие говорили, что Столыпин отдал деревню на разграбление мироедам, а историко-патриотическое объединение «Русское знамя» восклицало: «В сознании народа царь не может быть царем кулаков».
Иеромонах Илиодор, один из «деловых людей» шовинистической черной сотни, называл царских министров жидомасонами и говорил, что их надо еженедельно драть розгами на конюшне, а Столыпина следует пороть сугубо по средам и пятницам, дабы помнил постные дни.
Даже либералы – поборники модернизации России по западному образцу – полагали, что столыпинские преобразования несут разрушительное начало. Князь Е.Н. Трубецкой (философ, правовед, публицист, общественный деятель) еще в 1906 году писал, что Столыпин, «содействуя образованию мелкой частной собственности, вкрапленной в общинные владения, ставит крестьянское хозяйство в совершенно невозможные условия». Он был убежден, что раскол общины и приватизация земель усугубят «раздор и междоусобье в крестьянской среде», создадут потенциальный очаг социальной войны на селе.
Блестящий экономист и глубокий знаток крестьянской жизни, социал-демократ В.П. Воронцов тоже резко выступал против аграрных затей Столыпина.
Справедливо полагая, что исторические условия России принципиально отличаются от стран Запада, он заявлял, что «прогресс придет с победой общества и введением народовластия… государственных хозяйственных предприятий и рациональной государственной деятельностью».
Крестьянская община в России и без столыпинских реформ была способна к саморазвитию и трансформации. Об этом свидетельствовал размах кооперативного движения в российской деревне начала ХХ века. На 1 января 1918 года в России имелось 51 417 кооперативов (прообразы товариществ и колхозов), охвативших 22 млн человек.
Чрезвычайно быстрое распространение кооперативных форм было защитной реакцией общинно организованной деревни на усиление рыночных отношений.
Таким образом, властям не удалось ни разрушить общину, ни создать устойчивый и достаточно массовый слой крестьян-собственников. Реформа лишь углубила социальную дифференциацию в деревне, обезземеливание крестьян и противостояние их с помещиками и кулаками.
Очевидно, что благодаря «преобразованиям» Столыпина великой России не получилось. Напротив, случилась Февральская революция – и страна оказалась на грани распада. По признаниям видного философа-эмигранта Н.А. Бердяева, уважаемого иерарха Русской православной церкви Вениамина (Федченкова), великого князя Александра Михайловича Романова и многих других умных и честных людей, у которых, впрочем, не было симпатий к советской власти, державу от распада спасли В.И. Ленин и большевики образованием СССР в 1922 г. Философ-эмигрант Г.П. Федотов, анализируя истоки революции, видел ее причины в реакционности правящего класса и русской монархии, проводником курса которых являлся Столыпин. А профессор И.В. Можайскова пришла к выводу, что «столыпинские реформы… оказались пагубными для старой России, обострив до крайнего предела противоречия в русской деревне и подготовив, таким образом, Октябрьскую революцию»…
Первоначально Столыпин опирался на октябристов, игравших роль центристской партии. Но постепенно в его деятельности начали разочаровываться и октябристы. Председатель III Госдумы лидер октябристов А.И. Гучков, бывший до этого ярым поклонником Столыпина, в знак протеста против действий премьера подал в отставку и был заменен М.В. Родзянко, который через шесть лет стал одним из лидеров Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г.
Практически все задуманные Столыпиным реформы были заблокированы, причем наиболее радикальные отвергались консерваторами, наиболее консервативные – либералами.
Наступило серьезное охлаждение в отношениях царя и предсовмина.
Если раньше Николай II говорил, что нельзя недооценить роль Столыпина в подавлении революции, то всего два года спустя он поразил премьера словами, что никакой революции вообще не было, а отдельные беспорядки были допущены из-за отсутствия распорядительных градоначальников.
В придворных кругах открыто говорили, что дни Столыпина на посту главы правительства сочтены.
Планировалось отправить его либо во Францию в качестве посла Российской империи, либо на Кавказ наместником, только подальше от государственных дел и императора. Но Столыпину не суждено было отправиться в почетную ссылку ни во Францию, ни на Кавказ. Он пополнил список государственных деятелей, павших от рук террористов. Как уже отмечалось выше, на Столыпина за пять лет пребывания у власти было совершено 10 покушений, а 11-е для него в 1911 г. стал роковым.
Лидер октябристов А.И. Гучков справедливо отмечал, что «в сущности, Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти».
А что сталось с его аграрными реформами?
Крестьяне относительно скоро убедились, что столыпинская реформа не ведет к решению земельного вопроса, о чем свидетельствовала убыль числа желающих быть хуторянами с отрубами. Так, если в 1908–1909 гг. из общины вышли порядка 1 млн крестьянских дворов, то в 1910–1911 гг. – 481 тыс., в 1912 г. – 121 тыс. из 11,3 млн домохозяев. К 1917 г. на хутора и отруба ушли и закрепились порядка 10–12% хозяйств, владевших около 9% крестьянских земель.
Крайне плохо было организовано и переселенческое дело.
Уже первый год реализации проекта обернулся вспышкой эпидемии тифа и цинги для тех, кто из европейской части России переехал за Урал. Десятки тысяч крестьян были расселены в наспех построенных бараках.
Смертность среди переселенцев местами доходила до 25–30%. К 1917 г. вернулись обратно более 60% переселенцев. Так что из европейцев сибиряки не получились.
Надежды Столыпина, выраженные в пафосном изречении: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России» не сбылись, да и не могли сбыться в те смутные времена, когда оно декларировалось, поэтому этот призыв стал афоризмом мечтателя, подобного гоголевскому Манилову.
В 1917 г. столыпинская аграрная реформа была отменена Временным правительством.
А при советской власти государство вернулось к традиционному для России общинному земледелию в формах колхозов и совхозов, которые являлись и являются самыми эффективными из всех существовавших и существующих в нашем Отечестве форм землепользования.
Их не заменят ни помещики, ни кулаки, ни прочие фермеры.
…Между тем в конце ХХ века началась реанимация мифа о Столыпине как «великом реформаторе» России, преобразователе русской деревни.
Его роль как проводника реакционной политики, масштабных репрессий, душителя демократических свобод всячески замалчивается.
Столыпин становится кумиром новой лживой российской буржуазии и обслуживающих властные структуры пропагандистов и СМИ – правда, в наши дни уже не так шумно, как раньше, а лишь шепотом. «Миф Столыпина» был призван обосновать необходимость приватизации и продажи земли, начала и проведения очередного цикла разрушительных либеральных реформ, за которыми скрывается вторжение западного, либерального капитализма в РФ. Здесь превращаются в товар и государственные слуги продажного чиновничества, желающего быть похожими на американцев, англичан, французов, немцев…
В результате 50% промышленности РСФСР разрушено, более 40 млн гектаров пахотных земель (порядка 30%) заброшены и заросли колючим чертополохом и другими сорняками…
Суждение таких «аграриев», как Никита Михалков, о том, что столыпинская аграрная реформа вывела Россию в разряд крупнейших экспортеров хлеба в мире, является профессиональным невежеством, фальсификацией истории и ложным посылом, хотя бы потому, что сам Столыпин на такой «бум» отводил не 4–5 лет, а целых 20.
Дело в том, что засуха и голод были регулярным и массовым явлением в Российской империи, о чем хорошо знал Столыпин, в отличие от Михалкова. К примеру, в начале ХХ века голодными были: 1901–1902, 1905–1908 и 1911–1912 годы. В частности, в 1905–1908 гг. голодало от 19 до 29 губерний, а в 1911–1912 гг. голод охватил 60 губерний, на грани смерти находились 30 млн человек (17–18% населения России). Единственным исключением был 1913 г., тогда Россия собрала рекордный урожай зерновых – 86 млн тонн.
Несмотря на засуху и голод, из России в Европу мощным потоком шло зерно еще до Столыпина и при нем. В среднем 20–30% хлеба ежегодно вывозилось на экспорт, т.е. торговля хлебом велась вовсе не из-за избытка его, а чтобы пополнять дырявый бюджет страны и набивать карманы российских набобов.
Крупный ученый-техник (основоположник теории автоматического регулирования в России) и министр финансов (1887–1892 гг.) И.А. Вышнеградский, отвечая на обвинения в продаже хлеба за границу даже во времена голода, говорил: «Мы вывозим все: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы, вывозим даже свои собственные волосы, сами недоедим, а вывезем».
Этого принципа «сами не доедим, а вывезем» придерживалось правительство царской России всегда до 1914 г., как, между прочим, сегодня – газ, нефть, лес…
И даже зерно, в связи с уменьшением его потребления животноводческой отраслью сельского хозяйства, которая находится ниже уровня 1923 года. Приехали…
Вот как дело было, господа Михалковы, а не иначе.
Итак, подведем итоги. Был П.А. Столыпин реформатором? Да, конечно, в направлениях:
а) превращения России в полицейское государство;
б) частичного разрушения традиционного для России общинного землепользования и значительного ухудшения положения крестьян;
в) ускорении Февральской буржуазно-демократической, а затем и Великой Октябрьской социалистической революций.
И вообще, как можно назвать человека, проработавшего всего лишь 5 лет на посту предсовмина и министра МВД страны, кое-что начавшего делать, но ничего не закончившего, выдающимся государственным деятелем?
Асланбек ШОГЕНОВ
Источник: sovross.ru
