Люди, бегущие от режимов тирании, в наши дни не редкость. Но как часто им удается найти лучшую долю? Ту жизнь, о которой они мечтали? Согласно тревожной статистике из Южной Кореи, шокирующее число перебежчиков из КНДР заканчивают свой путь суицидом.
Чаще всего мы замечаем знаменитых перебежчиков. Тех, кто издает книги-бестселлеры и часто мелькает на экранах телевизоров. За участие в конференциях им платят внушительные гонорары. Они красноречивы, а их описания лишений жизни в тисках режима, равно как и опасностей бегства, способны растрогать до слез.
Но иногда лишения спасающихся от угнетения людей не заканчиваются с успешным пересечением границы.
Об этом, в частности, свидетельствует опубликованная недавно в Южной Корее статистика. Согласно данным министерства Южной Кореи по делам воссоединения, из числа погибающих за год в Южной Корее северокорейских беженцев 15% кончают жизнь самоубийством. Это более чем втрое превышает число суицидов среди местного населения. Не стоит также забывать, что по уровню самоубийств Южная Корея и без этого регулярно лидирует в списке 34-х индустриальных стран Организации экономического сотрудничества и развития.
Факторов, как считают специалисты, несколько. Во-первых, родина близка, но совершенно недосягаема. Во-вторых, экономические реалии жизни в Южной Корее чаще всего разительно отличаются от выхолощенного идеала, на который уповали беженцы, когда смотрели дома, на Севере, контрабандные копии южно-корейских сериалов.
С тех пор как 14 лет назад Ким Сон Иру удалось бежать, он сменил 7 работодателей. Был водителем автобуса, чернорабочим и управлял рестораном.
Теперь он начал свой бройлерный бизнес. Закупает на фермах птицу, а горстка рабочих потрошит и сортирует ее для заморозки и продажи. Продавать частями получается дороже, чем целиком, говорит он, но жизнь дается ему нелегко: “Все мои прошлые деловые начинания заканчивались провалом. Я три раза пытался покончить жизнь самоубийством. Теперь вот приходится напоминать себе, чем я рисковал, пока не достиг того, что у меня есть сегодня”.
Особенно трудно Ким Сон Иру давались годы, когда приходилось трудиться чернорабочим. Получать распоряжения от работодателей он не любил, ведь на Севере был офицером армии и сам привык раздавать команды.
В прошлом году границу пересекли 1400 перебежчиков. Это одностороннее движение. Все до единого перебрались с Севера на Юг.
Впрочем, не так давно 45-летняя перебежчица Ким Рен Хи дала пресс-конференцию, на которой со слезами на глазах рассказала, почему хочет вернуться домой, в Северную Корею. Четыре года назад она проделала нелегкий путь, когда через Китай и Таиланд добралась до Южной Кореи. Теперь она страшно тоскует по дому.
“Свобода, материальные блага и другие соблазны местной жизни – ничто не сравнится с моей семьей и домом, которые остались на Севере. Хочу вернуться к семье, если даже потом придется умереть голодной смертью”, – говорит она.
Намерения Ким Рен Хи – исключение из правила. Чаще люди все же добиваются какой-то степени успеха. Предпринимательская жилка Ли Юн Хи сразу бросается в глаза. Она перебралась в Южную Корею 14 лет назад, а сейчас владеет Max Burrito – популярным рестораном в двух часах езды от Сеула.
В Северной Корее о таких диковинках мексиканской кухни она и слыхом не слыхивала, а перебравшись на Юг, сначала работала на раздаче шаурмы. Тогда же и подумала, что этому блюду для того, чтобы стать популярным в Корее, не хватает риса в лаваше. Поэкспериментировав, она создала рецепт, больше всего похожий на мексиканское буррито. Успех не заставил себя ждать. Инициатива и труд принесли результаты.
“Когда я впервые попала в Южную Корею, все здесь мне казалось странным. Для того, чтобы добиться успеха, пришлось всему учиться заново”,- говорит Ли Юн Хи.
Беженцам с Севера полагаются трехмесячные курсы по адаптации, но критики системы утверждают, что для овладения новыми навыками и адекватной интеграции в общество этого недостаточно. В правительстве парируют критику и говорят, что, согласно исследованиям, беженцы сами не хотят чрезмерно засиживаться за школьной скамьей.
Некоторые благотворительные христианские организации предлагают для беженцев курсы, где обучают их прикладным навыкам, считая, что простые, но полезные умения, такие как ремесло бариста в кафе, лучше всего помогают людям в начале долгого пути адаптации.
Конечно же, одна из главных причин отчаяния северокорейских беженцев – это отсутствие перспектив за пределами перечня малоквалифицированной или чернорабочей трудоустроенности. Согласно исследованиям, более 50% беженцев из Северной Кореи говорят, что на Севере принадлежали к более обеспеченным слоям населения, и лишь 26% считают, что смогли удержать свой социальный статус в Южной Корее. Подавляющее большинство – 73% – теперь относят себя к низшим слоям общества.
По мнению Андрея Ланькова, профессора Кукминского Университета в Сеуле, основная проблема в том, что навыки, приобретенные людьми в Северной Корее, едва ли пригодны для жизни в динамичных условиях южнокорейских экономических реалий. К примеру, врачи, перебравшиеся с Севера на Юг, чаще всего не могут трудоустроиться по профессии.
Профессор Ланьков считает, что это пагубно скажется на процессе воссоединения двух Корей: “Принимая в расчёт, что большая часть медицинских познаний выпускников северокорейских медучилищ почерпнута из плохо переведенных старых советских учебников, могут ли такие специалисты рассчитывать на интеграцию в систему южнокорейского здравоохранения? Сможет ли высокотехнологичная южнокорейская компания нанять на работу механика, чья работа долгие годы состояла в том, чтобы не дать умереть допотопному советскому станку?”
Впрочем, эту дилемму предстоит решать в будущем. Сегодня стоит обратить внимание на тех, кто уже сейчас испытывает трудности с интеграцией, часто балансирует на грани жизни и смерти и все чаще не видит другого выхода из ситуации, кроме как покончить с собой.
Источник: bbc.com
