Этнические и семейные кланы стали реальными субъектами политических и экономических отношений СКФО.
В нынешнем году в Германии по рекомендаци научного издательство PALMARIUM academic publishing издана монография «Этонополитические процессы на Северном Кавказе на современном этапе». Основной темой исследования взяты кланы и их влияние на политику.
Автор книги – доктор политических и кандидат социологических наук, кавказовед, лауреат Всероссийского конкурса РАНХиГС при президенте РФ на лучшую книгу по кавказской тематике в направлении «политика», заслуженный деятель науки КЧР Абуталиб Санглибаев.
С ноября 2008 г. по октябрь 2014 г. он был главным научным сотрудником КЧИГИ при правительстве КЧР, опубликовал три монографии и более 150 статей в научных журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Краснодара, Ставрополя и за рубежом.
Подготовил пятерых аспирантов и разработал 18 циклов лекций для вузов. Профессор, преподает в филиале Московского финансово-промышленного университета «Синергия».
С Абуталибом Санглибаевым беседует наш корреспондент Ольга Михайлова.
– Проблема кланов в нашем регионе скупо рассматривается в отечественной научной литературе. Основная причина – проблемность темы для имиджа элит региона, ведь этническая клановость считается очевидным элементом архаики, тормозящим модернизационные процессы. Но с другой стороны, клановость – всемирное явление. Откуда же берутся кланы и как они формируются?
– Возникновение кланов – объективный процесс, дающий человеку возможность получить содействие при решении социальных вопросов, обрести ощущение принадлежности к влиятельной общности и чувство собственной значимости. Сегодня человек затерян в обширном информационно-коммуникационном пространстве, составными частями которого являются не личности, а объединения, и вступление в них позволяет создать хотя бы иллюзию сопричастности к оригинальным культурно-ценностным идеям.
Клановость, таким образом, вполне естественная тенденция. Кланы формируются как по родственному, так и по территориальному принципу, в их основе – стремление групп к территориальному лидерству и формированию собственного свода установок политического и экономического поведения.
При этом этнические кланы не всегда этнически однородны. Они формируются из нескольких семей близких родственников, затем к ним привлекаются люди, не состоящие с основателями клана в кровном родстве и даже не обязательно принадлежащие к той же этнической группе.
Ядро клана, как правило, моноэтнично, однако этнический характер такого сообщества не имеет особого значения, пока клан не вступит в конфликт с другим кланом. Подобные системы всегда фиксировались на юге бывшего СССР, в особенности в Средней Азии и на Кавказе.
– То есть этнические группы, как я понимаю, это крепко спаянные общности, опирающиеся на чувство единства и обеспечивающие значительные бонусы для своих членов. Русская поговорка гласит: «В единстве – сила…» Что же тут дурного?
– Да, объединение налицо, этнические элиты рассматривают объединение своих последователей в максимально сплоченную общность как одну из основных задач, позволяющих усилить свои управленческие возможности.
Но дело в том, то регионы развиты неодинаково, и если эти различия хотя бы частично совпадают с этнической структурой государства, то это может послужить (да и часто служит) основанием для возникновения межэтнической напряженности и конфликтов. Наиболее эти явления заметны при переходе от обществ с нерыночной экономикой к обществам с рыночной экономикой. Ломка традиционного жизненного уклада и капитализация хозяйства ведет к утрате экономического статуса определенных сообществ и – «войне» кланов.
– Как я понимаю, крайней точкой такого «накала страстей» будут требования отделения? Сепаратизм? Кстати, мне иногда не совсем понятно, почему одно и то же явление в ряде случаев именуется стремлением к независимости и приветствуется, а в других объявляется сепаратизмом?
– Политика не знает единой системы отсчета ценностей, это не религия. Главный критерий – интересы твоего государства, но они почти никогда в конкурентном мире не совпадают с интересами других стран. Наш благородный разведчик, поймай его наши противники, будет назван мерзким шпионом, но их мерзкие шпионы, которых ловим мы, для них благородные разведчики.
Сепаратизм – постоянная опасность многонациональных государств. С распадом СССР и СФРЮ встает вопрос о том, что целесообразнее – содействовать сохранению крупных многонациональных государств или выступить в поддержку идеи самоопределения наиболее сепаратистски настроенных народов многонациональных государств, дабы избежать кровопролитных войн.
Этнический сепаратизм, обладая значительной притягательной силой для амбициозных элит, как способ достичь главенствующего положения на своей территории может серьезно изменить карту мира, причем, вероятнее всего, эти изменения будут вписаны кровью. Пример Косова, Сирии и «Исламского государства» (запрещенная в РФ террористическая организация – прим. ред.) показал, что в случае развязывания военного конфликта между государством и сепаратистами в него в той или иной степени окажутся вовлеченными практически все соседние страны, что может спровоцировать региональный конфликт, имеющий шансы перерасти в полномасштабную войну.
– Сегодня в обществе значительно возросла роль религии. Она тоже является кланообразующим фактором?
– Вообще-то нет. Одним из феноменов современного религиозного сознания является появление значительного числа «непричастных верующих», людей, которые позиционируют себя как имеющих религиозные убеждения, но не примыкают формально ни к одной конфессии.
Такое обращение к религии становится скорее актом социокультурной идентификации, чем результатом духовных исканий. В итоге религиозность не является значимым фактором объединения: современность так понизила уровень веры, что религия сама по себе часто зависит от простой озабоченности конструированием своей личности в мире, хотя «религиозный плюрализм», провозглашенный государством для нейтрализации конфликтов ценностей, адептами разных вер не приемлется, ибо интерпретируется равно как угроза коллективной идентичности, так и как искажение истинности их учений.
– Вы сказали, что кланы не всегда моноэтничны. А все ли кланы семейные?
– Нет, есть кланы, которые не являются группами родственников, но скорее это бизнес-сообщество по извлечению прибыли. Основной интерес такого сообщества заключается в зарабатывании денег, завоевании новых рынков, получении новых активов и доминирования в политической власти. Это «деловой клан», а не система кровно-родственных отношений.
В России, например, среди членов таких кланов обычно встречаются бизнесмены, государственные служащие, иногда выходцы из криминальной среды. Кланы являются теневыми, закрытыми социальными группами, тщательно скрывающими информацию о своей деятельности от публики и органов власти.
Наибольшая информация о клановой структуре появляется во время клановых войн, когда конкурирующие кланы распространяют информацию о сопернике. Естественно, никакой контроль над кланами, социальный и законный, со стороны государства невозможен.
Отношения внутри клана основываются на личных контрактах, а не формальных нормах. Достаточно мощные кланы способны защитить своих членов, нарушая формальный закон, от наказания, но также они будут беспощадно преследовать тех из своих членов, которые будут игнорировать внутренние неформальные нормы.
Внутриклановые отношения между членами группы сопровождаются высоким уровнем личного доверия и симпатии. Иногда члены кланов называют такие отношения «братством» или «семьей». Обратный эффект таких взаимоотношений – обостренное чувство враждебности к чужакам. Те, кто подозревается кланом в недобрых намерениях или нелояльном поведении, рискуют превратиться во врагов. Это своего рода реакция «защитного сознания», рассматривающего свою группу как «защищаемую крепость», окруженную потенциальными врагами.
– Ничего не скажешь, мощная иерархическая структура…
– Да. На вершине иерархии клана стоит лидер, который, как правило, является его основателем и обладает определенной харизмой. Лидер пользуется непререкаемым авторитетом среди соратников, и статус важных персон внутри клана определяется только им. Лидер осуществляет полный контроль над кланом, стараясь обезопасить себя от внутреннего заговора. После его смещения или смерти клан обычно исчезает или слабеет.
– В случае, как я понимаю, если преемник не в состоянии выполнять функции лидера…
– Разумеется. Верно и обратное: если новый лидер более продуктивен, клан усиливается. Но я продолжу. Второй элемент клана – так называемое «ядро», объединяющее несколько ключевых персон – ближайших соратников лидера. Среди них обычно его друзья детства, родственники, коллеги по прошлой работе, близкие и наиболее доверенные бизнес-партнеры, имеющие неформальные дружеские отношения с лидером.
Для лидера это «ядро» является основным источником успеха клана: если он сумеет рекрутировать и управлять лояльным и эффективным окружением – «командой», то у него есть все шансы обойти другие кланы.
Третий элемент – квалифицированные профессионалы – адвокаты, менеджеры, технические специалисты, имеющие высокие заработки. Обычно большинство из них рекрутируется «ядром» без участия лидера. Четвертый элемент – рядовые члены, специалисты или работники, занятые в бизнесе, который контролирует клан. Пятый элемент – «агенты влияния», люди извне клана, но обслуживающие его интересы и имеющие большое значение из-за позиций, которые они занимают в СМИ, органах власти, силовых структурах. Они обеспечивают клан тайной информацией, предупреждая о различных рисках, и пытаются направлять политику в направлении, выгодном клану.
– Я хотела бы спросить, в чем секрет живучести кланов в России, но вы, в общем-то это объяснили. Подобные объединения прочны и выгодны, а значит… вечны.
– Тут важно все-таки понять, что идеология рыночных преобразований начала 1990-х годов во многом состояла из стереотипов и подразумевала максимально быстрый уход государства из экономики для того, чтобы не мешать зарождению рыночной системы. В то же время рынок не может нормально функционировать без государства как защиты правил и контрактов.
Действия правящей элиты привели к резкому повышению степени неопределенности будущего, и часть хозяйствующих субъектов в национальных республиках на Северном Кавказе вынуждена была ориентироваться на семейные и этноклановые отношения. Иными словами, в одних случаях защита договоров обеспечивалась за счет взаимного доверия родственников, в других – за счет понятий и правил этнических кланов. Такое принуждение носило гораздо более жесткий характер, чем принуждение государства. Развитие этнокланового капитализма было обусловлено невыполнением со стороны государства функции защитника контрактов.
В итоге клановые отношения стали вытеснять институты как плановой, так и рыночной экономики. Иными словами, к началу нового тысячелетия институты этнокланового капитализма в ряде республик Северного Кавказа стали доминировать.
– Есть ли выход из сложившегося положения, или его надо признать неизменным? Ведь девяностые давно миновали… Какова ситуация в этом плане у нас, на Северном Кавказе?
– Заложенные в те годы отношения – остались. Важнейшие вопросы экономики, политики, сферы межнациональных отношений решались тогда по указке отдельных чиновников или по инициативе национальных общественных организаций и движений. А властные структуры, озабоченные только своим статусом в молодой республике, постоянно запаздывали, работали «вдогонку», что значительно снижало их авторитет среди населения.
При этом в процессе формирования республиканских властных структур был отвергнут принцип паритета и ротации национальных кадров, субъектообразующих народов, и сохранился привычный способ решения межнациональных проблем в зависимости от численности проживающих в республике народов. Но в условиях отсутствия достаточно сильной государственной власти такой подход оказался недостаточным для сближения народов. Ситуацию по-прежнему продолжали определять политические амбиции, самолюбие больших и малых этнических лидеров, их совестливость, или, наоборот, бессердечие. Сегодня в КЧР благодаря руководству и опыту народов межнациональные отношения более стабилизированы но в период выборной компании и комплектовании кадров в государственные органы и руководство республики они могут дестабилизироваться, если не удалять этому вопросу пристального внимания.
– А чем отличается «клановый капитализм» от обычного? Он более или менее продуктивен?
– Главный аспект этноклановой экономики – «разделение на чужих и своих». В денежной экономике каждый хозяйствующий субъект заключает сделки с теми, кто позволяет ему наилучшим образом достичь своих целей. В клановой экономике каждый субъект заключает сделки либо с родственниками, либо с теми, кто находится под защитой того же клана. Все остальные попадают в разряд «чужих». Иными словами, происходит сужение «круга экономического общения».
Другое немаловажное свойство клановой экономики – значительно меньшая прозрачность по сравнению с рыночной системом. Это связано с тем, что весьма значительная часть сделок в такой экономике носит полностью или частично теневой характер, и их участники нуждаются в том, чтобы их отношения были скрыты от «посторонних».
Примечательно, что теневизация экономики в ряде республик Северного Кавказа достигает невероятных масштабов.
А в итоге противоречащие друг другу законы, наличие правовых упущений, инвестиционная близорукость, низкая степень рациональности экономического поведения, ориентация людей на самообеспечение, родственные и клановые отношения, большой удельный вес бартера, неплатежей и наличности, огромная роль теневого сектора и постепенное стирание границ между легальными и нелегальными видами деятельности – все эти характеристики этнокланового капитализма демонстрируют наличие в регионе процесса демодернизации.
– А дальше, как я понимаю, разбогатевшие и усилившиеся кланы рвутся к власти?
– Да. Стремление этнических кланов закрепить за собой республиканские и муниципальные властные прерогативы в точной мере отражает их представление о способе обеспечения своего экономического благополучия. На сегодня этнические и семейные кланы стали реальными субъектами политических и экономических отношений Северного Кавказа. В наибольшей степени их реальная роль и значимость проявляются во время выборов ключевых органов власти и назначениях руководителей различных властных структур.
Причем, как показывает практика политической жизни, внутри одной этнической общности могут существовать несколько соперничающих кланов, оспаривающих друг у друга властные полномочия и привлекающих к этой борьбе другие этнические общности и кланы.
– Странно, но ведь модернизированная Америка живет по тем же законом. Клан Кеннеди, клан Морганов, клан Дюпонов и прочие, – эти влиятельнейшие семьи ведут себя точно так же: заняв лидирующие позиции в финансовом мире, они ни с кем не хотят делить и политическую власть. Но каким образом в клановой экономике используется властный ресурс?
– В первую очередь нужно отметить, что сосредоточение в своих руках основных властных полномочий открывает доступ к распределению сырьевых ресурсов и ресурсов федерального бюджета, направляемых на финансовое дотирование республиканских экономик. Средства эти весьма приличные – от 60% до 80% по регионам Северного Кавказа.
Постоянное федеральное планово-бюджетное и внебюджетное финансирование используется преимущественно для «латания социальных дыр», что в целом не позволяет придать экономике новый импульс развития. Если бюджетное финансирование используется прозрачно, то в некоторых регионах Северного Кавказа внебюджетные ассигнования тратятся по договоренности с центром.
С другой стороны, развитие экономики и продвижение по пути модернизации вовсе не обозначено в круге интересов субъектов этноклановой экономики. Их основной целью является обеспечение доступа к федеральным трансфертам и контроль над дающими сиюминутную прибыль отраслями хозяйства.
При этом извлекаемые из местной экономики материальные и финансовые ресурсы направляются не на развитие производства, инновации, образование и те сферы, которые традиционно способствуют формированию фундамента модернизационных процессов, но вкладываются в быстроокупаемые операции, сделки или ценные бумаги, как правило, вне управляемой территории.
Фактически происходит «растаскивание» ресурсов, причем на сегодня механизмов борьбы с этим процессом (равно как и с теневизацией экономики) в России еще не выработано. Таким образом, основное условие, позволяющее начать модернизацию, создать не удается, что делает бессмысленными любые разговоры о возможном близком начале ускоренных процессов модернизации в республиках Северного Кавказа на основе рекреационного или нефтедобывающего, или иного доходного сектора экономики.
Кроме того, модернизация предполагает в первую очередь изменение институциональной среды, трансформацию элиты, установление единых для всех субъектов экономических отношений ясных и относительно честных правил игры. Это подразумевает снижение уровня коррупции, прекращение использования правоохранительных органов для достижения узкоклановых целей, эффективную защиту малого и среднего бизнеса от посягательств как со стороны этнических преступных группировок, так и со стороны правоохранительных – крышевание – и контрольных органов.
Все это, однако, суть инструменты этноклановой экономики, стремящейся законсервировать ситуацию и извлекать быстрый доход из торгово-посреднической, сырьевой сферы, бюджетных и внебюджетных средств. Отказ от их использования крайне затруднит извлечение прибыли с использованием достигнутых властных прерогатив и изрядно их обесценит.
Ольга Михайлова
Источник: kavpolit.com
