Газопровод из Ирана в Пакистан со звучным названием «Мир», установивший рекорд по длительности обсуждения и согласований, к декабрю 2017 года станет реальностью из проложенных труб, инфраструктуры и завода по производству СПГ (сжиженного природного газа). 1735 километров по протяженности, немногим менее 2,5 миллиардов долларов по стоимости, масса других цифр и процентов – это его экономика. В политическом же плане реализация «Мира» будет означать первый шаг Тегерана на пути вовлечения в создаваемое Китаем «экономическое пространство нового Шелкового пути».
Из-за длительного срока, прошедшего от подписания между Ираном и Пакистаном соглашения о прокладке «Мира» до начала его реализации, ряд специалистов в Тегеране и Исламабаде называют его «вторым Бушером». Имея в виду, разумеется, затяжную историю строительства Бушерской АЭС и перипетии связанного с этим процессом российско-иранского контракта. Сравнение откровенно некорректное, поскольку что по «возрасту», что по накалу политической интриги, Бушер рядом с «Миром» выглядит сущим младенцем. Достаточно вспомнить, что идея его строительства возникла в конце 50-х (!) годов прошлого столетия, когда преподаватель расположенного на северо-западе Пакистана Военно-технического колледжа «Рисалпур» Малик Ахмад Хан опубликовал научно-практическую статью о возможном строительстве такого газопровода. Как это зачастую бывает с идеями прорывного характера, текст прочитали, подискутировали и… забыли. И лишь спустя три десятилетия, в 1989 году, когда угроза нехватки газа начала из смутной перспективы обретать характер реальной опасности, идея стала предметом официальных переговоров чиновников двух стран.
Спустя шесть лет, в 1995-м Тегеран и Исламабад подписали предварительное соглашение о строительстве «Мира», еще спустя четыре года к участию в проекте подключилась Индия. А потом началась связанная с этим газопроводом игра Вашингтона, продолжающаяся до сих пор. Ведь еще в конце лета нынешнего года, когда уже были подписаны Венские соглашения по иранской ядерной программе, когда уже состоялся визит председателя КНР Си Цзинпина в Исламабад, после которого, собственно, «Мир» и приобрел реальные очертания, прозвучало очередное предостережение госдепартамента США: «Режим санкций с Тегерана еще не снят. Закон 1996 года, согласно которому любая неамериканская компания, которая вложит в иранский нефтегазовый сектор свыше 20 миллионов долларов в год, подвергнется санкциям, еще никто не отменял. И у компаний, участвующих в реализации проекта газопровода, в любой момент могут возникнуть проблемы».
Большая интрига вокруг ирано-пакистанской трубы
Стремление добиться полного закрытия проекта и составляла суть игры, которую без малого полтора десятилетия вел Вашингтон против «Мира». Стратегические последствия его реализации изначально были для США невыгодны. Газовая отрасль Ирана вырывалась из тисков американских ограничений и получала доступ к огромным рынкам сбыта энергоносителей в Южной Азии. Зависимость Пакистана, а, следовательно, и политиков в Исламабаде, от дотаций из США ослабевала. Индия, отношения с которой к моменту подписания соглашений по строительству «Мира» у Вашингтона были достаточно прохладными, получала дополнительный ресурс для индустриального рывка. Не зависящего от поставок энергоносителей из монархий Персидского залива, готовых в любое нужное для Белого дома время и «кран» подзатянуть, и с ценами поиграть.
В ход шло все, пригодное к использованию в экономической войне. И порой казалось, что большая интрига США против «Мира» близка к победному финалу. Особенно в 2009 году, когда Индия официально объявила о выходе из проекта. Официальный Нью-Дели причиной данного решения объявил принципиальные расхождения с Тегераном в вопросах ценообразования на экспортируемый газ и отсутствием гарантии непрерывных поставок со стороны Пакистана. В действительности же Вашингтону удалось договориться с правящими индийскими элитами. Причем на стратегическом уровне, когда речь пошла уже не о судьбе газопровода, не о поддержке Индией антииранских санкций, а о смене Нью-Дели внешнеполитических ориентиров и поворота к партнерству с США по самому широкому кругу вопросов, от финансов и технологий до оборонной сферы. Практически Индия сдалась.
С Исламабадом оказалось посложнее. И не в силу какого-то особого антиамериканского настроя, а потому, что, во-первых, газопровод был и остается реальным спасением экономики страны, задыхавшейся от нехватки электроэнергии. Во-вторых, интерес к проекту стал все больше и больше проявлять Пекин. Который, впрочем, до поры до времени старался в интригу вокруг ирано-пакистанской трубы не лезть, традиционно выжидая наиболее выгодного момента, но при этом непрерывно «держа руку на пульсе».
Однако, давление на Исламабад нарастало, причем по всем направлениям сразу. Белый дом поддержал инициативу тогдашнего президента Туркменистана Сапармурата Ниязова по строительству газопровода ТАПИ (Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия) и предложил его Исламабаду в качестве альтернативы ирано-пакистанской «трубе». Но мифичность данного проекта была столь же очевидна, как и альтернативность мышления его инициаторов, всерьез полагавших, что кто-то может всерьез верить в безопасность сложных инженерных магистралей, проходящих через территорию современного Афганистана, особенно через провинции Герат и Кандагар. Словом, слегка взбудоражив умы экспертов и политиков, идея тихо скончалась, лишь изредка напоминая о себе выступлениями особо экстравагантных «экспертов».
Пришло время сменить пряник на кнут, и Вашингтон сначала «приморозил» объемы военных поставок Пакистану, затем все громче зазвучали голоса о том, что Исламабад поддерживает международный терроризм. И, как кульминация, ни правительство, ни завязанные на «Мир» компании так и не смогли ни найти средств на строительство своего участка газопровода, ни получить для этого кредиты от так называемых международных финансовых структур. Стоит напомнить, что речь шла почти о двух миллиардах долларах. Исламабад оказался на грани отказа от продолжения проекта, причем именно такое решение продавливало и «пятая колонна», мощное проамериканское лобби в стране. Драматизма ситуации добавляло то обстоятельство, что иранский участок был уже построен. Вот только продолжить работы за свой счет, уже на пакистанской территории, Тегеран не мог из-за отсутствия средств в бюджете, и без того истерзанного всевозможными санкциями. И тогда на сцену вышел Пекин.
Иран-Пакистан-Китай – новая ось «Мира»
В апреле нынешнего года председатель КНР Си Цзиньпин прибыл с визитом в Исламабад. Итогом его поездки стало подписание 51 соглашения на сумму в 46 миллиардов долларов, большая часть которых касались вопросов реализации в течение 10-15 лет проекта так называемого «Китайско-пакистанского экономического коридора» (China-Pak Economic Corridor – CPEC). И газопроводу «Мир» предстоит стать как одним из звеньев этого коридора, так, на перспективу, и частью «экономического пространства нового Шелкового пути».
По условиям подписанных в Исламабаде соглашений, 85% финансирования строительства пакистанского участка газопровода будет профинансировано за счет предоставленного специально под этот проект китайского кредита. В конечной точке «Мира», в пакистанском порту Гвадар в ближайшее время, не позднее конца 2016 года, должно начаться строительство завода по производству СПГ, на что Пекином также предусмотрено выделение дополнительных средств.
Одновременно с этим, в том же Гвадаре начинаются проектные работы по строительству НПЗ с пропускной способностью 400 тысяч баррелей в день и стоимостью почти в 4 миллиарда долларов. На котором, как дали понять в Пекине, «найдется место и для иранской нефти, поставляемой из порта Бендер-Аббас» (точнее, из портового комплекса «Шахид Реджаи», расположенного на 20 км западнее собственно Бендер-Аббаса – И.П.).
От сопряжения газопровода «Мир» с «Китайско-пакистанским экономическим коридором» все три стороны получают выгоды стратегического характера. Тегеран решает вопрос диверсификации экспортных маршрутов своих энергоносителей и получает выход как на рынки Южной Азии, так и перспективу продолжения трубопровода до китайской территории. Этот прорыв оценивается Тегераном настолько высоко, что в своем недавнем выступлении по поводу перспектив газового экспорта министр нефти Ирана Бижан Зангане особо подчеркнул, что главным приоритетом в этом вопросе руководство Исламской республики считает не Европу, а азиатские рынки, подразумевая, что очевидно, открывающиеся новые перспективы сотрудничества в этой сфере с Китаем. И создавая задел для решения наиболее острой проблемы – привлечения многомиллиардных инвестиций в модернизацию нефте- и газодобывающей отраслей Ирана.
Реализация проекта, позволяющего Пакистану ежесуточно получать около 21 миллиона кубометров иранского природного газа, дает экономике страны возможность преодолеть нарастающий дефицит энергообеспеченности. Серьезный доход поступит в казну Исламабада и от транзита газа. Планируется, что основная часть газа будет направлена в сферу выработки электроэнергии, что позволит увеличить ее производство на 5.000 мегаватт. Одновременно пакистанские эксперты подсчитали, что использование импортируемого иранского природного газа вместо сжиженного позволит ежегодно экономить $735 млн. По расчетам специалистов Экономического координационного комитета Кабинета министров Пакистана, использование вместо нефти газа из трубопровода «Мир» на тепловых электростанциях страны позволит снизить стоимость выработки 1 кВт электричества примерно на 30%.
Разумеется, каждая из трех сторон – Пекин, Исламабад и Тегеран – приобретают в случае даже частичной реализации проекта еще и серьезные политические выгоды, носящие, без преувеличения, стратегический характер, существенно смещающие в их сторону баланс интересов в регионе. Но это столь объемная тема, что лучше обстоятельно поговорить о ней отдельно.
Исчерпаны ли ответные ходы Вашингтона?
Расчет Пекина, ставшего по факту третьей стороной «Мира», логически безупречен и стратегически изящен. Газопровод может быть продлен от Гвадара до Кашгара, столицы Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР – параллельно 1300-километровому стратегическому шоссе Китай – Пакистан «Каракорум», реконструкция которого тоже заложена в проект «экономического коридора». Параллельно с ним пройдет нефтепровод.
Традиционный маршрут поставки энергоносителей морем, протяженностью 12 тысяч километров, во-первых, сократится до 2395 км. Во-вторых, позволит избавиться от «проклятий» Ормузского и Малаккского проливов, которые в случае конфликта могут быть заблокированы военно-морскими силами потенциальных противников. Как совершенно справедливо заметил президент Исламабадского комитета по международным делам Халид Махмуд: «Строительство Китайско-пакистанского экономического коридора укрепит и облегчит взаимосвязь КНР с регионом Персидского залива, Африкой и Европой». Вот только точка еще не поставлена. Ни в реализации «Китайско-пакистанского экономического коридора», ни в завершении «Мира».
И подписанное в Вене Соглашение по иранской ядерной программе, и договоренности, достигнутые в ходе сентябрьского визита в США председателя КНР Си Цзиньпина, для Вашингтона не будут значить ровным счетом ничего, когда американские правящие элиты сочтут, что ирано-китайское «сопряжение» начнет создавать угрозу их интересам.
Уязвимость «Мира» и «Китайско-пакистанского экономического коридора» кроется в двух словах – «Белуджистан» (что иранская, что пакистанская его части) и «Синьцзян» (он же – Синьцзян-Уйгурский автономный округ КНР). Два этих района, при всем их внешнем различии, имеют две общих черты. И там, и там – сильны сепаратистские тенденции. И там, и там – время от времени, то активизируясь, то на время словно исчезая в никуда, появляются террористические группировки исламистского толка. Достаточно вспомнить отличившуюся в иранской части Белуджистана запредельной жестокостью группировку «Джундалла». Вокруг которой сформировался целый змеиный клубок зарубежных спонсоров – саудовской разведки, израильского МОССАДа, пакистанских фундаменталистов и, разумеется, ЦРУ.
В пакистанской части Белуджистана ситуация еще хуже – сотни и тысячи преступников бегут сюда из всего региона, создавая целые лагеря. А кроме того, что через иранскую, что через пакистанскую часть Белуджистана проходят десятилетиями проторенные тропы контрабандистов и караванов с наркотиками. И чтобы все это в нужный момент «рвануло» под благовидным предлогом «увеличения финансирования программ развития инфраструктуры и экономики региона, решения социальных проблем местных племен», нужно приложить не так уж и много усилий.
Так что возможности ответных ходов у Вашингтона далеко не исчерпаны. Сепаратизм, «борьба за права меньшинств», «поддержка освободительного движения» и «массовые выступления суннитов за свои права» – оружие хоть и старое, но далеко не утратившее своей убойной силы. «Взорвать» Синцзян, конечно, неизмеримо сложнее, но, если вдуматься…
Коротко
Традицией портала Иран.ру является обязательное упоминание о позиции Москвы по тем или иным проблемам или событиям, происходящим в граничащих с ней регионах. Не будем нарушать ее и в этот раз, тем более, что много времени это не займет.
В той или иной форме Россия через представителей Газпрома и чиновников профильных министерств, как это говорится дипломатическим языком, «проявляла интерес к проекту» с 2007 года. Так, в мае 2009 г., заместитель главы Минэнерго России Анатолий Яновский заявил, что «Газпром готов подключиться к проекту строительства газопровода», причем – «мог бы выполнять функции оператора, а также выступить подрядчиком при его строительстве». Но все время что-то мешало. То российскую сторону возмущало пакистанское предложение войти в проект подрядчиком на конкурсной основе. То подписание документов срывалось из-за несостоявшегося визита в Исламабад Президента Владимира Путина…
В сентябре 2013 года на встрече с министром нефти и природных ресурсов Пакистана Аббаси замминистра энергетики РФ Юрий Сентюрин вновь заявил, что «Россия планирует участвовать в проекте по поставкам газа из Ирана в Пакистан». Никакого ответного энтузиазма ни с иранской, ни с пакистанской стороны не последовало. Более того, местные эксперты единодушно отмечали в комментариях, что «сделка о финансировании Москвой проекта или об участии российских компаний в строительстве газопровода Иран – Пакистан вряд ли будет заключена из-за позиции США, которые окажут в этом вопросе давление на руководство России». И ведь как в воду глядели – «Мир» будет реализован без российского участия.
Одно из важнейших региональных событий последнего времени, завершение строительства газопровода «Мир», повлечет за собой серьезные последствия для всех участников этого проекта – Ирана, Пакистана и Китая. Для Тегерана это будет означать не только диверсификацию экспорта, выход на рынки Южной Азии и возможные инвестиции в газодобывающую отрасль страны. Это вполне может стать совершенно новым этапом его внешней политики и экономической деятельности – сопряжение стратегических интересов с КНР, а значит, для Ирана открывается новый горизонт политических и экономических возможностей.
Игорь Панкратенко,
Источник: iran.ru
