Неизбежное, казалось бы, становление Ирана в роли регионального лидера будет крайне непростой задачей. Тегерану придется преодолеть собственное нежелание договариваться с американцами, а также не допустить разрыва отношений с Россией
Начало реализации американо-иранской ядерной сделки уже называют началом легитимации Ирана, его пути к восшествию на трон регионального лидера. Стабильное, экономически развитое государство с многомиллионным образованным населением, Исламская Республика Иран — потенциально самое сильное государство Ближнего Востока. И в силу ряда причин (например, абсолютной враждебности к суннитскому террористическому интернационалу) Тегеран может внести свой вклад в дело стабилизации Ближнего Востока. Однако внесение этого вклада откладывается на неопределенный срок. Заключение американо-иранской ядерной сделки отнюдь не означает, что Иран и США дальше пойдут по пути нормализации двусторонних отношений. Нормализация сейчас не нужна ни Вашингтону, ни тем более Тегерану.
Теоретически, конечно, Иран мог бы действовать в обход США, ведь американские позиции на Ближнем Востоке серьезно (а некоторые считают, что и безвозвратно) подорваны серией ошибок, совершенных Бараком Обамой в ходе «арабской весны». Например, действовать совместно с Россией, заинтересованной в эффективной стабилизации Ближнего Востока и, в общем-то, занимающейся этой стабилизацией в Сирии. Проблема в том, что у Ирана и России, несмотря на внешнее согласие и совпадение интересов (например, выживание режима Башара Асада в Сирии или ликвидация запрещенной в РФ террористической группировки «Исламское государство») разное понимание слова «стабилизация». Иран жаждет ликвидации своих противников и хочет сам контролировать регион от Афганистана до Леванта. Москве же нужен баланс сил между всеми игроками региона. Как внутренними, так и внешними. Срывать не будут
В документах, рассекреченных порталом Wikileaks, есть и моменты, касающиеся Ирана. «Учитывая население более 70 млн человек, завидное географическое положение и потенциал Тегерана в развитии собственной ядерной программы, у США нет выбора, кроме как сосуществовать с любым правительством в Тегеране и идти ему на уступки», — говорится в письме, написанном директором ЦРУ. Интересно, что письмо это было написано восемь лет назад, специально для нового президента США Барака Обамы. Следовать советам, содержащимся в этом документе, Обама начал лишь в конце своего срока, когда региональные позиции Ирана в результате американских ошибок усилились, а позиции США, соответственно, ослабли. «Сегодня Иран достиг такого статуса, что сверхдержавы сдались перед его величием, стойкостью, непреклонностью и единством. Несмотря на их величайшую гордыню, высокомерный западный режим сидел за столом переговоров скромно и повиновался правам иранского народа», — заявил министр обороны ИРИ Хоссейн Дегхан. Однако, конечно, американцы иранцам не повиновались — Вашингтон и Тегеран выработали лишь взаимоприемлемый modus vivendi в области иранской ядерной программы. Новые шаги по сближению государств американские и иранские элиты не делают. Не могут, да и не хотят.
Так, в середине октября начался процесс имплементации американо-иранской ядерной сделки. Сделка предполагает серьезные ограничения иранской ядерной программы. Ряд ядерных объектов будут демонтированы, запасы ядерного топлива и количество центрифуг минимизированы, а процедура обогащения ограничена 3,67% на срок до пятнадцати лет. В обмен Запад снимает санкции и возвращает Ирану статус «нормального» государства. Конгресс США, при всей своей антииранской риторике и израильском влиянии, так и не смог заблокировать ратификацию этой сделки. 18 октября Обама дал своим министрам указание готовиться к снятию ряда санкций против Ирана в четком соответствии с дорожной картой (то есть снимать после того, как Иран выполнит свою часть обязательств по денуклеаризации). В свою очередь, после многонедельных спекуляций и критики соглашения со стороны иранских радикалов, меджлис (парламент страны) в середине октября 161 голосом против 59 ратифицировал ядерную сделку с США. «Депутаты приняли взвешенное решение, продемонстрировав понимание ситуации, в которой оказалась наша страна, — прокомментировал решение представитель администрации президента Ирана Мохаммад Багер Нобахт. — Мы надеемся, что с этого момента начнется ускоренный прогресс и развитие страны».
Теоретически, конечно, начало процесса отнюдь не означает его успешного окончания. Обе стороны намереваются пристально следить за действиями «партнера». Вашингтон угрожает отказаться от снятия санкций, если выяснит, что Иран не выполняет взятые на себя обязательства по денуклеаризации. В свою очередь рахбар (верховный духовный лидер Ирана) Али Хаменеи угрожает денонсировать сделку, если США примут новые ограничения в адрес Исламской республики. «Любые санкции, на каком уровне и под каким предлогом они ни принимались бы, будут означать нарушение условий договоренностей», — заявил Али Хаменеи. Учитывая нынешний уровень американо-иранских отношений, оснований для срыва соглашений Штатами или Исламской республикой будет достаточно. Так, иранцы проводят ракетные испытания. «Десятого октября Тегеран запустил ракету средней дальности, способную нести ядерный заряд, — возмутилась посол США в ООН Саманта Пауэр. — Это явное нарушение резолюции Совета Безопасности ООН под номером 1929». Но Белый дом решил промолчать — Вашингтон (как и Тегеран) не заинтересован в срыве ядерной сделки, поскольку альтернативой ей будет лишь война.
Впрочем, стороны не заинтересованы и в дальнейшем углублении диалога. Да, чисто теоретически американо-иранское сотрудничество решит ряд проблем Вашингтона, включая ликвидацию ИГ и стабилизацию на Ближнем Востоке. Однако на практике оно невозможно, и не только из-за отсутствия доверия между сторонами. Обаме приходится прикладывать колоссальные усилия, чтобы пропихнуть через Конгресс ядерную сделку, а также чтобы убедить страны Ближнего Востока в надежности американских гарантий. Даже разговоры о стратегическом сближении США и Ирана на фоне целой серии конфликтов между ИРИ, Саудовской Аравией и Израилем могут вызвать серьезное обострение ситуации, вплоть до односторонних акций Тель-Авива (нанесение превентивных ударов по иранским объектам) и Эр-Рияда (запуск собственной ядерной программы).
Выживание режима
Однако главным препятствием на пути углубления отношений является все же позиция Ирана. Лица, принимающие решения в Исламской республике, заботятся скорее о выживании, а не о развитии.
Да, иранцы претендуют на некий новый статус в регионе, получить который они без американцев не могут. В своем выступлении на Валдайском форуме в Сочи спикер иранского парламента Али Лариджани заявил, что все проблемы Ближнего Востока вызваны хаосом, который воцарился в этом регионе. «С окончанием периода поляризации мира существовавшая в прошлом дисциплина в вопросах безопасности (хотя она и была ошибочной) была разрушена без какой-либо альтернативы», — пояснил иранский политик. И в этом хаосе и вседозволенности «некоторые, даже совсем небольшие страны при помощи денег и достаточно грубого политического поведения практически оказали помощь созданию напряженности в регионе» (намек, понятно, на Катар — страну с собственным населением в несколько сотен тысяч человек, которая некоторое время была чуть ли не самой влиятельной арабской державой региона). Соответственно, региону нужен порядок, и формировать его должны именно региональные страны, а не внешние акторы. «Разумеется, крупные державы могут оказать помощь в этом деле. Однако в нынешних условиях, с учетом ситуации в странах, их внутреннего положения и ничем не обоснованных представлений, которые поселились в некоторых головах, возможность интеграции, имеющей своей целью достижение прочной безопасности, представляется маловероятной», — говорит Лариджани.
Проблема в том, что рахбар так не считает. Для него вопросы развития Ирана (невозможные без договоренностей с США) подчиняются вопросам выживания режима. Так, по словам Али Хаменеи, дальнейшие «переговоры с Соединенными Штатами откроют двери для проникновения в страну их экономического, культурного, политического и военного влияния. Даже в ходе ядерных переговоров они пытались навредить нашим интересам». Хаменеи также добавил, что Иране есть «наивные люди», которые «не понимают, что переговоры нужны американцам для влияния на Иран» — очень тонкий намек президенту и министру иностранных дел, дабы те держали себя в руках и не отклонялись от генеральной линии партии. В частности, не делали публичных заявлений о том, что вслед за ядерной сделкой Вашингтон и Тегеран могут договориться и по другим спорным моментам двусторонних отношений (о чем президент ИРИ Хасан Роухани говорил сразу же после сделки) или же не жали руки Обаме на полях Генеральной Ассамблеи, чем отметился глава иранского МИД Мохаммад Джавад Зариф. «Это была чистой воды случайность, — оправдывался министр. — Она уже создала мне серьезные проблемы дома. Собственно, все, что я делаю, создает мне проблемы дома, так что ничего нового тут нет».
Нужно понимать, что сама по себе ядерная сделка стала возможной лишь потому, что на нее согласилось высшее руководство страны — верховный аятолла, духовная элита и командование Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Они боялись роста революционных настроений, хотели оживить экономику и надеялись, что в результате временного компромисса по иранской ядерной программе с Исламской республики будут сняты санкции и ее оставят в покое. Собственно, это и произошло: по данным агентства Bloomberg, санкции с Ирана будут сняты в первом квартале 2016 года. Однако идти дальше по пути стратегического сотрудничества с США иранская элита не хочет. Как минимум потому, что стратегическое сотрудничество повлечет за собой нормализацию американо-иранских отношений, бо́льшую открытость республики западным веяниям и влиянию, а также снижение эффективности антиамериканской риторики в ИРИ. А эта риторика — один из немногих столпов, обеспечивающих легитимность нынешним теократическим властям. Поэтому они не намерены добровольно лишать себя легитимности — им вполне комфортно живется в рамках американо-иранского конфликта.
Еще одна причина того, что руководство ИРИ хочет поддерживать высокий уровень антиамериканизма, — намеченные на февраль 2016 года парламентские выборы. Аятоллам и КСИР нужно не допустить победы на них сил, связанных с нынешним президентом Хасаном Роухани, который добился снятия санкций и ассоциируется в умах населения со сближением с Америкой (да еще и выдвигает инициативы по Сирии). Приход к власти умеренных или же как минимум заинтересованных в открытии Ирана сил может стать серьезным ударом по позициям консервативной части истеблишмента, и, по мнению этого истеблишмента, станет угрозой для всей концепции Исламской республики. И дело не только в парламенте, который в Иране не так уж и много решает, — параллельно с выборами депутатов состоятся выборы на восьмилетний срок нового состава Совета экспертов. Именно этот орган избирает нового рахбара в случае ухода или смещения предыдущего. Али Хаменеи уже 76 лет, и не исключено, что в течение срока полномочий будущего совета тот выполнит эту свою функцию.
Разные победы
В сложившейся ситуации пата с американцами Иран вынужден расширять свое влияние с опорой на другие силы, прежде всего на Россию. При молчаливом согласии Вашингтона Тегеран и Москва реализуют ряд совместных проектов, включая антитеррористическую операцию в Сирии. Однако это сотрудничество не означает, что у Ирана и Москвы одинаковый взгляд на основные проблемы в регионе. Даже в отношении режима Башара Асада, которого Россия и Иран вместе спасают.
Так, Москва ждет от Тегерана более действенного и явного участия в сирийской кампании. Да, подразделения Ирана и его союзники из «Хезболлы» и шиитских ополчений Ирака воюют на стороне Асада, причем именно на передовой (новости о гибели иранских генералов и других высокопоставленных офицеров появляются с печальной регулярностью). Однако некоторые предполагали, что Иран направит в Сирию гораздо больше подразделений своих вооруженных сил. Ведь мобилизационный потенциал сирийской армии показал дно, подразделения «Хезболлы» попросту не имеют достаточного опыта и навыков наступательных операций (они скорее привыкли быть на месте своих нынешних соперников и заниматься оборонительной городской войной). И при этом проасадовские силы должны вести наступательные операции, захватывать территории после их обработки российской авиацией — причем в максимально короткие сроки, пока Запад не решил пересмотреть достигнутые с Москвой соглашения.
Иран же отправлять войска для ускорения процесса ликвидации боевиков не стремится. Причем по вполне прагматичным причинам — он не хочет превращать антитеррористическую кампанию с признаками сектантской войны в полноценную сектантскую войну. Если Тегеран оправит полнокровный экспедиционный корпус на помощь Башару Асаду через Ирак, то это будет означать официальную войну трех шиитских режимов (сирийского, иракского и иранского), поддержанных с воздуха Россией, против суннитов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, прежде всего для самого Ирана. Фактически иранские войска окажутся надолго втянутыми в партизанскую войну на территории Восточной Сирии и Западного Ирака.
Вместо этого иранцы пытаются, по всей видимости, убедить Москву нарастить авиагруппировку и поставки оружия, а возможно, и ввести ограниченный контингент. Кремль же от отправки контингента отказывается. И не только потому, что не хочет получить свой Афганистан, — несмотря на кажущееся совпадение иранской и российской позиций по Сирии, они несколько различаются. Прежде всего в целях операции. Да, и Москва, и Тегеран хотят сохранить сирийский режим и сирийское государство в нынешних его границах. Разница в том, что для России это программа-максимум, а для Ирана — смысл всей операции.
Официально Кремль пришел в Сирию бороться против ИГ и отстреливать стажеров, прибывших в сирийские террористические группировки из России и Средней Азии. Однако это не означает, что Москва брала на себя обязательство освобождать Восточную Сирию от присутствия ИГ — не случайно Владимир Путин заявил, что российская воздушная операция в Сирии продлится до тех пор, пока сирийская армия будет наступать. И если Башар Асад решит все-таки не наступать, а сосредоточить свои немногие оставшиеся ресурсы на защите подконтрольной и лояльной ему территории, то Москва скромно подчинится и завершит операцию. Что важно, завершит победой, выполнив изначально поставленную задачу и набрав за это очков на международной арене. Ведь не секрет, что смысл сирийской операции был не столько в отстреле террористов, сколько в переводе российской внешней политики на принципиально новый уровень и в повышении статуса России до уровня настоящей великой державы, способной, в отличие от США, защищать интересы союзников и поддерживать мировой порядок. Что же до «спасения Средней Азии в Сирии», то основная угроза тамошним режимам исходит не от возвращающихся стажеров-джихадистов, а от самого поведения этих режимов. От их неспособности обеспечить населению приемлемый уровень жизни, безопасности, соблюдение гражданских прав, социальные лифты и, самое главное, неспособности сохранить у людей надежду на то, что они получат все эти блага при сохранении нынешних режимов. Поэтому России в любом случае придется защищать Среднюю Азию в Средней Азии.
У Ирана же такой гибкости нет. Тегеран попросту не может позволить себе сохранение в Западном Ираке и/или в Восточной Сирии радикального суннитского террористического государства, которое станет источником нестабильности около иранских границ, а также отрежет Исламскую республику от Средиземного моря и Леванта. Поэтому Ирану придется бороться за единую (пусть федеративную или даже конфедеративную, по ливанскому образцу) Сирию до победного конца. Конечно, хочется это делать руками России. Однако, возможно, в конечном счете иранцам все-таки придется садиться на бронтехнику и отправляться зачищать сирийские восточные районы.
Саудовский подход
Еще одной точкой российско-иранских противоречий может стать Йемен. Опять-таки же из-за различий в подходах Москвы и Тегерана к региональным делам.
Ни для кого не секрет, что иранцы активно помогают йеменским повстанцам-хуситам воевать против бывшего президента Йемена Мансура Хади и поддерживающих его саудовских солдат. Через Оман повстанцам идут деньги и оружие, однако им не хватает политической поддержки, которую Иран в силу своего невысокого пока международного статуса дать не может. Именно поэтому йеменцы с благословения Ирана уже давно стучатся в кремлевские двери — Москва не только может помочь в деле международной легитимации хуситов, но и стать эффективным посредником в межйеменском диалоге. Россия ведь единственная из региональных и внерегиональных великих держав, которая не запятнала себя участием в йеменском конфликте, не участвует в исторической шиитско-суннитской войне и имеет эффективный опыт медиаторской деятельности в арабском мире.
Поначалу, вопреки всякой логике, стук был бесполезен — ни российский посол в Йемене, ни спецпредставитель президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки Михаил Богданов не хотели выстраивать особые отношения с хуситами, предпочитая сотрудничать исключительно с легитимными властями страны (которых в Йемене нет с февраля 2014 года). По словам арабиста, преподавателя НИУ ВШЭ Леонида Исаева, российский посол в Йемене хотел, чтобы прибывающие к нему делегации хуситов сначала пообщались с послом Саудовской Аравии и легитимировались в глазах властей королевства (которое опекает считающего себя президентом Йемена Мансура Хади и бомбит хуситские города). Однако сейчас позиция российского МИД начала постепенно меняться. В России осознают, что: а) север Йемена останется под властью хуситов1 и б) эта группировка, враждебная Эр-Рияду, может быть прекрасным активом с точки зрения российско-саудовских отношений. Возможно, в итоге России удастся найти общий язык с хуситами и получить их поддержку не только в деле давления на Саудовскую Аравию, но и в борьбе с филиалом ИГ в Йемене, окопавшимся на юге.
Судя по имеющимся данным, в Иране считают, что укрепление российско-хуситских отношений никоим образом не повредит иранским интересам. Но они ошибаются, как минимум по двум причинам. Во-первых, они преувеличивают степень лояльности своих йеменских союзников. Хуситы — это не «Хезболла». Движение не является ни стопроцентной дочерней структурой, ни вассалом Тегерана, ни даже, строго говоря, шиитской группировкой. Отношения между Исламской республикой и хуситами начались относительно недавно и базируются исключительно на прагматичной концепции совместного противостояния ваххабитской Саудовской Аравии. Во-вторых, иранцы, вероятно, неверно оценивают статус российско-саудовских отношений. Это для Тегерана ваххабитская, ненавидящая шиитов Саудовская Аравия — экзистенциальный враг. А для России она таковым не является.
Да, между Эр-Риядом и Москвой огромное количество противоречий и конфликтов (начиная с Северного Кавказа и заканчивая нефтью), да, саудовский принц позволил себе непарламентские выражения в адрес российского руководства, однако все это не означает, что российские и саудовские элиты не смогут выработать некий общий образ действий. Уже не раз проходила информация, что Саудовская Аравия предлагала Москве многомиллиардные инвестиции и контракты на покупку оружия в обмен на изменение российской позиции. Кремль же упорно отказывался от саудовских нефтедолларов. Не потому, что они ему не нужны (с российским дефицитом бюджета, кризисом в экономике и политическими проблемами с западными странами каждый цент на счету), а потому, что Эр-Рияд требовал в обмен действий, не совместимых с российскими политическими амбициями и государственными интересами. В частности, сдать Асада. Однако если саудовские власти будут выступать с более разумными инициативами, например попросят о российской поддержке лояльных им режимов в Бахрейне, Египте и других странах, то тут есть пространство для компромисса. Даже если эта поддержка будет оказываться в ущерб прямым иранским интересам. В Москве прекрасно понимают, что Тегеран будет уравновешивать российско-иранские отношения за счет западных стран, и не видят оснований не поступать таким же образом: маневрировать в регионе, уравновешивая иранское влияние за счет укрепления российско-саудовских или российско-турецких отношений. Это позволит России не только сохранить свое присутствие на Ближнем Востоке в качестве мощного центра силы, но и быть медиатором в отношениях между ведущими региональными державами. Куда более выгодная и интересная позиция, чем статус эксклюзивного друга Ирана.
Геворг Мирзаян
Источник: iran.ru
