55 лет назад, 24 октября 1960 года, в степях Казахстана на космодроме Байконур во время подготовки к первому пуску взорвалась новейшая межконтинентальная баллистическая ракета Р-16. В результате случившегося погибли по меньшей мере 74 человека, включая командующего Ракетными войсками стратегического назначения Главного маршала артиллерии Митрофана Неделина. Onliner.by рассказывает об обстоятельствах крупнейшей катастрофы в истории советской ракетно-космической техники.
Космическая гонка рубежа 1950—1960-х годов была, пожалуй, самым ярким и заметным для окружающей среды символом противостояния двух геополитических блоков и двух идеологических систем. Советский Союз и США рвались в космос, но в основе этого стремления лежало не только желание оказаться там первыми из соображений престижа. Покорение околоземного пространства превратилось в необходимый фактор выживания в ожесточенных условиях холодной войны.
К началу 1960-х в США на боевое дежурство было поставлено около 40 межконтинентальных баллистических ракет, способных с ее территории достигнуть целей в СССР. Кроме того, американцы располагали дополнительным арсеналом ракет средней дальности, дислоцированных на их военных базах у границ Союза, а также флотом стратегических бомбардировщиков.
СССР находился в несравнимо худших условиях. Единственная имевшаяся на вооружении МБР — Р-7 разработки ОКБ-1 Сергея Королева — была развернута в количестве всего 4 (четырех!) штук, причем эта ракета, незаменимая при мирном исследовании космоса, обладала целым рядом принципиальных недостатков в своей боевой модификации. Во-первых, это была ракета наземного базирования, ее пусковые установки и габариты исключали возможность скрытного развертывания. Во-вторых, в качестве окислителя (одного из двух основных компонентов ракетного топлива) в королёвской «семерке» использовался жидкий кислород.
Так называемая «кислородная проблема» не давала покоя отцу советской космонавтики и его сподвижникам. Дело в том, что жидкий кислород при хранении и транспортировке крайне интенсивно испарялся. Это вызывало необходимость постоянной компенсации таких потерь. Например, в непосредственной близости от пусковых площадок приходилось строить крупные кислородные заводы (что еще больше демаскировало ракетные позиции). Кроме того, использование кислорода значительно увеличивало период подготовки ракеты к старту, а испарение в то же время уменьшало срок ее нахождения в заправленном (готовом к запуску) состоянии. Как бы то ни было, к началу 1960-х стало ясно: Р-7 на роль основы «ядерного щита» Советского Союза не годилась.
При этом руководство партии и правительства настойчиво требовало от ученых немедленного достижения паритета с Соединенными Штатами по межконтинентальным ракетам. Никита Сергеевич Хрущев со свойственной ему запальчивостью, общаясь в 1959 году с вице-президентом США Ричардом Никсоном, заявил: «В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжелые последствия. Мы вам покажем кузькину мать!» Задачу создания «матери Кузьмы», которая и должна была в очередной раз догнать и перегнать Америку, поставили сразу перед двумя советскими научными коллективами. На этом фоне развернулась вторая, «малая» ракетная гонка, на этот раз уже внутри СССР.
ОКБ-1 Королева, помимо мирного космоса, занялась разработкой проекта Р-9. Ракета была также «кислородной», но жидкий кислород при этом использовался в переохлажденном состоянии, что позволяло сократить время заправки всего до 20 минут. Вдобавок компоновка носителя уже позволяла размещать ее не только на наземных пусковых установках, но и в шахтах, обеспечивавших необходимую скрытность развертывания. Таким образом, в новой королёвской МБР были ликвидированы оба главных недостатка «семерки».
Параллельно важное правительственное задание выполняло другое конструкторское бюро, ОКБ-586 из Днепропетровска, возглавляемое Михаилом Янгелем, бывшим соратником Королева. Принципиально разный подход к ракетостроению у двух главных конструкторов стал причиной напряженных отношений между ними, взаимной неприязни, профессиональной ревности, стремления опередить конкурента, что в определенной степени и обусловило случившуюся в октябре 1960-го трагедию.
Сергей Королев 
Михаил Янгель
Борис Черток, ближайший сотрудник и заместитель Королева, в своих многотомных и крайне интересных мемуарах «Ракеты и люди» так рассказал о конфликте «главных», случившемся на одном из совещаний: «Янгель обрушился с нападками на техническую политику ОКБ-1, которая, по его словам, заводит нашу страну в тупик. Кислородные ракеты, по мнению Янгеля, — это негодные ракеты. Взамен этих ракет необходимо создать современные и боеспособные на высококипящих компонентах».
То есть на МБР вместо жидкого кислорода и керосина глава ОКБ-586 предлагал использовать топливо на основе несимметричного диметилгидразина и азотного тетраоксида. Эти компоненты имели долгий срок хранения, то есть межконтинентальные ракеты могли находиться в заправленном состоянии месяцами, даже годами, не требуя дополнительного времени для дозаправки перед запуском. С другой стороны, диметилгидразин и азотный окислитель были крайне токсичны и взрывоопасны. К сожалению, в этом пришлось убедиться уже при первом испытательном запуске Р-16, янгелевской МБР, бывшей непосредственным аналогом королёвской Р-9.
Вторым принципиальным новшеством ракеты Янгеля была ее система управления. Например, полет Р-7 Королева на конечном участке корректировался из наземных пунктов управления и с помощью радиоантенн. У Р-16 система управления была полностью автономной: после взлета ее контролировала программа, заложенная в бортовую аппаратуру заранее. Дальнейшее вмешательство извне исключалось.
Внимание Королева на рубеже 1950—1960-х годов, помимо боевой Р-9, было рассеяно на запуск станций к Луне и Марсу и в особенности на пилотируемой программе, тогда как Янгель полностью концентрировался на межконтинентальном проекте. Поэтому неудивительно, что в соревновании двух конструкторских бюро ОКБ последнего вырвалось вперед. Постановление Совмина по Р-16 вышло в мае 1959-го. Согласно документу, летные испытания ракеты должны были начаться в IV квартале 1960 года, с организацией серийного производства в 1962-м.
За ходом исполнения постановления активно следил лично Хрущев, поэтому ученые были крайне заинтересованы в соблюдении указанных в нем сроков. Идеальной ситуацией был бы первый запуск новой МБР к 7 ноября, очередной годовщине Октябрьской революции. К этому времени традиция завершать важные союзные проекты к «красным дням календаря» уже давно стала общепринятой, более того, одобряемой властью. Днепропетровцы торопились, торопились сильно.
В сентябре 1960 года железнодорожный состав с новейшей двухступенчатой межконтинентальной баллистической ракетой (официально — «Изделие 8К-64 №ЛД1—3Т») выехал из Днепропетровска на испытательный полигон №5 в районе казахстанской железнодорожной станции Тюратам, сейчас известный как Байконур. 26 сентября он прибыл на место, где «изделие» около месяца должно было проходить испытания, а потом отправиться в первый полет. К этому моменту на полигоне для Р-16 были стахановскими темпами оборудованы три площадки: №41 с собственно пусковыми установками и подземным командным пунктом, №42 с монтажно-испытательным корпусом, №43 с жилгородком для военных и ученых.
Площадки для Р-16 выделены красным кругом
Наземные испытания завершились к 21 октября 1960 года, затем первый экземпляр «кузькиной матери» вывезли на стартовый стол и установили в вертикальное положение. Длина ракеты составляла 30,4 метра, вес — 148 тонн, максимальная дальность полета достигала 13 000 километров. Ее старт был намечен на вечер 23 октября. К этому моменту на полигон прибыла и госкомиссия с главным конструктором Михаилом Янгелем и главнокомандующим Ракетными войсками стратегического назначения Митрофаном Неделиным.
Первая Р-16 незадолго до катастрофы
23 октября ракета взлететь не смогла. За час до планируемого времени запуска возникли технические проблемы: самопроизвольно подорвались пиромембраны магистралей горючего и пиропатроны отсечных клапанов газогенератора первой ступени, обеспечивавшие герметичность топливной системы двигателя. «Виноватым» признали программный токораспределитель А-120, основной компонент той самой автономной системы управления, дававший команды на последовательный запуск систем ракеты. На самом деле причина, по мнению Бориса Чертока из конкурирующего ОКБ Королева, была куда системнее.
Создатели новейшей системы управления Р-16 в погоне за «красным днем» и Р-9 отказались от тщательных стендовых испытаний электрических схем ракеты, которые, как показала практика уже на полигоне, как раз и барахлили. Справедливости ради следует отметить: этому всячески способствовала и постоянная «накачка» сверху. Аппараты правительственной связи на Тюратаме не умолкали: звонил и сам Хрущев, и Леонид Брежнев, отвечавший в ЦК за оборонную промышленность вообще и ракетную технику в частности.
Правильным выходом из аварийной ситуации 23 октября был бы слив токсичного топлива и возвращение ракеты на завод для тщательного изучения возникших неполадок. Вместо этого под бдительным оком маршала Неделина первую, полностью заправленную Р-16 прямо на пусковой установке облепили десятки инженеров-испытателей. Еще более многочисленные консультанты, советчики, ученые и военные находились на земле в непосредственной близости от «изделия». Как вспоминали очевидцы, лично Неделин заявил: «Что я буду говорить Никите?.. Ракету доработать на старте, страна ждет нас».
Неисправный токораспределитель А-120 заменили. При этом в поисках неполадок испытатели отключили все блокировки, которые должны были предотвратить преждевременное срабатывание той или иной системы ракеты. Финальным аккордом стало преждевременное подключение бортовой ампульной батареи. Согласно инструкции, ее должны были установить непосредственно в процессе пуска, а не за час до него. В итоге на заправленной ракете, вокруг и на которой копошились две с половиной сотни людей, барахлившие электрические схемы оказались под напряжением.
В нарушение всех инструкций по технике безопасности, возможно, подавая испытателям пример бесстрашия, маршал Неделин сидел на стуле в двух десятках метров от ракеты. Около председателя госкомиссии, разумеется, находились и остальные ответственные лица, включая главного конструктора, его заместителей и начальника полигона. Все они в это время должны были находиться в подземном наблюдательном пункте.
Место гибели маршала Неделина
24 октября 1960 года в 18:45 (примерно за полчаса до расчетного времени старта) при выставлении токораспределителя А-120 в «нулевое» положение он подал команду на запуск двигателей второй ступени. Все блокировки на случай подобных нештатных ситуаций были отключены, питание имелось — двигатели команду выполнили.
Компоненты топлива воспламенились, и ревущая струя огня немедленно прожгла топливные баки расположенной ниже первой ступени. Через секунды взорвались и они. Испытатели, находившиеся на мачтах пусковой установки, погибли практически мгновенно, и им, как ни страшно это прозвучит, еще повезло.
Участь тех, кто находился внизу, оказалась ужаснее. Цунами из огня, перемешанного с азотной кислотой и диметилгидразином, лавиной накрыло площадку №41. Люди, пытаясь убежать от этого шквала, вспыхивали как факелы, продолжали бежать, натыкались на окружавший площадку забор из колючей проволоки и догорали уже на нем. Кто-то задыхался от смертельных паров токсичного топлива, кого-то накрывала волна кислоты.
Инженер А. Вередченко, находившийся в подземном наблюдательном пункте, рассказывал: «Прильнув к перископу, я увидел ужасную картину. Вверху на площадке обслуживания на уровне приборного отсека второй ступени ракеты метались беззащитные, обреченные люди, а под ними — море огня. В панике они бросались вниз в бушующую стихию. Взглянул вниз, а там та же картина: бегут обезумевшие люди с горящей на них одеждой. Большинство ринулось в сторону ограждения из колючей проволоки вокруг старта, кое-кто добегает и пытается перелезть через ограждение, другие, объятые пламенем, беспомощно падают».
Все случившееся было снято на кинокамеру. Студия Министерства обороны СССР к этому моменту снимала первые запуски всех новых советских ракет. Руководитель съемочной группы, приняв взрыв ракеты за ее штатный запуск, дал команду включить киноаппаратуру, установленную на площадке. Несмотря на плохое качество записи, она не может не ужасать.
https://www.youtube.com/watch?v=rBuQ_4RJzpg
Главный маршал артиллерии Герой Советского Союза Митрофан Неделин был назначен первым главой РВСН в декабре 1959 года, за десять месяцев до собственной гибели. Борис Черток так пишет про него в воспоминаниях: «Среди высших военных руководителей тех лет он был единственным маршалом и заместителем министра обороны, который разбирался в наших проблемах. Он был военным технократом, а потому его уважали и военные, и гражданские специалисты». Человека, понимавшего ракетную технику, опознали лишь по оплавленной «Золотой Звезде» Героя Советского Союза.
Только спустя два часа после случившегося, когда пожар немного утих, специальная техника смогла заняться его тушением. Последствия были катастрофичны. Погибло по меньшей мере 74 человека: рядовые военные, инженеры, главный конструктор системы управления, которая и дала сбой, два заместителя Янгеля. Сам Янгель, будущий дважды Герой Социалистического Труда, один из крупнейших советских ученых в области ракетной техники, уцелел лишь чудом. Непосредственно перед трагедией он в компании еще нескольких конструкторов отошел в курилку. Это был тот редкий случай, когда курение действительно спасло жизни.
Лев Гришин, заместитель председателя Госкомитета по оборонной технике, самый высокопоставленный чиновник среди присутствовавших на испытаниях, получил сильнейшие ожоги, но прожил еще 11 дней. Начальник полигона Тюратам генерал Герчик провел полгода в госпиталях, но выжил. У каждого из 250 человек, оказавшихся в тот час на 41-й площадке, была своя судьба, но даже с уцелевшими пережитое осталось навсегда.
Место гибели маршала Неделина
Михаил Янгель, собственноручно спасавший пострадавших, сам сообщил в Кремль о катастрофе. Хрущев, узнав о ее масштабах, количестве и заслугах погибших, лишь спросил у «главного», где находился в момент катастрофы он. Впрочем, времена были уже достаточно «травоядные», и достаточно прозрачный намек, после которого еще десять лет назад жертву мог ждать лагерь, остался без последствий.
Комиссия во главе с Брежневым, прилетевшая из Москвы, рекомендовала ЦК и Политбюро никого репрессиям не подвергать. То же самое советовал Хрущеву и Сергей Королев. Брежнев, по свидетельству очевидцев, по прилете прямо заявил: «Никого наказывать не будем. Вы сами себя наказали». Действительно, непосредственные виновники аварии — главный конструктор системы управления и военные, допустившие испытания неподготовленной ракеты, — погибли в лавине огня. Моральная ответственность за трагедию, безусловно, лежала и на Янгеле, и тот чувствовал ее до конца жизни. Вскоре после возвращения с Байконура у выдающегося конструктора случился второй из пяти инфарктов, спустя десять лет все-таки сведших академика в могилу в возрасте всего 59 лет.
По советской традиции о катастрофе гражданам СССР ничего не сообщили. Бо́льшая часть погибших лежит в братской могиле на Байконуре. Остальных увезли в Днепропетровск, Харьков, Москву, где их останки также похоронили в обстановке полной секретности. Правительство было вынуждено официально объявить лишь о смерти маршала Неделина, но и она, по версии руководства Союза, произошла в результате «авиационной катастрофы». Только в 1989 году перестройка и гласность принесли признание и этой трагедии.
1960-й был годом неудач советской ракетной техники. Целый год падали королёвские Р-7: боевые, лунные, марсианские и будущие «Востоки». В октябре все завершилось крупнейшей в истории СССР аварией янгелевской Р-16. Трудный путь освоения непознанного не может обойтись без неудач, но последней можно было избежать, если бы не извечные для нашей страны аврал и штурмовщина.
Впрочем, жизнь не стоит на месте. Несмотря на октябрьскую катастрофу, вторая Р-16 полетела уже в феврале 1961-го, а к концу года первые ракетные полки, сформированные из этих МБР, заступили на боевое дежурство. Долгожданный шаг к «ядерному паритету», возможно, и спасший планету от Третьей мировой, был сделан.
darriuss
Источник: realt.onliner.by
