Известная на всю страну искусствовед Елена Баснер, обвиняемая в пособничестве при продаже поддельного полотна авангардиста Бориса Григорьева, дала показания в Дзержинском районном суде Петербурга. Инцидент с продажей фальшивки Баснер назвала своей ошибкой, правда, особого раскаяния за погрешность стоимостью 7,5 млн рублей за три часа допроса искусствоведа корреспондент Федерального агентства новостей так и не услышал.
Допроса Елены Вениаминовны Баснер наблюдающие за процессом в отношении скандального искусствоведа ждали около полугода. Людей перед залом судьи Анжелики Морозовой собралось достаточно. Присутствующие выстроились в очередь. Адвокат «героини дня» Баснер Лариса Малькова, выразив презрительное отношение к прессе, увела свою подзащитную в зал – подальше от объективов и лишних вопросов.
Сделав пару глотков воды, Баснер начала упоительное повествование о том, как к ней попало горе-полотно якобы Григорьева. Как сообщалось ранее, по версии следствия, искусствовед через издателя Леонида Шумакова продала картину художника-авангардиста XX века Григорьева «В ресторане» коллекционеру Андрею Васильеву. Позже оказалось, что полотно поддельное. По словам Елены Вениаминовны, в июле 2009 году к ней обратился мужчина, представившийся Михаилом Аронсоном. Коллекционером он не являлся, в искусствоведческих кругах замечен ранее не был. А сейчас вовсе находится в федеральном розыске.
«Он позвонил мне и сказал, что хочет показать картину Григорьева. Мы договорились о встрече, он приехал ко мне домой. Паспорта я его не видела. Привычки смотреть документы у меня нет. Он хотел узнать мое мнение по поводу картины Григорьева, узнать ее стоимость и художественную ценность. Речь шла о том, чтоб я сделала письменное заключение относительно подлинности этой вещи», – тихо вспоминала Баснер.
Впечатление от привезенного Аронсоном полотна у фигурантки сложилось самое положительное, картину она восприняла как «абсолютного Григорьева». Откуда у чужого миру искусствоведов и коллекционеров человека такая ценная вещь — вопрос хороший. По словам Баснер, Аронсон заверил ее в том, что картина – часть разделенной коллекции. Эти слова заставили Баснер думать о том, что полотно – из коллекции профессора Тимофеева, имущество которого после его смерти действительно было разделено.
«Мы с Аронсоном договорились, что я изучу вещь и дам ему заключение. У нас не было договоренности о продаже картины. Он сказал, что имеет намерение ее продать, но не через меня», – говорила Елена Вениаминовна.
Для экспертного заключения по картине ей нужна была специальная литература, поэтому она обратилась к издателю Леониду Шумакову.
«Я сказала Шумакову, мол, если бы вы знали, какого прекрасного Григорьева мне принесли. Он очень заинтересовался этой вещью, стал расспрашивать. Я переслала ему изображения работы Григорьева. Он тут же отзвонился мне, попросил прислать оборотные стороны работы, сказал, что уже переслал фотографии господину, который собирается покупать эту картину», – отметила подсудимая.
О том, что Аронсон не собирался продавать свою картину через Баснер, она, по всей видимости, забыла. Но, судя по показаниям искусствоведа, обладатель полотна, как выяснилось, не был против и такого варианта развития событий. Об экспертизе на предмет подлинности, кажется, все забыли. Теперь на повестке дня стояла цена вопроса. Картину Елена Вениаминовна оценила в 150 тысяч евро. Эту же цифру она озвучила Аронсону. В буквальном смысле, не называя валюту.
«Просто сказала «сто пятьдесят тысяч». Он мне тогда ответил: «Давайте будет 180 тысяч долларов», – повествовала Баснер.
Хозяин – барин. Шумаков оставил задаток в сто тысяч долларов и увез картину Андрею Васильеву. После приехал с оставшимся деньгами, но сверху положил еще 20 тысяч долларов — лично для Елены Вениаминовны.
«Это такая форма благодарности. За посредничество в этой операции – приняла эту картину, держала ее у себя, подтвердила авторство, правда, на словах», – объяснила присутствующим подсудимая.
К слову, пока картина хранилась у Баснер, ее увидела старший научный сотрудник отдела рисунка Русского музея Юлия Солонович – по всей видимости, подсудимая не смогла удержаться от соблазна похвастаться находкой перед бывшей «коллегой по цеху». Собственно, Елена Вениаминовна этого и не скрывает. Перед описанием последующей части допроса Баснер, корреспондент ФАН позволит себе напомнить показания потерпевшего коллекционера Васильева. По его словам, когда стало известно, что его «В ресторане» — подделка, Васильев назначил встречу Елене Баснер, которая проводила экспертизу живописной работы перед сделкой. Искусствовед заявила Васильеву, что подлинник как раз у него, а в Русском музее якобы хранится подделка. Примерно в это же время, отмечал Васильев, с ним связались представители Русского музея, и некая Альфия Низамутдинова сказала ему следующее: «У нас есть такая же картина Григорьева, но нам ваша нравится больше»
«Я был в бешенстве», – говорил тогда коллекционер.
Вместе с тем, корреспонденту ФАН хочется вспомнить допрос Юлии Солонович. Подлинную картину «В ресторане» она описывала в 1998 году, получив ее от своей предшественницы. С того времени картина хранится в отделе рисунка в шкафу под печатью. Доступ к ней осуществляется либо Солонович, либо по спецзаказу, однако открытие шкафа ни в каком документе не фиксируется. В 2011 году, вспомнила сотрудница Русского музея, Васильев отдал свой вариант «В ресторане» на экспертизу, результат которой был отрицательным – методика работы у авангардиста Григорьева совершенно не такая, которая была представлена в купленном Васильевым полотне – художник не делал карандашных набросков, да и картон использовал более мягкий и рыхлый. Больше того, Солонович вспомнила, как в 2009 году получила приглашение от Баснер. Впервые в жизни пришла к ней в гости и увидела «В ресторане». Тогда прокурор Артем Лытаев поинтересовался у Солонович, почему старшего научного сотрудника Русского музея, ранее принимавшего картину «В ресторане» при вступлении в свои должностные обязанности, не смутило появление такой же картины в доме у Елены Баснер.
«Я забыла, наверное», – невнятно пояснила Юлия Солонович.
Сама Елена Вениаминовна в рамках собственного допроса заявила, что Солонович далеко не в первый раз приходила к ней в гости.
В свою очередь, прокурор Лытаев спросил у Баснер, почему она так и не провела экспертизу на предмет подлинности, перед тем как дать полотно Шумакову.
«Мой анализ был основан на визуальном, стилистическом анализе. Все события развивались стремительно, у меня были сжатые сроки. И еще я считала, что если кто-то и должен провести достоверное исследование, то это человек, который покупает полотно», – зло ответила Елена Баснер.
К слову, деньги Елена Вениаминовна (20 тысяч долларов) возвращать Васильеву также не считает нужным, несмотря на то, что уже доподлинно знает, что одобренное ею полотно — фальшивка. Объясняет она это тем, что всё же до последнего была уверена в подлинности картины, а потом находилась под домашним арестом, и, в общем, ей было не до возврата денег.
«Когда мне стало известно о том, что подлинник хранится в Русском музее, испытала шок. Это был удар для меня. Все это время я думала, что держу в руках подлинную картину, которую просто когда-то где-то видела, а в этот момент, наконец, поняла, что видела ее в Русском музее. Боже мой. Я все вспомнила, боже мой», – тихо говорила Баснер.
Несмотря на появление теологического контекста в апологии Елены Вениаминовны, раскаяния как такового в словах Баснер корреспондент ФАН так и не услышал. Непонятным как для присутствующих, так и для судьи Анжелики Морозовой стал момент, связанный с визитом Солонович и проблемами с памятью — что у сотрудницы Русского музея, что у самой Баснер. Как именно это растолкует служительница Фемиды, станет известно позднее.
Источник: riafan.ru
