Отправляясь в очередную, на этот раз литературную прогулку по Киеву, повторим ещё раз: сама киевская история, здания, камни, напоминающие о том, что это – русский город, никуда не исчезли.
Начнём прогулку на знаменитом Андреевском спуске, возле дома №13. Здесь в 1906 году в двухэтажном доме, спроектированном и построенном архитектором Николаем Гордениным, поселилась семья профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова – она же семья одного из самых известных русских писателей ХХ века Михаила Булгакова.
Пожалуй, никто так вдохновенно и с такой юношеской пылкостью не писал о нашем городе: «Ах, какие звёзды на Украине. Вот семь лет почти живу в Москве, а всё-таки тянет меня на родину. Сердце щемит, хочется иногда мучительно в поезд… и туда. Опять увидеть обрывы, занесённые снегом, Днепр… Нет красивее города на свете, чем Киев. Эх, жемчужина-Киев!»
От этой любви перо Михаила Афанасьевича, увидевшего разорение родного города в годы злобного мельтешения Петлюры и Скоропадского, становилось беспощадным. Показывая карикатурность новой украинской власти, он защищал родной дом.
Нынешняя киевская власть с подозрением и скрытой ненавистью смотрит на писателя. Да и советская власть не слишком жаловала Булгакова. Первым стал прокладывать тропинку к дому на Андреевском спуске другой замечательный русский советский писатель, киевлянин, также очарованный родным городом, Виктор Платонович Некрасов. Фронтовик, автор всемирно известной повести «В окопах Сталинграда». Это он, Виктор Платонович, человек, имевший в Киеве тысячи друзей,– от простого работяги до непризнанного гения-поэта из кафе на Крещатике – опубликовал в 1967 году в «Новом мире» очерк «Дом Турбиных» и тем прервал заговор молчания о Булгакове.
Именно этот дом (семь комнат во втором этаже) описан в романах «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита». Но ещё задолго до мирового признания в этих семи комнатах в начале прошлого века старший в семье, где было семеро детей и овдовевшая в 1907-м мать, Миша Булгаков стал познавать мир. Русский мир. Здесь, в церкви неподалёку, его крестили. Здесь он ходил в гимназию, вместе с отцом смотрел на росписи Владимирского собора, учился в университете. Сюда он вернулся с войны, здесь принимал больных, работая врачом, здесь писал по ночам. Булгаков весь родом из Киева. И никто и никогда не дерзнёт превратить его, большого русского художника, в «украинского писателя». Да и не пытаются. Ибо невозможно.
Спустимся, не торопясь, вниз «по Андреевскому», по самой загадочной, как говорил Михаил Афанасьевич, улице Киева. И войдём мы с вами в пространство другой писательской жизни, поскольку вспоминаем сегодня русских писателей в Киеве.
Имя этого человека дорого каждому, кто имеет счастье знать русский язык и любить русскую литературу. Николай Васильевич Гоголь. Вот уж кого хотели бы новые киевские власти «приобрести для собственных нужд». Каких только небылиц не разносят сегодня по Украине. Одна из самых смешных: проклятый царизм не давал великому писателю писать по-украински.
Между тем Николай Васильевич множество раз и в книгах, и в письмах к друзьям повторяет: «Надо любить Россию!» Говоря о России, Гоголь говорит и о любимом им Киеве. Он сам никогда в себе не разделял два начала – малороссийское и великорусское – ведь это один народ и один, в сущности, язык.
…Итак, мы спустились на Подол. Его улицы, жители, предания наполняют страницы бессмертных «Тараса Бульбы», «Вия», «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Здесь, на страницах «Вечеров», мы впервые читаем то, что навсегда становится частью нашей души: «Чуден Днепр при тихой погоде…»
Вот перед нами Контрактовая площадь. Тут, на Контрактовой ярмарке и расположенном совсем близко Житнем рынке, Гоголь любил бывать. Тут же на Контрактовой мы видим Киево-Могилянскую академию. Однако ничего сегодня нет в ней от прежней славной Могилянки. Нынче это «флагман европейской Украины», который в народе именуется «вашингтонское ПТУ». Прозвище присвоено за то, что питомцы сего заведения, словно и не местные, а созданные в специальных лабораториях, – носители «украинской идеи» в чистом виде.
Гоголь тоже старую Могилянку не застал, но дух студенческой вольницы и весёлые рассказы о ней были живы, и Николай Васильевич, собрав эти сокровища, с радостью наполняет свои творения образами киевской старины. Недаром бурсаками были и сыновья Тараса Бульбы, и «пан философ», несчастный Хома Брут из «Вия».
Когда в 1834 году открылся Киевский университет, а ректором университета назначили его друга учёного Михаила Максимовича, Гоголь стал мечтать о том, как займёт профессорскую кафедру. И ещё о том, как поселится в «прекрасном, древнем, обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным, чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками, со своими как бы гармоническими обрывами, и подмывающий её мой чистый и быстрый, мой Днепр».
И хотя мечтам о кафедре не суждено было сбыться, приезд в Киев в 1835 году имел глубокое влияние на дальнейшую жизнь и творчество писателя. Друг его, Максимович, был занят в университете, и Гоголь в одиночестве целыми днями гулял по городу, наблюдал, думал, поднимался на Большую колокольню лавры, долго смотрел в Днепровские дали с высокой площадки у церкви Андрея Первозванного. Однажды там, на горе, возле Андреевской церкви, Николай Васильевич заметил неподвижно стоящую малороссийскую молодицу в белой свите и намитке. Она, молча, смотрела на Днепр и Заднепровье, на Кудрявец и Кожемяцкое удолье, любуясь красотой киевских видов. «Чего ты глядишь там, голубко?» – спросил Гоголь. «Бо гарно дивиться», – ответила молодица, не отрывая взгляда. Николай Васильевич был очень обрадован этим ответом. И, кстати, никаких языковых великорусско-малороссийских барьеров в общении с народом у писателя никогда не возникало. И у народа тоже. Потому что, как уже сказано, язык был один, вера одна и народ тоже один.
Максимович отмечает, что приезд в 1835 году (а писатель бывал в Киеве и раньше, и позднее, в конце 40-х) имел для Гоголя особенное значение: «Я думаю, что именно в то лето начался в нём крутой переворот в мыслях, – под впечатлением древнерусской святыни Киева, который у малороссиян 17-го века назывался русским Иерусалимом».
В двух шагах от Контрактовой площади, где мы с вами вспоминали Николая Васильевича Гоголя, расположена улица Александровская, которая связана с памятью ещё одного большого русского писателя. В доме номер 4 в 1894-1896 годах проживал Александр Иванович Куприн. К слову, улица называлась Александровской во времена Куприна. В годы же советской власти она носила имя А.А.Жданова, а теперь в духе последних времён носит имя гетмана Петра Сагайдачного. Правда, мемориальный знак, напоминающий об Александре Ивановиче, новые властители города пока не тронули, но что им взбредёт в голову, предполагать трудно (вдруг узнают, что Куприн – русский дворянин и учился кадетском корпусе).
Так или иначе, наш Киев стал свидетелем первых шагов Куприна на литературном поприще. Сюда с четырьмя рублями в кармане он прибыл, выйдя в отставку и твёрдо намереваясь стать настоящим писателем. Здесь, в Киеве, Александр Иванович писал для местных газет, работал грузчиком, землемером, актёром, управляющим имением и даже зубным врачом. В Киеве Куприн накопил те сильные, яркие впечатления от жизни, которые отразились в его знаменитых рассказах. Да и первая книжка Александра Ивановича появилась в Киеве. Причём при весьма оригинальных обстоятельствах.
В 1895 году Куприн стал печатать в газете «Киевское слово» серию очерков «Киевские типы». Это принесло 25-летнему журналисту широкую городскую известность. Киевляне удивлялись и восторгались тем, как точно, с каким знанием материала Куприн описал классические киевские типажи: «днепровского морехода», богомольцев, квартирных хозяек, церковных певчих, рыбаков, попрошаек, воров.
И вот одна из горячих почитательниц восходящей литературной звезды, жена богатого нотариуса Анна Карышева (в прошлом воспитанница Московской консерватории) тайно собрала все газетные публикации этой серии, отнесла их в типографию и попросила издать за её счёт. Так в 1896 году вышла в свет первая книга Александра Куприна «Киевские типы».
И хотя позднее, когда к писателю пришла всероссийская слава, он жил в столице империи, киевские впечатления продолжали питать его творчество. В 1909 году начал публиковаться роман «Яма», написанный на основании киевских наблюдений (известного рода заведения находились в Киеве на улице Ямской, сохранившейся и поныне). Страницы «Ямы» полны изломанных человеческих судеб, портретов обитателей Киева, оказавшихся в страшных условиях, казалось бы, на самом дне жизни. Однако страницы романа согреты глубочайшим сочувствием писателя к несчастным, которых довелось ему увидеть в дни его киевской молодости…
На этом, возможно, можно было бы и закончить нашу краткую литературную прогулку, только как не вспомнить Александра Сергеевича? И хотя во время предыдущих наших прогулок мы говорили о пребывании великого поэта в Киеве, но, к счастью, поводов говорить о Пушкине в нашем городе немало. Конечно, мы, киевляне, как и большинство провинциалов, любим иногда приписывать своему городу планетарное значение. Замечу, кстати: мой знакомый филолог любит уточнять – «киевляне», а не «кыяны» (то же слово, только на державной мове). Так вот наверняка кое-что из того, что у нас рассказывают о Пушкине, является легендой. Однако за этим безобидным мифотворчеством кроется не только местный патриотизм, но и нежная любовь к поэту.
Так, местная киевская легенда гласит (а многие учёные считают, что у этих фантазий есть серьёзные основания), что ряд своих произведений Пушкин задумал, написал и переработал под впечатлением от двух приездов в Киев.
Как и в случае с Гоголем, главным толчком к этому послужили посещения киевских святынь и памятников старины. Говорят, в Киеве к Пушкину пришла мысль о создании «Полтавы» и «Бориса Годунова». Побывав в крепости возле Печерского монастыря, устроенной Петром Первым, Александр Сергеевич заинтересовался петровскими временами, которые впоследствии начнёт основательно изучать. Вместе с Николаем и Марией Раевскими молодой Пушкин побывал в пещерах Киево-Печерской лавры. Особенно долго стоял он у мощей Нестора Летописца и Ильи Муромца в Ближних пещерах. Там же, в лавре отыскал поэт могилы Искры и Кочубея, казнённых Мазепой. И здесь мы видим следы, а точнее, истоки его «Полтавы»:
Забыт Мазепа с давних пор…
Но сохранилася могила, Где двух страдальцев прах почил, Меж древних праведных могил Их мирно церковь приютила.
Киевские наблюдения над монастырским бытом лавры отзовутся позднее в образах монахов Варлаама и Мисаила в трагедии «Борис Годунов». А знаменитая «Песнь о вещем Олеге», по убеждению киевлян, была написана после посещения древнего Подола с его старинными горами – Щекавица, Хоревица…
«Руслана и Людмилу» Пушкин закончил до приезда в Киев, но тут он в действительности соприкоснулся с местами, которые раньше лишь являлись его поэтическому воображению – могилы киевских князей, остатки владимировых строений, прах Десятинной церкви, место древнего дворца Владимира. Готовя второе издание «Руслана и Людмилы», Пушкин допишет сцену осады Киева и добавит о городе на Днепре: «Там русский дух… там Русью пахнет!»
Незабываемые слова! Возможно, кому-то и хотелось бы предать забвению то, что Киев русский город, но великая русская литература не даёт и не даст об этом забыть.
Илья РОМАШИН
Источник: fondsk.ru
