Ситуацию на Ближнем Востоке и другие геополитические процессы обсудили участники круглого стола в редакции газеты “Голос Армении”.
Гагик АРУТЮНЯН, директор фонда “Нораванк”:
– Тема Ближнего Востока – обширная. Развитие событий не ограничивается этим сложным регионом. Сегодня мы наблюдаем рост экстремизма во всем мире. Эти процессы напрямую связаны с тем, что происходит в Африке, на Украине, в России, Китае, даже в США. Не говоря уже о Европе. С чем это связано? Многие связывают это со становлением многоцентрового мира. А это очень болезненный геополитический процесс. Но не только. Сегодня во всем мире мы наблюдаем бунт против существующего миропорядка. Это спекулятивная, неолиберальная модель экономики и управления. Симптоматично, что ИГИЛ связан не только с мусульманским миром, но и с христианским. Идет процесс против информационного тоталитаризма. Мы наблюдаем тотальное промывание мозгов, манипуляции с сознанием на глобальном уровне, и все это рождает некий протест. Если в СССР было диссидентское движение, то сейчас оно появилось и на Западе. Множество людей протестуют против того, что есть. Причем не только в своих блогах, но и в серьезных изданиях. Сноуден и Ассанж – это типичные диссиденты нового времени. И все-таки попытаемся понять, откуда этот экстремизм?
Всегда полезны исторические аналоги. Экстремизм был свойственен Третьему рейху. Вторая мировая война началась именно на почве фашизма и расизма. Но здесь есть интересный нюанс. Фашизм в Европе проявил себя не только в Италии и Германии. Существует мнение, что корни расизма следует искать в англо-саксонской среде, оттуда он и распространился в другие страны. И это, как видим, явление не только прошлого. Сегодня мы наблюдаем это и на Украине, которая активно сотрудничает с исламистами постсоветского пространства. Я не говорю, что на Ближнем Востоке нет проблем, конфронтаций, конфликтов. Нет. Но современные политические технологии способствуют осложнению ситуации.
В 50-х годах прошлого века в американском Санта Фе был создан институт, где хотели приложить теорию о порядке и хаосе к геополитическим задачам. Привлекли крупных физиков-теоретиков. К ним и командировали Збигнева Бзежинского. Фактически они скрестили геополитику с теорией порядка и хаоса. И так появилась теория управляемого хаоса, из которой должен был родиться новый миропорядок. Знакомое словосочетание! Политические последствия хаоса, который создан на Ближнем Востоке, ужасны. Погибло около 2 миллионов людей, число беженцев вскоре достигнет 20 миллионов. Мировая общественность практически не реагирует на происходящее, потому что все они живут сегодня в условиях информационного тоталитаризма и манипуляций фактами. Я это называю “проксигеноцидом”. В геополитическом плане была задумка под названием “Пояс Анаконды”. Идея – всю Евразию окружить поясом нестабильности, направленной против Китая, России, Ирана. Перечисленные страны начали придумывать некую форму сопротивления.
Мы видим, как начала действовать Россия. Китай по-своему работает. Все это есть. Но есть и психологические последствия. Во всем мире внедрена идея, что ислам однозначно связан с терроризмом и экстремизмом. Но это, конечно, не так. Но ислам – серьезная мировая религия.
Итоги неутешительные. Нет сомнений в том, что США и Турция фактически помогали становлению ИГИЛа. С появлением российского фактора на Ближнем Востоке, вся эта фарисейская политика может приобрести некую реальность. И неудивительно, что даже Иран хочет, чтобы Россия участвовала в антитеррористической операции против ИГИЛ. Сегодня Россия реально взаимодействует с Ираком, Ираном и Сирией. Создан информационно-координационный центр в Багдаде. Некоторые армянские псевдоаналитики высказывают мнение, что пожар на Ближнем Востоке не представляет никакой опасности для Армении. Это не так. Армения уже понесла в этом регионе страшные потери. Все армянские общины этого региона для нас фактически потеряны. Таким образом, утрачен тот цивилизационный код западного армянства, носителями которого были эти общины. Повторяю, мы уже потерпевшая сторона и у нас есть весомые резоны желать того, чтобы с этим хаосом было покончено. Даже в США уже поняли, что хаос вышел за рамки управляемости. Но сейчас появились некоторые основания к оптимизму. Как и в годы первой холодной войны, сегодня формируется диалог между США и Россией. И это очень хорошо. Происходит какая-то разрядка. Армения в этом контексте может сформировать некую площадку для ведения подобных диалогов.
Виктория АРАКЕЛОВА, кандидат исторических наук, Кавказский центр иранистики:
– Сегодня ближневосточный конфликт однозначно вошел в новую фазу, и, действительно, появились какие-то нотки оптимизма, надежда, что страшная стихия будет остановлена и в дальнейшем по крайней мере локализована. Совершенно очевидно, что даже если это произойдет в самые короткие сроки, регион уже необратимо изменился. Еще недавно динамично развивающиеся, если не сказать процветающие государства, лежат в руинах, полностью разрушены целые области экономики, но главное – что, возможно, не подлежит восстановлению, – изменена культурная и религиозная мозаика. Ближний Восток – древнейшая контактная зона, где тысячелетиями бок о бок жили представители различных конфессий, и не только догматического поля. Здесь же, в равноудалении от очагов ортодоксии появлялись синкретические религиозные течения, этноконфессиональные группы. Культурное содержание, отличавшее этот регион, сегодня находится в критическом состоянии. Возврата к исходному состоянию уже не будет. Я сейчас даже не о том, что просто стерты с лица земли уникальные культурные памятники, тысячи христианских рукописей, раритетные артефакты – то есть попросту уничтожено богатейшее культурное наследие древнейшего цивилизационного очага. Мы свидетели чрезвычайно драматичных событий в истории человечества – исхода христианства из колыбели христианства. Мы уже никогда не увидим ближневосточные христианские общины такими, какими они были прежде. Это касается, безусловно, и армянских общин.
Хотя происходящее сегодня – часть современной глобальной драмы, но регион и ранее сталкивался с той же проблемой в столь же специфичном для нее проявлении, если быть более точным – с момента возникновения ваххабизма и создания государства саудитов. Возникновение Саудовской Аравии – следствие возникновения и распространения ваххабизма. Но еще до обретения государства, в период своей спонтанной экспансии, ваххабиты вели себя так же, как и сейчас. Это – крайняя религиозная идеология, правовая основа которой не признана ни одной правовой школой в исламе. Ваххабизм практически не оставляет в своем поле нишу для других конфессий. Это было очевидным уже с самого начала ваххабитской экспансии, когда уничтожалась любая вариативность внутри ислама – от суфийских святынь до шиитских центров. В свое время ими было почти полностью уничтожено население Кербелы. А когда возникла и состоялась как государство Саудовская Аравия, поток экспорта ваххабистских идей стал явлением уже в силу огромного финансового ресурса этого государства. Причем экспортная версия ваххабизма существенно отличается от внутригосударственной – и степенью агрессии, и радикальностью мер. Мы это наблюдали в разное время в Индии, Пакистане, Афганистане, Чечне, в Средней Азии. Попытки распространения ваххабитской идеологии были настолько агрессивны, что, скажем, в Индии и суннитская, и шиитская общины декларативно заявили, что ваххабизм не имеет к исламу никакого отношения. Шиитское духовенство Ирана охарактеризовало ваххабизм как “антикораническую религию, использующую Коран для уничтожения Корана и ислама”. Однако в нынешней ситуации термин “Исламское государство” накладывает негативный оттенок на весь ислам.
Вернусь к вопросу христианства, в частности, к европейскому кризису, вызванному волной беженцев с Ближнего Востока. Однозначно, что носитель европейской культуры, будь он даже нерелигиозен – это в принципе носитель христианского культурного кода. Европеец (даже атеист) вырос на христианской цивилизационной почве – на великой музыке христианских композиторов, на картинах с доминантой библейских сюжетов… Но мы и здесь наблюдаем существенную трансформацию сознания. Сегодня много говорят о кризисе беженцев, но говорить-то нужно о кризисе христианства, в том числе христианского милосердия.
Европа стоит перед трудным выбором. Можно сказать жесткое “нет” беженцам, и, таким образом, как кажется многим, защитить основы христианской культуры. Но, с другой стороны, именно христианская позиция не позволяет сказать однозначное “нет” тем людям, которые уже находятся рядом просто потому, что отнюдь не по своей воле были вырваны из благополучной жизни и стали странниками. И поэтому голос Европы неоднозначен. Мы слышим и призывы православного духовенства некоторых европейских стран – по возможности ограничивая поток беженцев, все-таки всемерно поддержать тех, кто уже оказался рядом.Так или иначе, нынешняя ситуация – вызов христианской культуре Европы, ее очередная проверка на прочность. Может, даже в каком-то смысле душеспасительная. Может, именно элемент иррационального в принятии некоторых решений и сохранит христианское сознание Европы, продемонстрировав подлинные приоритеты христианина, в том числе милосердие. Вот такая жесткая проверка, которая может закончиться чем угодно, вплоть до крайних форм реакции в любых ее проявлениях.
И еще одна драматичная параллель, пришедшая мне на ум совсем недавно, когда мы отмечали 100-летие Геноцида армян. По всему Еревану висели щиты с портретами женщин-европеек (голландок, датчанок и проч.), которые, будучи совсем молодыми девушками, прекрасно образованными и воспитанными в духе христианской морали, оставляли уютные дома и – подчас даже без родительского благословения – уезжали на Ближний Восток. Они посвятили свои жизни спасению армянских сирот, основывали детские дома и в результате сохранили целое поколение людей, давшее миру ученых, писателей, да и просто людей, создавших семьи и оставивших потомство… Вот это – образец христианской жертвенности европейца. Прошло ровно сто лет – и сегодня такие же молодые девушки из европейских семей, но воспитанные на новых европейских ценностях, тоже устремляются на Ближний Восток, но уже для того, чтобы принять ислам и воевать за ИГИЛ – против христианского мира. Кажется, это – яркий пример самой страшной из трансформаций сознания европейца.
Севак САРУХАНЯН, кандидат политических наук, директор Армянского центра исследования общества:
– Если искать причины того, что и почему происходит на Ближнем Востоке, то моя позиция такова: это процесс разрушения постколониального мира. Государства, которые были созданы на территории Ближнего Востока, образованы по итогам I и отчасти II мировых войн и раздела этого региона на зоны влияния крупных держав. Эти зоны с годами менялись, расширялись и сужались, но в итоге там были созданы государства с полной копировкой западных политических институтов с подобной европейской структурой организации общественной и государственной жизни. Тем самым, образованные в результате окончания колониальной эры государства копировали институты и систему организации бывших метрополий. То, что сегодня происходит, – это именно разрушение постколониальности региона.
Надо понимать, что для значительной части населения Ближнего Востока та модель государства и организации жизни, которую предлагает “Исламское государство”, приемлема больше, чем та модель, которая была предложена мусульманским обществам после Второй мировой войны. Поэтому касательно ИГИЛ я лично избегаю термина “террористическая организация”. ИГ больше похоже на халифат, чем существующие на территории региона государства.
Турция с этой точки зрения другой интересный случай. Эта республика создана под копирку европейской модели государства. Благодаря политике Эрдогана произошла частичная демократизация политических процессов в Турции. И это показало, что исламизм и консерватизм более приемлемы для большинства населения, чем существующая на протяжении десятилетия модель светского государства. В итоге идет процесс разрушения характерных для кемалистской Турции политических и государственных институтов. В стране накопился огромный потенциал агрессии и недоверия. И сейчас важно понять, что произойдет с Южным Кавказом, если в Турции разовьется активный процесс децентрализации государства.
Возвращаясь к теме ИГИЛ, добавлю, что, несмотря на все преступления, которые совершает это государство на подконтрольных территориях, оно воспринимается значительной частью населения Ирака как более эффективное и справедливое, чем правительство Багдада, погрязшее в коррупции. Если исламский мир не сможет создать более эффективную и приемлемую для исламского общества модель государства, то даже если ИГИЛ будет разбит ценой неимоверных усилий, то на его месте рано или поздно снова появится нечто, похожее на ИГИЛ.
Рубен САФРАСТЯН, академик НАН РА, директор Института востоковедения:
– Мне кажется, сейчас идет процесс создания третьего халифата. Я не буду касаться причин, но отмечу, что этот процесс начался со старта глобализации. Третий халифат будет не таким, каким были первые два. Это будут отдельные территории. Все началось с “Аль-Каиды”. Идея – создание государства, а не террористических организаций. Государства, которое будет напоминать халифат. Важна и личность. Если в ближайшие годы появится харизматическая личность, владеющая знанием мусульманского богословия, то процесс пойдет дальше. За руководством ИГИЛ стоит серьезный духовный потенциал. Идет серьезная религиозная борьба. Я думаю, что в данной ситуации христианство может сыграть серьезную роль. Что-то вроде крестового похода. Инициативу, я уверен, возьмет православное христианство. Мы уже видим это. Посмотрите, как отличаются реакции на происходящее католического и православного мира. Россия сегодня не только пытается занять свое место в мире, но и создать некоторую духовную альтернативу западному мышлению. Если очень упростить модель, то сейчас идет попытка создать мир, где будет властвовать не система ценностей, основанная на идеологии либерализма, а система, основанная на консерватизме. Это упрощенное действие руководства России.
Что касается Турции, то там тоже разворачиваются сложные процессы и можно ожидать серьезных перемен. Происходит эрозия государственности. Турция вступает в сложный и неопределенный период. Исход трудно предсказать. В Европе, по-моему, идет процесс дехристианизации. Христианство станет слабее, а это даст почву для распространения халифата. Фактически обострились противоречия между мусульманством и тем, что осталось от христианства. Мир стоит у порога серьезных изменений, которые имеют религиозный характер.
Виктория АРАКЕЛОВА:
– Но все-таки в идеологической основе первого и второго халифатов лежали более умеренные формы ислама, и именно возникновение ваххабизма и, как следствие, Саудовской Аравии, а также экспорт ваххабитской идеологии и попытки ее распространения во всем мире сделали процесс столь радикальным.
Гагик АРУТЮНЯН:
– Старый мир изжил себя. На смену приходят другие идеологии. Речь идет о течении неовизантизма, вопросы решаются не в духе крестовых походов, которые в свое время, кстати, где-то угробили византизм. Это некая в хорошем смысле слова имперская структура, где могут жить и созидать и представители ислама, и христианства, и иудаизма, потому что иного выхода просто нет. Я не согласен с постановкой вопроса, что создается некая сбалансированная система, где “Исламское государство” может сосуществовать с другими.
Рубен САФРАСТЯН:
– История и значение Византии в западной историографии были сфальсифицированы. Это была серьезная попытка западных католических и протестантских историков представить искаженную историю Византии. Сейчас это явление уже начинает осознаваться и некоторыми западными историками. Так что Византия должна найти свое заслуженное место в истории человечества.
Вардан ХАЧАТРЯН, преподаватель факультета богословия ЕГУ:
– Я хотел бы более глобально подойти к вопросу о конце нео-колониализма. То, что мы наблюдаем под названием ИГИЛ, хотя они сами больше говорят об Исламском халифате, очень важно для представителей ислама. Они считают, что в свое время потерянное ими есть результат колониального давления последних 300 лет. И мы имеем дело не с каким-то локальным явлением, а с пробуждением тех сил, которые являются основными в исламе. Мы должны понять, что это глобальное явление, и очень трудно его остановить. Потому что весь ислам зиждется на том, что в мире должна быть одна религия, и это должен быть ислам. А если и существуют какие-то религии, то они должны быть третьестепенными, забитыми в углы, как во времена пророка Мухаммеда. Этим сказано все. Они привыкли к тому, что развитие исторического процесса шло в противоречиях двух мировых религий: ислама и христианства. Но с появлением индустриальных стран Запада все изменилось. Ислам был подавлен.
Мы говорили о крестовых походах. Трагедия крестовых походов в том, что одно по своей структуре общество попыталось бороться с обществом абсолютно другим. Потому что профессиональные воины, которые приходили на эти земли, чтобы бороться с исламом, встречались с джихадом, когда все идеологизированное население вступает в войну, и в конечном итоге профессиональные воины-христиане уничтожаются. И сегодня мы имеем дело с таким явлением. Когда мы говорим об исламском халифате, то сегодня там действительно не много воинов. Но какова поддержка этого халифата? Весь исламский мир помогает этому халифату. Возможно ли создать систему, притягательную для всех последователей ислама? Я думаю, что нет. Потому что для нас исторический процесс – это логическое перетекание от одной общественно-политической формации к другой. Ничего подобного нет в тоталитарном учении ислама.
Что касается Турции, то для нас это самый серьезный фактор. Мы должны осознать, что это движение ислама на север после Турции подходит к нашим границам. Мы должны отдавать себе отчет в том, что турецкое государство очень сильно вовлечено в эти отношения. И армянская государственность – препятствие на пути создания единого исламского мира. Мы должны учитывать те явления, которые могут иметь место за очень короткий промежуток времени. Потому что сейчас появление России на Ближнем Востоке может привести к активизации тех структурных образований халифата, которые могут войти на любую территорию. Нахиджеван для них – открытые ворота. И конкретно турецкое государство не будет нести за это никакой ответственности. А мы можем втянуться в такую войну, которая, возможно, сейчас и намечается в том плане, что для нас действительно самой большой опасностью является открытие второго фронта для Армении или попадание под двойной удар с обеих сторон. Азербайджан вышел из всех систем безопасности, пошел против Запада, и это состояние может привести к тому, что они будут решать локально проблему за счет Армении. Безопасность Азербайджана сегодня гарантируется Турцией. Процессы, которые сегодня происходят в Сирии, могут быстро подкатиться к нашим границам.
Виктория АРАКЕЛОВА:
– Говоря об экспансии халифата, я еще раз хочу сослаться на такой положительный для нас фактор, стоящий на пути распространения радикальных идей, как неоднородность ислама. Ислам – не соборная религия, в нем отсутствует единая догматика. На протяжении истории понятие “догмы” всегда сочеталось с вопросом политической конъюнктуры. Я все-таки не соглашусь с тем, что ИГИЛ – это есть ислам. Идеи исламского халифата, как мы его условно сейчас называем, на самом деле неприемлемы для большинства мусульман всего мира.
Если несколько тысяч уйгуров воюют сегодня на стороне халифата, это означает лишь то, что это сиюминутный прохалифатский интерес совпадает с антикитайской политической конъюнктурой, с попыткой обозначить обостренное чувство собственной мусульманской идентичности среди китайцев, с мечтой о собственном Восточном Туркестане. Но это не означает, что идеи, которые сегодня озвучивает ИГИЛ, им близки. Я уже не говорю о таких гигантах мусульманского мира, как Иран, который со своей традиционной шиитской доктриной всегда оставался, пожалуй, главным противником ваххабитских идей и важным заслоном на пути экспансии так называемого халифата. Вот уж кто никогда близко не подпустит ИГИЛ – с этой стороны мы защищены до самого Персидского залива. Так что именно неоднородность ислама – фактор, стоящий на пути распространения нового халифата.
Вартан ХАЧАТРЯН:
– Год назад я был в Казахстане и исследовал, что происходит с исламом внутри этой страны. Можно сказать, что там все перевернулось. Как это ни удивительно, но в этой стране больше не существует традиционного ислама. Есть мечети, но пойдите туда по пятницам, и вы увидите там 20-30 человек. Пойдете туда, где нет мечетей, и увидите много людей 20-21 года, приехавших из других стран.
Виктория АРАКЕЛОВА:
– Вы правильно заметили: там, где нет мечетей… То есть речь идет о местах, где ослаблено влияние традиционного ислама.
Вартан ХАЧАТРЯН:
– Нет, я имею в виду то, что все это происходит в домах, даже не в мечетях. И в этот процесс вовлечено огромное количество молодежи. Молодежь не идет в мечети. Эта трансформация уже произошла, что бы там мы ни говорили. И то же самое происходит в Чечне. То же самое происходит и в Средней Азии. Сегодня там та же картина, что и везде. “Молодые волки” берут верх над всеми, кто придерживается принципов традиционного ислама. И главный вопрос: а к чему привел этот самый традиционный ислам за последние несколько сот лет? Они считают, что к рабству.
Севак САРУХАНЯН:
– Почему так называемый традиционный ислам отступает? Да потому, что так называемый традиционный ислам в большинстве стран существует под прямым управлением светских институтов и правительств. Он находится в союзе с государствами и правительствами. Если государство коррумпировано, то институты традиционного ислама тоже коррумпированы. Если министерство коррумпировано, значит, и мечеть коррумпирована. И поэтому люди идут в места, которые не аффилируются с государством, и идут туда в поисках справедливости.
И вообще давайте зададим себе вопрос: насколько возможно в долгосрочной перспективе существование светских исламских государств? Это самый ключевой вопрос. Есть ли удачные примеры таких государств? Турция, как показывают последние годы, – неудачный пример. Представить себе исламскую светскую Сирию невозможно. Сирия была светским государством, а ислам в нем либо был официальным, находящимся под контролем государства, либо подпольным и антигосударственным. Именно представители последнего сегодня пополнили ряды фронта аль-Нусры и ИГИЛ. Надо отчетливо понимать, что халифат – более естественная форма организации для исламского общества, чем национальные государства.
Гагик АРУТЮНЯН:
– Я хочу вернуться к теме Ближнего Востока. Основой основ является политика, которая там ведется. Еще в конце ХХ века был проработан тезис об умеренном исламе. И вот мы видим, что после первой холодной войны, когда существовали светские государства – Египет, Сирия, Ливан, Ливия, это было разрушено. Тут есть четкая политическая воля разрушать то, что есть. И “Исламское государство” является производным от этой политической воли. И эта политическая воля сегодня слабеет. Америка уже не справляется с этими задачами. Джинна, то есть ислам, выпустили из бутылки. Единственное исламское государство, которое я принимаю, – Иран. Это замечательнейшее исламское государство с уникальной политической, общественной системой, где не повторился кошмар Ливии, Египта, Сирии, Ирака. Сегодня очень важно понимать, что происходит. Адекватное восприятие того, что происходит, – единственная возможность правильно среагировать на вызовы. Здесь совершенно правильно отметили опасность Азербайджана, который является расистским государством. Все эти вызовы мы сначала должны воспринять адекватно, а потом попытаться в меру наших сил как-то среагировать. Очевидно, что наше реагирование должно происходить в ассоциации с крупными державами – в первую очередь с Россией и потом другими нашими союзниками по НАТО и т.д. Самые большие опасности сегодня – русофобия и западнофобия. Мы должны развивать отношения как с Западом, так и с Россией.
Севак САРУХАНЯН:
– У меня одно уточнение: сегодня много было ссылок на Византию и неовизантизм, что мне страшно не нравится. Есть какое-то идеалистическое представление о Византии и ее политике. В отношении Армении это была политика ассимиляции, политика, направленная на ликвидацию Армянской Апостольской Церкви. Мы часто вспоминаем армян – императоров этого государства. Однако следует помнить, что это были всего лишь этнические армяне, так как они отреклись от Армянской Апостольской Церкви и перешли в православную греческую веру. Мы должны понять, к чему мы стремимся, – к построению крепкой Армении и армянского мира или к ассимиляции ради обслуживания неких имперских моделей.
Ара МАРДЖАНЯН, кандидат технических наук, президент ОО “Е-куб”:
– На мой взгляд, основное, что происходит сегодня в мире, – это упадок рационального мышления, подъем иррациональности и религиозности на всех флангах цивилизации. Обобщенный диагноз происходящему сегодня был дан французским философом Бодрийяром 25 лет назад: “Мир скатывается в бред, следовательно, и мы должны встать на точку зрения бреда”. Возможно, и датирование начала наблюдаемых ныне процессов возрождения религиозного, в первую очередь исламского, экстремизма, терроризма и мракобесия. Это убийство Гамаля Абдер Насера, смерть Джавахарлала Неру и Иосифа Брос Тито. Иными словами, вырождение движения неприсоединения. После чего образовавшийся на всем пространстве Африки и Азии идеологический вакуум начал заполняться деструктивными религиозными силами. Однако как инженер я хочу обратиться к более прикладным задачам, выделив тут 3 конретных вопроса, имеющих для нас не только прикладное, но и идеологическое, стратегическое, если угодно, значение.
Первое: сегодня мы с удовлетворением наблюдаем возврат в большую геополитику нашего стратегического союзника – России. В частности, у России есть все легитимные и прочие права делать то, что она делает в Сирии. Однако в долгосрочной перспективе – а это именно и есть тот горизонт действий, который подобает подлинной великой державе, принцип международного права и суверенности государств сколь важен, столь и недостаточен. Он должен быть уравновешен принципом права наций на самоопределение. Абсолютизация каждого из них по отдельности чревата самыми серьезными последствиями. Об этом мы должны помнить и не уставать напоминать нашим друзьям и врагам.
Вторая задача, которая встала сегодня перед Арменией, связана с началом модернизации тактического термоядерного оружия, размещенного в странах НАТО. Вопрос этот оказался несколько затененным бурными событиями последних недель, однако от этого он не стал менее важным. Мы много говорим и слышим о ядерной программе Ирана, о Северной Корее, Пакистане или Саудовской Аравии. Но зачастую забываем, что Турция – не только “пороговая” ядерная страна, но и что на протяжении десятилетий Турция уже обладала и сегодня обладает ядерным оружием. Речь о тактических термоядерных бомбах США/НАТО семейства В-61, модернизация которых и начата недавно. Известно, что часть этих бомб находится в ведении турецких ВВС. Более того, Турция участвовала в объединенных ядерных военных миссиях США/НАТО по их учебно-боевому использованию (Алжир, Марокко), накопила опыт, знания и умения в этой области. Думается, что Армения должна поставить перед своими американскими друзьями очень конкретные вопросы: каково будущее термоядерного оружия в Турции? Каков модус сотрудничества США и Турции в области применения тактического термоядерного оружия в регионе и как оно будет развиваться в будущем? Вместе с тем, мне думается, мы должны поставить перед нашим стратегическим союзником – Россией следующий вопрос: каковы гарантии безопасности Армении в ситуации, которая складывается в регионе? Особенно в свете наблюдаемых тенденций. Каков механизм, призванный уравновесить принцип совместного ядерного использования НАТО у нас в регионе? Какова роль Армении и ее Вооруженных сил в этом?
Наконец, третья и самая важная, на мой взгляд, задача, которая стоит перед Арменией и несет, как ни странно, исключительно внутренний характер. Связана она с образованием разрыва между качеством власти и качеством общества. С точки зрения молодого и динамичного поколения граждан Армении, его ожиданий, власть носит устаревший и крайне неэффективный характер. Образовавшийся разрыв – это чрезвычайно серьезный вызов нашему государству и обществу. И если мы не ответим на него своевременно и адекватно, то этим займутся другие.
Источник: politobzor.net
