Никита Кричевский о деофшоризации российской экономики.
Борьба с офшорами, объявленная в конце 2013 года в президентском Послании Владимира Путина, ощутимых финансовых результатов не приносит. Хотя тут и кнут имеется (западные санкции, а также недавно принятый Закон о контролируемых иностранных компаниях), и пряник (амнистия капиталов), но нет — данные последних двух лет говорят о том, что: а) пугливый российский бизнес «родных» силовиков боится не меньше, чем иностранных супостатов; б) финансовые схемы ухода от всевидящего фискального ока стали изворотливее, а многочисленные финансовые консультанты как российского, так и иностранного розлива — изобретательнее.
На днях вышел любопытный «Рейтинг российского бизнеса 2015 РБК 500», где лидеры российского бизнеса ранжированы по объему выручки, но не только. Помимо этого и других показателей в нем указаны юрисдикции регистрации и другие весьма интересные характеристики, изрядно живописующие «израненное» российское предпринимательство.
Согласно рэнкингу, из 500 крупнейших российских компаний на Родине зарегистрировано 239 или 47,8%. Вроде бы немало. Но если из этого стройного ряда исключить компании с госучастием, прежде всего, лидеров — «Газпром», «Роснефть» или РЖД (всего таковых 87) — то окажется, что истинных частных патриотов уже не 239, а 152. Иными словами, дома зарегистрировано 152 компании, а за рубежом — 261 или 63,2% от всех крупнейших фирм России за исключением компаний с госучастием.
Важное уточнение: не все из 261 «иностранных» компаний зарегистрированы исключительно в офшорах или льготных юрисдикциях, таких как Ирландия, Швейцария или Люксембург, есть среди «перевертышей» несколько предприятий из США, Германии и Австрии. Однако в данном исследовании позволим себе пренебречь ими, поскольку разговор идет не о «заблудившихся», а о деофшоризации.
Об инвестициях и офшорах
На первый взгляд, все ясно: очередная кампания по деофшоризации, мягко скажем, буксует. Без малого 70% российских активов, записанных на иностранного дядю — что это, как не приговор нынешней системе управления экономикой?
А что, если пойти дальше и проанализировать прямые (не спекулятивные) иностранные инвестиционные потоки как в нашу экономику, так и из нее, вдобавок привязав их к территориям с наибольшим количеством зарегистрированных российских компаний из РБК-500? Проще говоря, взяв за основу гипотезу, что все иностранные инвестиции, отнесенные к конкретной иностранной территории, приходятся на фигурантов «РБК-500»?
Для наглядности и при помощи Банка России сформируем информативную табличку, иллюстрирующую динамику взаимоотношений с офшорами и льготными территориями.
Объем прямых инвестиций в/из российской экономики по некоторым странам
Примечание: БВО — Британские Виргинские острова.
Источники: Банк России, РБК, собственные расчеты.
Обратите внимание: за 2014 г. общий объем офшорных инвестиций как в российскую экономику, так и из нее снизился в среднем в два раза. Особенно «расстраивают» Британские Виргинские острова: в 2014 г. объем инвестиций россиян в экономику этой «супердержавы» упал в 3,7 раза, а сами британские «виргинцы» снизили инвестиционные обороты и вовсе в 384 раза — с $ 62 223 млн. в 2013 г. до $ 162 млн. в 2014-м. Что стало решающим фактором — санкции, кризис или отечественные фискальные зверства — сказать трудно. Но на мой взгляд — все три названных обстоятельства плюс усиливающаяся финансово-промышленная монополизация центров генерации прибыли в руках пропрезидентского бизнеса.
Что до Кипра — лидера перечня — то это островное государство после известных потрясений (показавших, впрочем, что «вопросы» можно успешно решать и там) вновь вырвалось в лидеры по объемам вывода средств из страны (прирост за 2014 г. — 3,1 раза). Впрочем, доверие к тамошней банковской системе все же подорвано, а потому Кипр нынче используется преимущественно как страна-транзитер для дальнейшей переправки ресурсов, скажем, в Австрию, Испанию или Францию.
Есть еще одно соображение, почему не стоит придавать большого значения обилию «кипрских» фирм. На одну, якобы, островную компанию в 2014 г. приходилось «всего» $ 43,2 млн. вложений в нашу экономику (то же самое можно сказать о Нидерландах — в среднем по $ 59 млн.). Сравните со Швейцарией ($ 353,1 млн.) или с Бермудами ($ 107 млн.).
Да и вообще, из таблицы видно, что нынче уже немодно «тупо заводить» деньги с Кипра, Нидерландов или тех же Британских Виргинских островов, хотя до многих это еще не дошло. (Что ж, как любят зубоскалить фискалы, лучшее обучение — платное). По итогам 2014 г. пятерка лидеров по иностранным инвестициям в Россию выглядела так: 1. Все еще Кипр ($ 5874 млн.), 2. Ни с того, ни с сего Багамы ($ 3764 млн.), 3. Те же БВО ($ 2542 млн.), 4. Вдруг Швейцария ($ 2472 млн.), 5. Внезапно Франция ($ 2082 млн.).
Буквально на пятки лидерам, особенно если оценивать по темпам прироста «инвестиций», наступают Китай ($ 1271 млн.), США ($ 708 млн.), Латвия ($ 338 млн.), Испания ($ 200 млн.), Италия ($ 194 млн.). И это при общем объеме прямых иностранных инвестиций в Россию в прошлом году всего в $ 22 857 млн.
Итак, в 2014 г. около двух третей крупнейших российских компаний по-прежнему были оформлены на офшоры, более половины иностранных вложений в российскую экономику как и раньше поступили из налоговых гаваней, а обратный инвестиционный поток оказался оффшорным на 70,5%.
Тайны резервов
Предположение, что значительная часть «иностранных» инвестиций в Россию на деле оказывается некогда выведенными из нашей экономики деньгами (спасибо гайдаровско-набиуллинскому отсутствию валютного регулирования), подтверждается фактами, возникающими при анализе внешнего долга страны. (В этой части мы будем округлять не до миллионов, как в предыдущем разделе, а до миллиардов, так что аккуратнее).
Лишь за один прошедший год (с 1 апреля 2014 г. по 1 апреля 2015 г.) внешний долг страны снизился на $ 160,1 млрд. (с $ 716,0 млрд. до $ 555,9 млрд.) или на 22,4%. Почему это произошло — разговор особый. Хотя очевидно, что причины ничего общего с взрывным экономическим ростом, кардинальными изменениями в денежно-кредитной стратегии ЦБ или финансовой политики государства, а также с очередным взлетом нефтяной конъюнктуры не имеют. Скорее, мы сталкиваемся с грамотно отработанным маневром корпоративного финансового менеджмента под названием «время дразнить гусей еще не пришло».
Тем не менее, некоторая наиболее экзальтированная часть публики продолжает бить в набат, уверяя, что наши долги не покрываются резервами, на 1 апреля 2015 г., кстати говоря, составившими $ 356,4 млрд.
Конечно, при «лобовом» (по-другому говоря, «ликвидационном») сравнении долги с заначкой действительно не бьются. Однако здесь возникает несколько затруднительных для экономических профанов вопросов, ответов на которые у них нет и быть не может в принципе.
Во-первых, Россия как государство ликвидируется, и наступает время рассчитаться, или мы все-таки еще немного «побарахтаемся»?
Во-вторых, с чего это вдруг государство должно отвечать по долгам частных коммерческих структур? Если исходить из подобной логики, то к внешней задолженности страны следует прибавить стодолларовый долг утонченного физика Иванова брутальному лирику Смиту, случившийся при неясных обстоятельствах в питейном заведении какого-нибудь Балтимора лет эдак пять назад.
В-третьих, вообще-то о финансовой устойчивости государства, в частности, приятно судить по чистой позиции по внешнему долгу или по сравнению внешней задолженности с внешними активами. На 1 января этого года внешний долг России составлял $ 595,2 млрд., а внешние активы — $ 884,0 млрд. Как видно, чистая позиция по внешнему долгу у России отрицательная (-$ 288,7 млрд.), что согласно теории говорит о высокой финансовой устойчивости денежно-кредитной системы страны.
В-четвертых, при составлении характеристики внешнего долга важно учитывать детали задолженности, например, срочность возврата. По состоянию на 1 апреля этого года к внешним краткосрочным обязательствам можно было отнести лишь 8,9% всей задолженности, тогда как оставшиеся 91,1% – обязательства долгосрочные, скорому погашению не подлежащие.
В-пятых, финансовую устойчивость государства также принято оценивать через внешний долг госсектора, то есть через внешнюю задолженность органов государственного управления, ЦБ, а также тех банков и небанковских корпораций, в которых органы госуправления или Центробанк напрямую или опосредованно владеют 50% капитала. Все остальное — долг частного сектора, в том числе, того самого изящного эстета Иванова.
На 1 апреля этого года внешний долг госсектора, то есть та часть внешней задолженности, через которую у России теоретически могут возникнуть финансовые проблемы, составлял $ 278,6 млрд. или 50,1% от общей внешней задолженности. Причем, 93,0% обязательств были долгосрочными. Но даже без учета срочности видно, что резервы ($ 356,4 млрд.) покрывают гособязательства с лихвой.
Но не станем пенять на недостаточную образованность нашей публики. Проблема затронута верно, пусть и не с того конца. Проблема эта заключается в том, что все последние 25 лет мы жили по мумифицированной методике гайдаровской системы управления государственными финансами.
Отсюда — огромные внешние долги корпораций, порожденные невозможностью или дороговизной прокредитоваться «на Родине».
Отсюда — отказ от валютного регулирования, совершенный «во имя» священной торговли — в данном случае фиктивным товаром деньгами.
Отсюда — поощрение (а как по-другому можно назвать Соглашение между Правительством РФ и Правительством Республики Кипр от 5 декабря 1998 г. «Об избежании двойного налогообложения в отношении налогов на доходы и капитал»?) взаимоотношений с мировыми «черными дырами».
И многое, многое другое.
Но зря вы думаете, что расправиться с гайдаровским финансово-налоговым монстром можно легко и непринужденно. Проще другую мумию захоронить, уж поверьте. Так что и с офшорами у нас не получится, и внешний долг сильно не уменьшится, и кредитные ставки останутся высокими. Иначе это будет уже другая экономика.
Никита Кричевский
Источник: svpressa.ru