Если банковская система неконтролируемо получает прибыль, в стране не может быть производственного сектора.
Старые и новые фетиши и идолы
Почему вот уже четверть века не реализуется экономический потенциал России? Как опять не наступить на старые грабли, что уже случалось не единожды? Почему кредитно-налоговая система стала ахиллесовой пятой российской экономики, а банковский сектор своими действиями только усугубляет кризисные явления? Эти и другие вопросы оказались несколько дней назад в центре дискуссии предварительной «антикризисной секции» Московского экономического форума — МЭФ (Форум в широком диапазоне запланирован на март следующего года). Данная организация объединила более двух лет назад ряд известных экономистов, общественных, научных деятелей России и некоторых других стран. Несмотря на различия во мнениях по ряду вопросов, они ориентируются на реальный сектор как ключевой фактор поднятия народного хозяйства, ратуют за коренные реформы в обществе в интересах большинства.
С ухудшением экономической ситуации в России МЭФ стал «магнитом», притягивающих недовольных социальной политикой правительства. По-существу форум ныне является площадкой для выработки политики, альтернативной неолиберальной, которая и завела нашу страну в тупик. «Мы создавали МЭФ, закладывая в его развитие тезис о том, что в России есть все для устойчивого развития, но не хватает правильной экономической политики, — заявил при открытии работы секции сопредседатель форума, президент Промышленного союза „Новое содружество“ Константин Бабкин. — Но наши правительства ориентируются на фетиши — борьбу с инфляцией, членство в ВТО, накопления за рубежом, имиджевые проекты… Между тем надо начинать с развития производства. Необходимо сделать все для того, чтобы в России было выгодно выпускать несырьевые товары, а уже исходя из этого приоритета выстраивать политику Центробанка, налоговую политику, регулировать внешнюю торговлю, систему образования. Если будет развиваться производство, можно будет решить все остальные проблемы; основной ценностью становится тогда человек труда».
К сожалению, эти надежды МЭФ не оправдались. Старые фетиши власть предержащие дополнили новыми. Оказывается, формальные показатели имеют для правителей куда большее значение, чем реальные результаты производства. Так, планируют отменить субсидию, благодаря которой в прошлом году был обеспечен 20-процентный рост производства сельхозмашин в России. Для чиновников куда существеннее значение имеет такой фактор, как «не до конца освоенные деньги», хотя этот остаток мог бы стать резервом в будущем. Скорость «осваиваемых денег» в сомнительных государственных программах, а не достигнутые реальные результаты — иного показателя оценки реализации этих программ российские денежные власти не заслуживают. «Теперь идолом можно назвать бюджетную дисциплину или освоение ради денег, ради которого жертвуют интересы реальных производителей, приносятся в жертву реальные ценности», — резюмировал К. Бабкин. Между тем ценные предложения, изложенные в изданиях МЭФ, остались не замеченными в высоких коридорах власти и не стали предметом обсуждений и дискуссий. Видимо, потому, что в этих кабинетах не вычислили для себя в этих предложениях меркантильных выгод.
Но и в таких кабинетах находятся люди, искренне озабоченные настоящим и будущим и самоотверженно работающие. Им приходится использовать «эзопов язык», «объективистские» подходы для характеристики нынешнего дня и предложений на ближайшие годы. В первую очередь это относится к академику РАН, советнику президента РФ Сергею Глазьеву, чьи идеи оказались в фокусе общественных дискуссий. В своем выступлении на заседании антикризисной секции (в его основу был положен доклад, подготовленный для межведомственной комиссии Совбеза России; так что положения этого документа стали известными широкой общественности) он остановился на ключевых проблемах развития социально-экономической и технологической сферы. Как выходить из нынешней стагфляции, пытаясь полноценно использовать имеющийся у нас научно-производственный, интеллектуальный и природно-ресурсный потенциал, принять дополнительные меры по преодолению санкций против РФ? Ситуация усугубляется уменьшением ВВП, снижением объема промышленного производства, ростом безработицы, понижением уровня зарплаты. Глазьев отмечал банальную закономерность, которая «почему-то» не учитывается монетарными властями: с повышением процентных ставок идет замедление экономического развития, со снижением же процентных ставок — ускорение экономического развития.
Спекулянты «обдирают» Россию
Академик критиковал политику Центрального банка, когда деньги уходят из реального сектора и перетекают в сферу финансовых спекуляций. При этом резко ускоряется их обращение. «Ни в одной стране мира нет такой свободы для валютных спекулянтов. Причем, этому потворствует и финансовый регулятор в лице ЦБ. Сегодня рубль — самая недооцененная валюта мира. Отсутствие ЦБ на бирже делает рубль заложником спекулятивных игр. А ведь конституционная обязанность Центробанка — контролировать курс национальной валюты.
У нас объем валютных резервов в два раза больше денежной массы. ЦБ по силам маневрировать и управлять валютным рынком, но он почему-то устраняется от этого. В любой стране мира за ситуацию, которую мы наблюдали, например, в декабре 2014 года, виновных бы жестко наказали. Если государство теряет контроль над курсом своей валюты, то оно передает возможность манипулирования им валютным спекулянтам”. Ирония же ситуации в том, что, по словам Глазьева, ЦБ спекулянтов еще и кредитует. Совсем иное отношение к производителям. Несмотря на все разговоры об импортозамещении, если у тех нет возможности наращивать производство (в отсутствии кредитов), то у таких предприятий остается единственный способ свести концы с концами — поднимать цену.
«Доходность спекуляций на раскачивании валютного рынка многократно превышает ключевую ставку. К тому же манипулирующие рынком спекулянты почти не рискуют, поскольку легко просчитывают политику денежных властей. Чтобы снизить спрос на валюту на бирже, в этом году ЦБ запустил механизм рефинансирования в иностранной валюте по операциям валютного РЕПО (сделка покупки (продажи) ценной бумаги с обязательством обратной продажи (покупки) через определенный срок по заранее определенной цене. — Ред.). Тем самым он создал новый канал обогащения спекулянтов, теперь уже на повышении курса рубля». «Беря валютные кредиты по 2%, банки конвертируют их в рубли, покупают облигации федерального займа с доходностью более 10%, а затем продают их и снова конвертируют в валюту по уже повысившемуся курсу рубля. С учетом его роста на треть получается, что доход спекулянтов составляет 30−40%. То же самое происходит и в случае, когда курс рубля снижается», — описывает механизм «обдираловки» населения России советник президента.
Глазьев считает, что есть много способов навести порядок на валютном рынке. Для начала надо прекратить кредитование спекулянтов. ЦБ должен проводить валютные интервенции не в соответствии с ожиданиями биржевых игроков, а действовать против них. По факту крупных спекуляций надо проводить расследование с последующим наказанием. Наконец, можно вводить специальные налоги на операции с валютой либо запустить механизм резервирования валюты.
«Если мы не ограничим движение спекулятивного капитала через нашу границу, то мы не сможем ни управлять курсом рубля, не проводить самостоятельно денежную политику. Что бы мы не делали, в отсутствие ограничений по движению капитала спекулянты рынком манипулируют и могут отклонять курс национальной валюты сколь угодно далеко от равновесного уровня… Замечу, что экономические санкции не распространяются на краткосрочные кредиты, и поэтому наши спекулянты могут занимать и внутри, и за рубежом в любых объемах на короткие цели, устраивая любые скачки рубля, фактически манипулируя рынком… При грамотной макоэкономической политике не было причин занимать деньги за рубежом. Если бы все деньги, накапливаемые в стране, направлялись в производство, то мы могли бы обойтись без тех колоссальных внешних займов, к которым прибегает наш корпоративный сектор».
Фактически академик Глазьев резко критиковал неолиберальных круги, которые определяют бюджетно-финансовую политику Россию. В нынешних условиях сформировавшегося бюрократически-олигархического государства укрепление позиций приверженцев развития производственного сектора означало бы определенный крен влево, в интересах тех разноплановых социальных слоев, которые получили от реформ в большинстве своем «дырку от бублика». Однако их интересы игнорируются чиновниками. «Мы каждый год, — говорил Глазьев, — читаем одни и те же мантры в плановых документах, и в этом году тоже нам говорят о том, что скоро все рассосется, и иностранный капитал к нам вернется, будут опять притоки иностранных инвестиций, но постоянный отток капитала намного больше того, который предсказывается денежными властями…».
Хаосу 90-х — не бывать!
Макроэкономическая ситуация сегодня денежными властями не управляется. Цели, которые ставятся, не достигаются, экономика идет взразнос, хаос усиливается… Россия в течение уже многих лет является чистым донором, теряет 120−140 млрд в неэквивалентном внешнеэкономическом объеме. Поэтому, если бы грамотно распорядиться инструментами экономической политики в момент введения западных санкций, деньги могли бы остаться в России. «Смешно, когда против нас применяют экономические санкции в то время, когда мы является донорами мировой экономики, но мы своими действиями усугубили положение».
Никто не собирается отрицать негативную роль зарубежных экономических санкций. Однако никуда не уйти от того факта, что сжатие производственных инвестиций происходит на фоне недогруженных производственных мощностей. «Мы можем на 40 процентов увеличить выпуск продукции на имеющемся производственном потенциале, у нас нет ограничений по трудовым ресурсам, огромный резерв — около 20 процентов, — скрытая безработица, неограниченный рынок труда в Таможенном союзе, приток квалифицированных мигрантов с Украины дает нам абсолютно свободное пространство с точки зрения маневра трудовыми ресурсами. У нас нет ограничений по сырью, у нас не используется научно-технический потенциал, и мы фактически выходим, имея такие возможности роста, на стагнацию и на невозможность выполнить целевые ориентиры экономической политики. Между тем такие возможности есть».
В числе их Сергей Глазьев выделил переход к системе целевого кредитования экономики. Единственным источником экономического роста является расширение внутреннего кредита, других источников просто не существует. Спикер объяснил свой исключительный интерес к денежно-кредитной политике тем, что изменение в этой сфере предотвратит возврат к хаосу 1990-х годов, создаст условия для быстрого и устойчивого развития.
Директор Института океанологии РАН Роберт Нигматулин не ограничился критикой постулатов рыночного фундаментализма профессора Ясина и других либералов-монетаристов, а проанализировал их истоки: невежество идеологии формирующих экономическую политику правителей, прежде всего так называемого экономического блока; подобный интеллектуальный уровень отечественного менеджмента; разрушение отраслевой науки. Он привел характерный пример: во время руководства Анатолием Чубайсом РАО «ЕЭС» тот в 4,5 раза завысил стоимость строительства новых электрогенерирующих мощностей. Было затрачено 2,5 трлн лишних денег — объем средств, необходимых на четверть века существования РАН!
Общественность и экономический блок правительства имеют совершенно разные ориентиры. Роберт Нигматулин так же, как и Сергей Глазьев, считает необоснованными надежды на то, что сосредоточенные у супербогатого класса деньги будут вкладываться в реальное экономическое производство.
Нужна новая модель
Известный экономист, публицист, государственный и политический деятель Юрий Болдырев, коснувшись проблемы стратегического планирования, заметил, что у нас оно свелось к разработкам и проведению олимпийских игр, чемпионатов мира и так далее. Однако нет стратегического планирования развития страны. Предпринимаемые меры носят реактивный характер и определяются реакцией Запада. «Мы завтра хотим только в зависимости от того, что хочет Запад. Это фундаментальный дефект».
В нормальной политической системе, если бы такой, как у Глазьева, доклад был представлен парламенту, это повлекло бы создание комиссии по расследованию вопроса: как могло случиться, что ключевой орган обеспечения экономики работает во вред экономике? У нас же этого не происходит. Для того, чтобы апеллировать не только к парламенту и ученым, а всему обществу, Болдырев предложил Глазьеву «чуть усилить свою позицию».
Стратегическая позиция общественности, ориентированной на развитие реального сектора экономики, заключается не просто в том, что Центральный банк — кредитор. Вся финансово-банковская система должна получить статус обслуживающей, обеспечивающей инфраструктуры производительной экономики. А это значит, что она не должна быть прибыльной. В стране, в которой ЦБ вместе со всей банковской системой дается возможность почти неконтролируемо извлекать прибыль, не может быть производительного сектора экономики, потому что самый легкий способ извлечения прибыли — это удушение всей остальной окружающей экономики, которую он должен обеспечивать.
Бесконтрольность финансовых воротил в России — только одна из характерных черт нашего экономического развития. Не менее важна друга — падение инвестиций в Российскую Федерацию, которое составило в прошлом году беспрецедентный характер. Эти два ключевых момента говорят о том, что экономические проблемы являются только частными элементами более широкой проблемы. По мнению вице-президента Торгово-промышленной палаты Российской Федерации Дмитрия Курочкина, «главная причина — это исчерпание возможностей прежней социально-экономической модели, и если мы говоримо том же падении инвестиций, то начался этот процесс не вчера 2011 году, когда цена на нефть была на пике».
Как можно шире пытался рассмотреть проблему руководитель Русского экономического общества имени Шарапова Валентин Касатонов: «…Если общество будет ставить в качестве высших экономические цели, то оно обречено иметь разрушенную экономику. Хотелось бы понять, что экономика в системе общества, нашей цивилизации занимает не высшее иерархическое место. Структура цивилизации устроена таким образом, что высший уровень — это духовный уровень, следующий уровень — это политика и уже ниже находится экономика».
Спикер уделил внимание выработке социального идеала в экономике, рассмотрению «сталинской модели» в экономике. Положительные стороны ее отметил главный редактор журнала «Экономист» Сергей Губанов. Эта модель исходит из принципиально иной концепции: она рассматривает все хозяйство страны как единое предприятие, оцениваемое по одному конечному результату, а не по множеству промежуточных показателей. Последние, конечно, важны для правильной организации производства, но конечная оценка определяется конечным результатом. Анализируя опыт работы правительства Примакова, Губанов подчеркнул: как только экономическая политика была приведена в соответствие с общегосударственными интересами, у нас в течение трех кварталов было обеспечено восстановление промышленности после августовског дефолта. Россия и сейчас имеет колоссальный потенциал подъема экономики, однако ему не дают развернуться системные ограничения.
Правительству Россия не нужна?
Так называемая «Стратегия -2020» с самого начала была обречена на демонстрацию своей несостоятельности. Она не содержала четкого ответа на вопрос о системном целеполагании — «Ради чего?» Сергей Губанов видит конкретную цель нашего развития в новой высокотехнологичной индустриализации. Он предложил «инициировать президентское поручение по разработке стратегии новой индустриализации России и подключить к этому делу в максимальной степени участников Международного экономического форума… Опорой экономической системы должен быть промышленный капитал, а не финансовый».
Но если главный редактор журнала «Экономист» в какой-то степени был снисходителен к экономическому блоку правительства, отказывая ему в обвинениях в сознательных преступлениях, а укорял только в «систематическом неисполнении прямых служебных обязанностей, предписанных должностными инструкциями», то другие спикеры были куда откровеннее, и не стеснялись резких формулировок.
«Мы умудрились четверть века прожить в государстве, не задав себе вопроса о том, какую задачу выполняет это государство, и рассказывая ему о том, как ему лучше развивать экономику, совершенно не задумываясь, что перед ним такой задачи не стоит», — без обиняков заявил известный экономист, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. «Четверть века назад это государство еще в недрах Советского Союза — это моя гипотеза — создавалось как инструмент разграбления советского наследства в качестве личного богатства фешенебельных стран… Проблема в том, что у нашего государства… задача несовместима с жизнью, не только с жизнью здесь присутствующих, но и жизнью самого государства».
По мнению Михаила Делягина, над страной нависла серьезная опасность. У нашего государства задача несовместима с жизнью самого государства. Проблема «может быть решена путем уничтожения страны и переформатирования ёё заново, она может быть решена путем структурных реформ, она может быть просто решена путем уничтожения страны и освоения данного пространства другими, соседними государствами, более вменяемые государствами».
Близкую точку зрения высказал первый заместитель председателя Комитета Госдумы по промышленности Валерий Гартунг. «…Не стоит перед правительством задача подъема экономики. У них вообще другая задача, там ребята работают по другой специальности — осваивают деньги. Может быть, мы, если правильно поставили диагноз, начнем лечить болезнь? А как лечить болезнь? Если правительство ставит другие задачи вместо тех, которые стоят перед страной, перед гражданами? В богатейшей стране мира более 20 млн бедных. Может, пора уже нам найти рецепт, что делать в этой ситуации?»
Спикеры отмечали колониальный характер экономики страны, абсолютную зависимость ее от таких факторов, как ставка Федрезерва, цены на нефть, мнения рейтинговых агентств, судов иностранной юрисдикции, правил ВТО… Эта ситуация сложилась в результате критикуемой на форуме неолиберальной политики.
Однако ее адепты продолжают проявлять упрямство и настойчивость, несмотря на потерю «былого веса». Некоторые ораторы объясняли это отсутствием у путинского государства экономического суверенитета, достаточного для того, чтобы проводить твердый, без шараханья курс на отстаивание политического суверенитета.
Незадолго до Октябрьской революции российские промышленники решили провести собрание по поводу предстоящей индустриализации страны. Решили пригласить и некоторых ученых — в качестве «свадебных генералов». Один из них — историк Михаил Туган-Барановский — отказался довольствоваться отведенной ему ролью и прямо сказал, что характер существующего строя несовместим с намеченной задачей. Капиталисты проглотили тогда эту горькую пилюлю. Но с тех пор этот социальный слой набрался немало опыта. В том числе — горького. Нынешние хозяева жизни, которым нет никакого дела до того, до того, как, обустроить страну, но им хорошо известно, как осваивать деньги, берут на карандаш высказывания Глазьева, Делягина, Курочкина, Гартунга… Какие из них будут реализованы, какие поставлены в вину авторам?
Присвоенного нечестным трудом господа спекулянты никогда так просто народу не вернут. Им куда проще «перефомартировать Россию», вплоть до ее полного уничтожения…
Александр Харламов
Источник: svpressa.ru
