Растущая нищета — очередная страшилка или реалия будущего?
Одна из утренних новостей пятницы 9 октября: впервые после 5 августа доллар опустился до 61 рубля, евро — ниже 69 рублей. Рубль поддерживают цены на нефть. Словом, сегодня наш рубль укрепился. Скажи мне, рядовой россиянин, вот это «укрепление рубля» как-то скажется положительно на твоем личном бюджете? Кто-то надеется, что сейчас реальная зарплата, которую август 2015 года «съел» на 9,8% по сравнению с аналогичным месяцем прошлого года, вдруг станет хоть на сколько-то больше?
Знаю, вопрос риторический. Экономисты предостерегают, что не надо радоваться, когда рубль так колбасит. Впрочем, судя по комментариям наших читателей, и к экономистам-то отношение снисходительно-скептическое: мол, развелось умных советчиков, а толку не видно, что ни день, то новый, взаимоисключающий прогноз. Мол, эти «специалисты» назавтра узнают, почему не произошло то, что они предсказывали вчера. Так как же быть, как выиграть войну с кризисом, с обнищанием страны, многих россиян? Есть рецепт: давайте перестанем делать вид, будто мы богаты.
Директор Института стратегического анализа компании «ФБК», доктор экономических наук Игорь Николаев рассказывает об ответственности власти за структурную катастрофу, о характеристике и последствиях кризиса 2015 года, о том, какие события могут способствовать ухудшению российской экономики.
«СП»: — Игорь Алексеевич, год близится к завершению, какова экономическая ситуация? Какие прогнозы были, что в итоге?
— Прогнозов у нас было много. По официальным прогнозам Минэкономразвития, бюджет на 2015 год первоначально принимался исходя из того, что экономика России вырастет на 1,2%. Подписали бюджет, тут же его скорректировали как минусовый:0,8%, потом — 2,5%, 3%. Последний прогноз -3,8%, почти 4% спад. Это мы услышали от министра экономического развития в сентябре.
Плохо, что так часто пересматриваются цифры: теряется ценность прогнозов. За прошедшие месяцы их 6 раз изменили, и тут встает вопрос доверия. Этим годом, когда будет минус 4−5%, спад не закончится: кризис принимает долговременный затяжной характер. Ожидается падение и в следующем году. Продолжительные кризисы — более тяжелые…
«СП»: — Наши чиновники говорили, что все кризисы циклические, все они проходят. Исходя из этого, ожидали и ожидают, что этот кризис тоже пройдет. Насколько эти ожидания оправданы?
— На это надеяться категорически нельзя! Во-первых, этот кризис не циклический, характерный для рыночных отношений, капитализма. Российская же экономика рыночного характера только начала развивается, здесь о цикличности говорить рано. Еще один важный нюанс. Есть кризисы, которые вызваны мощными внешними негативными шоками.
Казалось бы, что у нас как раз эти шоки: сильнейшее падение цен на нефть, санкции. Но это не так. Достаточно посмотреть, как наша экономика развивалась до середины прошлого года, когда упали цены на нефть, были введены секторальные санкции. До июля прошлого года российская экономика практически не росла: по ВВП был плюс только 0,8%. Даже если не было бы санкций и падения цен на нефть, мы бы все равно ушли в минус. Наш кризис вызван не внешними шоками, не цикличностью: он — структурный. И это плохая новость.
«СП»: — Что же у нас не в порядке со структурами? Вроде жили 15 лет, вывозили сырье, ожидали, что будет 200 долларов за баррель, были большими оптимистами, а теперь бах — структурный кризис.
— Много говорилось, что надо слезать с сырьевой иглы. «Дослезались» до того, что сырьевая зависимость усилилась. Если в экспорте доля минеральных ресурсов, а прежде всего топливно-энергетических ресурсов, в 2000 году составляла около 54%, то в 2014 году более 70%. Это один показатель. Есть другие показатели, которые подтверждают, что наша сырьевая зависимость усилилась — это мощная структурная диспропорция. Потому что, когда вы все в большей степени зависите от цен на мировом рынке на экспортируемое сырье, то как только там начинаются какие-то движения, вы это сильно чувствуете на себе. Зависимость эта усиливалась.
Есть другие диспропорции, и они очень существенные. Например, много и справедливо говорят о том, что доля малых предприятий должна увеличиваться в экономике. Приводят пример, что у нас 20% ВВП, в США 50−60%, есть страны до 70%. Такая экономика более устойчивая. Если посмотреть по количеству малых предприятий, то и у нас был нормальный рост за 2010 год, но не это важно. Мы говорим о доле в экономике, значит, надо смотреть на выручку, на оборот этих предприятий. Оборот на самом деле сокращался. Он 20% с небольшим, а это для современной экономики очень мало. Такая экономика неустойчива.
«СП»: — Поэтому будущее непредсказуемо, людям становится страшно…
— Людям страшно и бизнесу непонятно. Почему сейчас так падают инвестиции в основной капитал? Потому, что неопределенность экономической ситуации очень велика: это мощный негативный фактор. Я хотел сказать еще об одном мощном структурном перекосе. У нас уже лет пять постоянно сокращается такой простой показатель, как соотношение количества работающих и количества пенсионеров. Силуанов недавно сказал, что у нас скоро на 100 пенсионеров будет 120 работающих. Если на одного работающего будет один пенсионер, то ни одна экономика такого не выдержит. А что, неизвестно было, что эта проблема может возникнуть?
«СП»: — Но ведь был создан мегарегулятор, который сможет все отслеживать и регулировать ситуацию?
— Если у вас экономика «ушла» без падения цен на нефть, без санкций, значит, регулировали не так, как надо. Поэтому ответ простой: это результат неэффективной экономической политики и регулирования. Это неэффективность всей власти, не только правительства.
«СП»: — Вы сказали, что в этом году падение ВВП составит 4−4,5%. Из чего это падение складывается, что у нас падает?
— У нас падает все. Промышленность падает чуть больше, где-то 4−5%, но будет в районе 5%. Что касается показателей инвестиций в капитал — последний показатель минус 6,8% в августе в годовом выражении.
Это сильное падение. Я бы обратил внимание на падение таких показателей, как реальная заработная плата. В последнем месяце это минус 9−10%. Это сильно, потому что, если падают реальные зарплаты, то оборот розничной торговли падает на столько же. Падает оборот промышленности и оборот розничной торговли, удельный вес экономической деятельности которых составляет около половины ВВП, то и представьте, что будет с экономикой. Грузооборот транспорта балансирует на нуле. Строительство очень сильно падает, в августе был антирекорд этого года — минус 10,7% в годовом выражении. Если падают такие инвестиционноемкие отрасли, как строительство, если такая динамика инвестиций в основной капитал, то чудес не будет. Значит, деньги не вкладываются в развитие, падение сохранится.
«СП»: — Чиновники рассуждают, если дать бизнесу позитивный прогноз, тогда все будет хорошо…
— Они хотят заразить, зомбировать нас оптимизмом: «заговорим» кризис, «будет рост, будет рост». Роста нет, ну тогда будет маленький спад. Проблема в чем? Это то, что называется вербальными интервенциями. С помощью слов воздействовать на настроение инвесторов. Да, современная экономика — это экономика настроений. Но заразить оптимизмом бизнес сегодня невозможно: он не инвестирует, не верит словам, которые слышит.
«СП»: — А если бы кредит сейчас был дешевый, в банках были готовы выдавать кредиты под 5−6%, то был бы рост экономики?
— Это зависит от того, как сейчас оценивается устойчивость валюты, допустим. Если понятно, что рубль будет ослабевать и дальше (это теоретически), то что делать в такой ситуации с рублями? Взять кредиты и купить на них валюты? Это не панацея. Надо сделать так, чтобы эти деньги пошли в экономику. Не просто купить валюту, положить на валютный депозит и радоваться, что не только доллары или евро усиливаются, а еще и какие-то проценты капают. Кроме того, когда говорят 2−5% и начинают неправомерно сравнивать, что вот там-то под 2% – извините, но это банальность. А инфляция? Как банки могут давать кредит под 5%, если у нас годовой кредит сейчас 16%. Что, себе в убыток? Он будет давать, если ему эту разницу будут субсидировать.
«СП»: — А если налоги понизить?
— Проблемы не решатся. Налоги — это одна часть, это надо делать, потому что в кризис налоги не повышаются, а снижаются, это должно быть естественным антикризисным поведением со стороны властей. У нас такого не происходит. Почему? Потому что есть очень большие бюджетные обязательства, некоторые — неснижаемого характера. Очень много было дано обещаний неоправданно. Не думали, что ситуация может ухудшиться. Мы задрали планку, а теперь сказать, что мы погорячились? Не могут. Не надо было думать, что цены на нефть будут расти до бесконечности.
«СП»: — Каковы перспективы цен на нефть? Сейчас повышение, что будет дальше?
— Это такое повышение, которое сейчас за 50, а завтра опять ниже. Здесь надо оценивать с учетом фундаментальных факторов. Сланцевая революция в США — это фундаментальный фактор. Это один из самых значимых факторов, который вообще предопределил все то, что сегодня происходит на рынке нефти. Потому, что США из крупнейшего импортера могут превратиться в экспортера, пока они значительно сокращают покупки нефти, сами стали производить больше и больше. Они говорят, что цены на нефть не подскочат, я думаю, что они в районе 40 нащупают свое нефтяное дно, скорее всего, в следующем году. И это крайне низкий для российской экономики уровень цен на нефть. Иран заявлял, что они вообще готовы чуть ли не за доллар продавать нефть, чтобы получить свою долю рынка. Иран будет готов и за 30, и за 20, и за 10 продавать.
«СП»: — Рубль сегодня укрепился, но аналитики предсказывают в ближайший месяц падение курсов многих валют. Как рубль, что нам ждать дальше?
— Высокая волатильность — это признак сохранения неблагополучия. Высокая волатильность, колебания характерны для понижательных тенденций. Когда рубль так колбасит, то радоваться не надо. Если говорить о факторах, предопределяющих состояние рубля, то помимо скачущих цен на нефть, у нас еще и напряженная геополитическая ситуация. Ослабление рубля через нефть — это политика США.
«СП»: — Как оцениваете в целом нынешнюю экономическую российскую стратегию? Импортозамещение?
— Я не уверен, что у нас есть стратегия. Я все оцениваю по объективным показателям — статистическим. Если они ухудшаются, значит, импортозамещение не срабатывает. Надо идти от понимания существа кризиса, тогда можно выстроить правильную стратегию.
«СП»: — Какие меры вы бы предложили, чтобы преодолеть кризис?
— Это должен быть комплекс мер. Я бы не уничтожал продовольствие. Нужны для начала знаковые меры. Я бы снизил налоговую нагрузку. Да, для этого придётся пересмотреть приоритеты бюджета. Мне трудно согласиться, что когда экономика всё глубже уходит в минус, у нас безусловным приоритетом являются оборонные расходы.
Если кто-то надеется, что оборонные расходы нас вывезут из кризиса, тот глубоко заблуждается. У нас доля оборонных расходов больше 20% в расходах федерального бюджета. Это очень много. Дальше: не замораживать пенсионные накопления, а размораживать, а то шарахаемся туда-сюда, лишая экономику «длинных денег», которые очень важны. Решать вопрос с налоговой нагрузкой. И дальше по перечню: исправлять структурные проблемы.
«СП»: — Как считаете, стабильность, как некий фантом социальный, может быть, политический, сохранена?
— Она пока есть, но нельзя убаюкивать себя тем, что стабильность сохраняется. Стабильность — это такое дело, над которым не стоит экспериментировать. Надо правильно прогнозировать ситуацию и социальные риски, а с прогнозированием у нас проблема.
Майя Мамедова
Источник: svpressa.ru
