От псов плавно переходим к злым делателям. Вторник завершился тем, что суд констатировал, что у них нет технической возможности переправить документы в Воронеж, откуда давал показания по «судебному скайпу» подполковник ФСБ Почечуев. Мы заявили ходатайство о его личной явке в Донецк (каких-то 500 км от Воронежа), суд объявил перерыв до утра, не сказав ни да ни нет.
Судебная видеоконференцсвязь задумана как дополнительная дверь, доступ к правосудию для тех, кому по болезни, бедности или другим причинам трудно приехать на суд в другой город. Вместо этого мы видим, что из этой процедуры выстраивают еще одну стенку. Наши бесстыжие прокуроры встают и говорят, что «поскольку судом уже определен порядок допроса свидетеля при помощи видеоконференцсвязи, ходатайство об изменении этого порядка не основано на законе». А то, что свидетель не может увидеть документы из-за «технических трудностей» — это не их проблемы.
Эту стенку надо ломать, и я, по соглашению с коллегами, вызвался это сделать. До трех ночи я писал подробное ходатайство с обоснованием, в 5 утра отдал его Марк Фейгину, взял заверенные копи бумаг из дела, мы с украинским консулом Гончаровым сели в машину с дипномерами и поехали в Воронеж в Центральный районный суд. Там нас, само собой, никто не ждал. Местная судья, отвечающая за проверку документов у свидетелей, слегка удивилась такому экстравагантному поведению адвоката, но поскольку заседание открытое, не имела ничего против допустить меня в зал.
Зато когда меня увидел свидетель Почечуев, он заметно напрягся. У него была группа поддержки, но в зал он зашел один. Начали с опозданием минут на 20, на той стороне явно обдумывали, что делать. Я не слышал, чтобы кто-то из адвокатов проделывал такое раньше. Это было процессуальным хулиганством с моей стороны. Формально, впрочем, все происходящее по обе стороны экрана считается единым открытым заседанием Донецкого горсуда. Посовещавшись, судьи решили, что возглавить безобразие будет меньшим злом, чем пытаться его подавить.
Трансляцию включили, мне предложили занять место за столом защиты в Воронежском суде. К тому времени, чтобы упредить нас, суд уже отсканировал нужные страницы и отправил их в Воронеж по электронной почте. Я тем временем присматривался к человеку в парике. На вопрос сколько ему лет ответил, что это закрытые сведения. Почему, собственно? Он не засекреченный свидетель. Суд ему разрешил только поменять внешность, но не данные. По протоколу ему должно быть 41, но вблизи он выглядит старше. За ночь он вспомнил, что там было с этими письменными объяснениями Бобро и Руденко. Когда ему принесли распечатанные листки, он бегло посмотрел на них и сказал, что записал эти объяснения при своем первом и последнем разговоре с Бобро и Руденко. Там же, на перекрестке, где остановили их машину. Это заняло минут по 5 на каждого. Основные подробности он узнал до этого в разговоре с ДПСниками, Ему все уже было понятно. Как успел записать все за три минуты? Я быстро пишу. Бланки были с собой. Когда это было? Да тогда же, в районе 23:30. А почему время стоит 1:55 и 2:55? Ошибся. Устал. Когда я попросил его поставить подпись на осмотренных им 4 страницах, из-за которых все началось, прокуроры наперебой стали возражать. Это не предусмотренно УПК.
К тому времени у меня уже сложилось сильное подозрение, что нам привели под видом подполковника Почечуева другого человека. Я очень не люблю всякую конспирологию, но тут как-то уже очень густо все замешано. За Савченко действительно приехала группа из 5 чекистов в масках и с оружием, в первоначальных показаниях ДПСников о них сказано. Потом кто-то в СКР сообразил, что это уже точно смотрится как арест, а не «добровольная проверка документов». Решили переиграть и оставить одного. Поскольку Почечуев изначально засветился в деле на этих письменных объяснениях, которые он, похоже, действительно брал в то время, которое указано, этим одним выбрали его. Но в суд зачем-то послали другого чекиста, одного из тех, кто реально ехал с Надеждой в Воронеж. Она сказал, что узнала его. Ехали, конечно, не 7 часов, а 3, 7 нужно было, чтобы не объяснять, почему простого незадержанного свидетеля ждали в СК глухой ночью. А настоящий Почечуев в это время как раз беседовал с Бобро и Руденко.
Все это выглядит как ересь, но, к счастью, эту теорию легко проверить. От Почечуева в деле осталась куча образцов почерка, а от человека в парике — подпись на формуляре воронежского суда. Если графологи все-таки скажут нам, что их писали разные люди, это будет самая странная загогулина в этом деле. Где и без того ими все вымощено.
Был еще один примечательный эпизод. В самом начале Надежда спросила Почечуева (пока будем продолжать называть его так) видит ли он ее лиц. После этого судья сделал ей замечание. Для меня вся эта сцена было непонятна. Потом оказалось, что в этот момент Надежда надела на голову мешок. Этого не было видно в камеру. Камера в зале суда в Донецке установлена так, что подсудимого, находящегося в клетке, почти не видно. Видно, что кто-то есть, но лица не видно совсем, бронестекло бликует. Поскольку я единственный из участников процесса, кто видел зал с обеих сторон экрана видеосвязи, я для протокола сказал об этом суду. Все предыдущие свидетели, которых допрашивали по видео, говорили, что видят Савченко и узнают ее.
После окончания сеанса связи, мы с консулом поехали назад, а допрос троих свидетелей-сепаратистов продолжили мои коллеги. Елфимов, таксист, о котором я писал раньше, и который после тех событий вступил в ЛНР, Лангавый и Ословский. Я сам знаю о нем только по стенограммам. Отличный репортаж лежит, например, тут. Об этом и том, что было в четверг, напишу завтра.
Источник: socportal.info
