Минобороны России отчиталось в воскресенье о новых авиаударах по позициям группировки «Исламское государство». При этом международная коалиция продолжает критиковать действия России в Сирии, настаивая, что ударам подвергаются, в том числе, суннитские оппозиционные группы и мирное население. Военный обозреватель Александр Гольц рассказал RFI велик ли риск масштабного международного конфликта, насколько умеренна «умеренная» оппозиция и повторится ли афганский сценарий в Сирии.
RFI: Складывается довольно страшная ситуация. Некоторые группировки повстанцев уже попросили у США ракеты класса «земля-воздух», чтобы защищаться от российских авиаударов. И заявления звучат жесткие, причем не только с Запада, но и от суннитских стран, таких, как Турция, например. Есть ли риск, что этот конфликт перерастет в масштабное международное противостояние?
Александр Гольц: Риск такой есть, безусловно. Более или менее очевидно, и Россия этого не скрывает, что предполагается использовать эти самолеты в качестве средства воздушной поддержки грядущего наступления войск Асада, «Хезболлы» и Ирана. Если такое произойдет, то понятно, что большое количество жертв спишут на Россию. Нравится это или нет, но образуется уже не единая антитеррористическая коалиция, о которой вроде бы мечтал Владимир Владимирович Путин, а образуются две группы стран, которые будут находиться в состоянии военного противостояния.
Учитывая, что цель Россия была если не помириться с Западом, то хотя бы начать диалог, то почему она не вошла в состав международной коалиции?
Существующая коалиция и Россия принципиально расходятся по важнейшему вопросу. А именно по отношению к режиму Асада. Путин сто раз сказал, что единственная боеспособная сила, которая противостоит ИГ в Сирии — это войска Асада. И поэтому Россия будет всячески помогать этому режиму. Кроме того, по мнению Путина, Асад — это легитимная власть.
Но как мы знаем, у стран коалиции принципиально другой подход к режиму Асада. Они считают его не решением проблемы, а ее частью. Они утверждают, что источник терроризма в Сирии, источник гражданской войны — это зверства режима Асада.
На какие риски идет Россия, открыто поддерживая режим Асада? Может ли она настроить против себя суннитские страны, то есть большинство стран ближневосточного региона?
Не исключаю, что может. Но опять-таки, по-моему, вся эта история — это классический случай, когда государство, решая некие тактические вопросы, совершает гигантскую стратегическую ошибку. Причины военного развертывания России в Сирии были очевидны. Россия хотела таким образом заставить Запад разговаривать с собой. Причем разговаривать на равных. По большому счету, после встречи Путина и Обамы операцию можно было бы уже не начинать, как мне кажется. Но ее начали.
И, конечно, проблема в том, что Россия почти наверняка пользуется данными, которые предоставляют ей сирийские военные, у которых свои расчеты. И не случайно, что большинство упреков в адрес этих российских ударов в том, что они бьют не столько по ИГ, столько по тем, кого Вашингтон относит к умеренной оппозиции.
Будем откровенны, это тоже некоторая натяжка. Еще в марте прошлого года генерал Демпси, тогда председатель комитета начальников штабов США, сделал очень честный доклад, где сказал, что в общем-то в Сирии нет оппозиции, которая хоть в какой-то степени соответствовала бы американским интересам.
Они все слишком радикальны?
Ну, разумеется. Оставим на совести американцев попытку найти оливку в этом винегрете.
А Россия, выбирая цели в Сирии, руководствуется исключительно данными, которые ей предоставляет сирийская армия, контролируемая Асадом?
Этого мы не знаем. Официально Россия утверждает, что у нее там беспилотные летательные аппараты, каким-то образом действует разведка. Но исходя из некого жизненного опыта… Ну откуда России взять мощную разведку в Сирии? Мы знаем, что возможности инструментальной разведки, прежде всего космической, у Москвы очень ограничены. Там всего несколько спутников. Исходя из общих соображений, можно скорее предположить, что россияне используют данные Асада или те данные, которые они получают в координационном центре в Багдаде.
Вам кажется, российская авиация четко понимает и отдает себе отчет, где представители оппозиции (умеренной или более радикальной), а где террористы? Или же слепо следует указаниям, которые получает от сирийской армии?
Авиация никаких политических решений не принимает. Пилот наносит удар по той цели, которую ему определили. Это функция совсем других органов управления — определять цели.
А эти органы управления разделяют оппозицию на умеренную и неумеренную?
Можно только гадать. Исходя из предыдущего опыта, например, чеченкой войны, все по чему мы попали, объявлялось террористами.
Может ли Россия переломить ситуацию в Сирии, учитывая свои возможности. Как я понимаю, в Сирии полсотни российских самолетов и вертолетов. Грубо говоря, что есть у России такого, чего нет у международной коалиции?
Ничего у нее такого нет. Международная коалиция совершила 7200 боевых вылетов, что не принесло, в общем-то, существенного результата. Я не думаю, что существующий набор сил и средств позволит обеспечить некий перелом. Я в то же время не исключаю, что эти тридцать с лишним самолетов — это самолеты фронтовой поддержки наземных действий войск. Они смогут помочь войскам Асада, иранцам и «Хезболле» одержать какие-то тактические победы: чуть-чуть отодвинуть оппозицию от побережья и так далее. Это вполне возможно.
Как вам кажется, есть ли риск затяжной операции, риск увязнуть? Или осталась память об Афганистане и ошибок повторять не хочется?
Память-то есть. Но вступили на очень опасную тропинку. В русской классической литературе присутствует немецкий генерал, описанный Толстым, который полагает, что «Die erste Kolonne marschiert» («Первая колонна марширует» — слова немецкого генерала Пфуля из романа «Война и мир», который зачитывает план кампании против Наполеона. Фраза употребляется для обозначения сугубо умозрительного, «бумажного» плана, не имеющего отношения к реальности — RFI).
Тот, кто планирует подобные операции, никогда не знает наверняка, чем это закончится. Например, боевые действия идут в нескольких десятках километров от той базы, где располагаются российские самолеты. Если наша авиация будет уж слишком досаждать оппозиции, я не исключаю, что у оппозиции хватить сил осуществить прорыв к этой базе, чтобы уничтожить самолеты на земле. Батальонной тактической группы, которая там развернута для защиты наших самолетов, может не хватить. Поэтому Москва будет поставлена перед необходимостью или начать немедленную эвакуацию (неизвестно, получится она или нет, в любом случае Россия будет рассматривать ее как поражение) или перебросить еще войск. Кстати, очень похожие сценарии отрабатывались сейчас на маневрах «Центр-2015».
Те, кто посылал американские символические контингенты во Вьетнам в 62-м году, уж точно не могли предполагать, что это все повернется такой кровавой мясорубкой, как это произошло буквально через пять-шесть лет.
Как вы оцениваете риск террористической угрозы в самой России в связи с началом операции в Сирии?
Он, конечно, есть. Понятно, что у террористов, если Россия бьет их с воздуха, появится сильное желание нанести ответный удар. Бороться с этим можно только имея мощную агентуру внутри этих террористических организаций. Я думаю, что попытка каких-то терактов в России и станет каким-то моментом истины: есть у России агентура там или нет.
Ксения Гулиа
Источник: ru.rfi.fr
