Владимир Путин говорит, что он не царь, но ведет себя все более по-царски. Так почему бы не позволить ему пойти по пути последнего из русских царей и взвалить на себя непосильную военную ношу?
Хотя есть риск, что вялый или нерешительный ответ Запада на новое наступление Путина в Сирии придаст сил сторонникам жесткой линии в его окружении, возможно, лучшее, что могут сейчас сделать Вашингтон и НАТО, — это позволить Путину ввязаться в бой. У российского лидера есть имперские амбиции, но нет экономики, способной поддержать их, особенно сейчас, когда десятилетие высоких нефтяных цен уже позади. Россия не производит никаких конкурентоспособных на мировом рынке товаров, кроме оружия и водки. Рубль сейчас стоит примерно втрое меньше, чем перед финансовым кризисом 2008 года, а политическая изоляция российской экономике тоже не помогает. Даже Китай и Индия — две страны, которые во внешней политике традиционно занимают ту же сторону, что и Россия, и чья экономика находится в куда лучшем состоянии, — вряд ли готовы всерьез поддержать действия Путина в Сирии, если это создаст риск для их отношений с США и Евросоюзом.
Тем временем россияне уже дорого платят за аннексию Крыма: территориальные захваты в духе XIX века могут быть стимулом для национализма, но не для экономики. Может снова взорваться Северный Кавказ, где относительный мир в Чечне обеспечивается лишь крупными денежными суммами, получаемыми Грозным из Кремля, и личной верностью Рамзана Кадырова Путину. Но, как убедительно показал Лев Толстой в «Хаджи-Мурате», такая верность может измениться в любой момент.
В такой политической и экономической обстановке только сумасшедший на месте Путина захотел бы втянуть свою страну еще в одну дорогостоящую войну. В России до сих пор даже не построены дороги; почти через четверть века после распада Советского Союза все еще нет хорошего скоростного шоссе между двумя крупнейшими городами России — Москвой и Санкт-Петербургом.
Поэтому, возможно, мудро было бы поприветствовать воинственные намерения Путина. Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху уже взял на себя эту инициативу, посетив Москву с визитом 21 сентября. Два лидера обсудили, какие последствия российская помощь Асаду повлечет для Израиля.
У Путина, разумеется, иной взгляд на сирийский конфликт. Посылая танки и военное оборудование в Сирию и откровенно заявляя о поддержке Башара Асада, он стремится уйти от украинской проблемы. Он хочет снова быть допущенным в круг основных мировых лидеров, которые сами приближаются к пониманию того, что просто требовать отстранения Асада от власти — политика неэффективная и не самая умная в сложившихся обстоятельствах. Нет ничего удивительного в том, что Путин в своей речи в ООН почти не упоминал Украину, зато обвинял США и НАТО в создании хаоса на Ближнем Востоке и даже провел прямую параллель между советскими попытками экспорта социализма и попытками Запада экспортировать демократию.
Россия не видела такой гигантской концентрации власти в одних руках со времен Романовых. Нынешний кремлевский стиль принятия решений, автократический и скрытный, напоминает даже не старые добрые советские времена, а византийскую или древнеримскую политику. В интервью программе CBS «60 минут» Путин сказал ведущему Чарли Роузу, что он не царь, но в действительности даже в СССР ключевые внешнеполитические решения принимались не так быстро и более коллегиально. Потребовалось больше года и множество жарких дискуссий, чтобы брежневское Политбюро решилось на ввод 40-й армии в Афганистан; это был последний раз, когда советский режим взял на себя задачу, требовавшую чрезмерного напряжения всех его сил. А Владимир Путин принял решение о судьбе Крыма за несколько дней или, может быть, даже часов.
Похоже, Путин определился со своей новой ближневосточной стратегией так же быстро. Официально президент России заявляет, что его цель — построить новую коалицию против «Исламского государства»; как он отметил в своей речи в ООН, террористическая организация представляет серьезную угрозу и для России, поскольку суннитские сообщества в Центральной Азии и на Кавказе — благодатная среда для вербовки террористов. Путин утверждает, что более 2000 граждан России и постсоветских стран уже воюют на стороне «Исламского государства». Недавние разрушения и казни в сирийской Пальмире, вероятно, тоже сыграли свою роль: Санкт-Петербург, родной город Путина, в поэзии, литературе и искусстве со времен Екатерины II называют Северной Пальмирой.
Однако на большой шахматной доске евразийской геополитики причины, по которым Путин решил включиться в военные действия в Сирии, куда глубже, чем «ИГ» и Пальмира. По-макиавеллиевски сложная политика Путина преследует много целей, как внутренних, так и внешнеполитических. В философском смысле Путин и его приближенные опираются на идеологию русской исключительности и мессианства, отдавая предпочтение автократической форме правления. Президент России любит цитировать самых консервативных русских религиозных философов. Его любимый мыслитель Иван Ильин (1884–1953) восхвалял Гитлера и Франко. Философ Константин Леонтьев (1831–1891), которого Путин часто цитирует, был монархистом и противопоставлял российскую цивилизацию западной. Российские публичные лица любят обсуждать геополитику в духе Хэлфорда Маккиндера и Николаса Спикмена, чьи теории отводили России и ее бывшим имперским провинциям особенную, если не решающую роль в истории. Все более значительная роль США, Евросоюза и НАТО на Ближнем Востоке в российских СМИ изображается как прямая угроза суверенитету России, то есть некий «санитарный кордон», выстраиваемый вокруг ее границ.
И теперь, осуждая провал Запада на Ближнем Востоке, Путин распространяет свое внутриполитическое кредо на внешнеполитическую доктрину — откровенно поддерживает диктаторов и автократов как единственный ответ исламскому терроризму. Как он уже делал раньше, Путин в интервью «60 минутам» сослался на Ливию и убийство Муаммара Каддафи как на поворотный момент, за которым последовал только хаос.
Что мы не можем сделать ни при каких обстоятельствах — это забыть об Украине, странах Балтии, Кавказе и других регионах Евразии, которые при некоторых обстоятельствах могут стать объектами российской агрессии.
В своем стремлении к расширению сферы влияния Путин всего лишь продолжает очень старую традицию многих российских лидеров, за исключением Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Со времен правления Ивана IV в XVI веке неотъемлемым элементом российской политической идентичности было расширение империи на огромные территории Евразии, включая Центральную Азию, Кавказ и Восточную Европу. Историки все еще спорят об этой важнейшей черте российской политической культуры: что это — национальный характер, география, наследство Византии и Чингисхана или российское религиозное мессианство? Сирия на первый взгляд может показаться незначительной для российских традиционных сфер влияния, но нестабильность на Ближнем Востоке представляет серьезную угрозу для регионов, которые Россия рассматривает как буферные зоны, — Кавказа и Центральной Азии. В этих регионах растет поддержка джихадизма. При очевидном отказе США от лидерства на Ближнем Востоке при администрации Обамы и в контексте коллапса российской экономики Путин может попытаться утвердить присутствие России в богатых нефтью землях Средиземноморского бассейна.
Перенапрягая свои силы, Россия, вполне вероятно, окажется перед лицом катастрофических политических последствий. Это же произошло с Российской империей в начале ХХ века, когда Россия простиралась от Тихого океана до Польши и от Арктики до Центральной Азии. В 1904 году Николай II спровоцировал российско-японскую войну, которая стала для России катастрофой. В 1914–1917 годах тот же царь не обратил внимания на разрушающуюся российскую экономику и усиление революционных движений. Эта политическая слепота в итоге привела к большевистскому перевороту в октябре 1917 года. Подобным образом в декабре 1979 года брежневское политбюро, игнорируя деморализацию и тяжелое экономическое положение Советского Союза и стран Варшавского пакта, начало военную кампанию, которая погубила СССР. Нынешнее российское присутствие в Сирии может показаться незначительным по сравнению с упомянутыми историческими событиями. Однако расположенная на полпути между Иерусалимом и Дамаском Латакия может оказаться лишь отправной точкой для дальнейшего продвижения российских войск и оружия на Ближний Восток. Когда российские солдаты будут возвращаться домой мертвыми, а то и обезглавленными, Путину будет значительно труднее оправдать эту войну. Сирийская кампания Путина может стать началом конца его автократического режима.
Петр Ельцов
