После окончания Холодной войны успело смениться одно поколение, и вот российские истребители опять пробуют на прочность натовскую воздушную оборону на границах Норвегии и Португалии. Россия нарушила территориальную целостность одной из соседних стран, аннексировав часть ее территории. Безумие в духе маккартизма охватило российскую элиту, а следователи нацелились на воображаемую «пятую колонну национал-предателей».
Горячность, с какой Россия повернулась спиной к Западу, шокировала наблюдателей и породила множество противоречащих друг другу объяснений. Марвин Калб, ветеран международной журналистики, считает, что ключ к нынешнему кризису — в истории региона, в сложном переплетении судеб стран, которые сейчас называются Россией и Украиной. В своей книге «Имперская игра» он дает обзор важных событий и персоналий прошедших 12 веков — от монгольского нашествия до проевропейских протестов в Киеве, от фальшивых фасадов деревни, построенных Григорием Потемкиным, до эрзац-демократии Владимира Путина.
В этой части мира, как напоминает нам Калб, территории, культуры и языки с течением времени сливались друг с другом; можно было пересечь границы империй, не покидая дома. К примеру, Крым перед тем, как стать частью независимой Украины в 1991 году, переходил от Византии к монголам, Османской империи, России и СССР. Это переплетенное прошлое, по мнению Калба, сделало захват части украинской территории Путиным в 2014 году если не неизбежным или заслуживающим оправдания, то по меньшей мере объяснимым: «От истории убежать невозможно».
Конечно, прежние тесные связи не мешают разделению, что может подтвердить любой адвокат, занимающийся разводами. И две страны, которые к тому моменту были «в разводе» уже 23 года, успели даже подписать договор о дружбе в 1997 году. Если бы Путин считал это состояние неприемлемым, у него было много возможностей действовать и более надежные пути интеграции — дипломатическим путем или через скрытое влияние. Почему он сделал то, что сделал, объединив большинство украинцев против себя и ускорив движение Киева в сторону Запада, трудно вычислить, опираясь на отдаленное прошлое.
Выдающийся ученый Вальтер Лакер в своей книге «Путинизм» предлагает попытаться понять российского лидера с помощью истории идей. Чтобы объяснить текущую политику, нужно разобраться в странной смеси философов и полемистов, которых читают кремлевские чиновники.
Лакер в особенности выделяет двух авторов. Александр Дугин, в прошлом неонацист, а теперь профессор социологии, — новый пророк доктрины, известной как «евразийство». Постулат этой концепции, зародившейся среди антисоветских эмигрантов в 1920-х годах, — неразрешимый конфликт между Россией, центром «вечной империи степей», и «романо-германским» Западом.
У Дугина, ставшего частым гостем московских ток-шоу, определенно есть поклонники среди российской элиты. Но неизвестно, принадлежит ли к их числу Путин. Лагер не утверждает этого, указывая лишь, что идеи Дугина популярны среди авторов российской военной доктрины. Возможно, Дугин стал слишком радикален для Кремля. В июне 2014 года он был уволен из университета после того, как разместил в интернете видеоролик, призывающий русских в Украине «убивать, убивать и убивать!» Путина он обвинил в «патологической нерешительности».
О втором философе, Иване Ильине, известно, что он любимый автор Путина. Президент цитировал его работы, советовал региональным руководителям читать его книги, даже организовал его перезахоронение в московском монастыре. Ильина, ставшего беженцем после революции 1917 года, в равной степени ужасали и тоталитаризм большевиков, и «механистическая, количественная, формальная» демократия Запада.
Путин, несомненно, восхищается трудами Ильина, но не вполне понятно, что именно в его сочинениях так восхищает президента. Идеалы Ильина эклектичны, включают в себя как автократическую монархию, так и личную свободу. Возможно, резонанс вызвали предупреждения философа о германском проекте расчленения России (непосредственно после Гитлера эта точка зрения выглядела менее странно, чем теперь). Но такие предупреждения — это не то, что Путин цитирует в своих речах. В обращении к парламенту в прошедшем декабре он вспомнил его страстное требование «свободы для русских людей, свободы для всех нас: свободы веры, искания правды, творчества, труда и собственности».
Лакер прав, отмечая авторитарный тон нынешнего политического дискурса. Председатель Конституционного суда сожалеет об отмене крепостного права. Глава Центризбиркома мечтательно говорит о монархии. Прокремлевская газета публикует колонку, восхваляющую «хорошего» раннего Гитлера. Тем временем Госдума запрещает усыновление российских сирот американцами, гомосексуальную пропаганду и синтетические кружевные трусы. Это похоже на пародию, но никто не смеется.
С видом знатока Лакер погружается во тьму и выуживает свидетельства мрачных тенденций: западофобию, веру в невозможное, мессианство. Но в какой мере следует принимать всерьез эту философскую позу, если, как отмечает сам Лакер, россияне в большинстве своем «не мотивированы идеологией, их психология и амбиции в основном те же, что и в обществе потребления»?
Проблема с историей — как народов, так и идей — в том, что ее уроки неоднозначны. Оппозиционный лидер Владимир Рыжков, историк по образованию, недавно рассказал мне о своей беседе с Путиным в конце 2013 года. «Прошлое России показывает, — сказал Рыжков президенту, — что, когда слишком закручивают гайки, это ведет к революции». Но оказалось, что у Путина другой взгляд. Он возразил: «С моей точки зрения, российская история показывает кое-что еще: если дать слишком много свободы, это ведет к хаосу и нестабильности».
Знание прошлого проливает свет на текущие события. Но само по себе оно не в состоянии объяснить, почему они происходят. К примеру, по мнению Калба, история со времен монгольского ига до завоеваний Екатерины Великой подготовила сцену для Путина. Но история подготавливает много разных сцен, и лишь позже мы обнаруживаем, на какие из них следовало смотреть.
Помимо истории наций и идей, объяснения могут содержаться и в истории отдельных лидеров. Книга Стивена Ли Майерса «Новый царь» — не просто первая биография Путина, но и лучшая на сегодняшний день. Рассудительная и обстоятельная, она отчасти сбрасывает покровы секретности с одного из самых скрытных лидеров мира. Что особенно поражает, учитывая атмосферу железной стабильности, культивируемую Путиным, — это то, как он менялся с годами. Майерс поместил в своей книге знаменитую фотографию Ельцина, покидающего Кремль в декабре 1999 года. Путин стоит позади него, такой бледный, как будто у него пищевое отравление. Трудно представить себе, что этот нервный новичок через несколько лет на официальных кремлевских фотографиях будет с голым торсом скакать на коне через степи.
Даже взяв под контроль телевидение и олигархов, он удивлял советников своим экономическим либерализмом — урезал налоговые ставки, выплачивал долги, сберегал доходы от торговли нефтью. Майерс считает Путина в первые годы его президентства искренним сторонником сближения с Западом. Именно Путин первым выразил соболезнования президенту Бушу после терактов 9 сентября 2001 года, закрыл военные базы на Кубе и во Вьетнаме и заставил своего министра обороны согласиться с созданием американских военных баз в Центральной Азии — впервые со времен Второй мировой войны американские войска оказались на территории бывшего СССР.
Он даже в примирительном тоне высказывался о НАТО. «Мы не рассматриваем НАТО как враждебную организацию и не видим трагедии в ее существовании», — заявил он в 2001 году и предложил принять в нее Россию. Позже он, несмотря на протесты коммунистов, разрешил пролеты авиации НАТО в Афганистан через воздушное пространство России.
Похоже, Путин считал, что у него были какие-то особые отношения с Бушем-младшим. «Боже, это прекрасно!» — воскликнул он, когда американский президент показывал ему Овальный кабинет. Этого было достаточно, чтобы почувствовать себя жертвой предательства, когда Буш вышел из договора по противоракетной обороне и начал глобальный крестовый поход, чтобы насаждать демократию силой. После этого начались годы гнева. Майерс показывает, как Путин, старея, становился все более резким и жестоким, проходя через пластическую хирургию, развод и с каждым разом все более сомнительные выборы. Его круг общения сужался, из него были изгнаны те, кто мыслил независимо; на их место пришли спортсмены, пережившие свои лучшие времена западные знаменитости, Сильвио Берлускони и старые друзья из Петербурга и из КГБ, которые с каждым годом становились все богаче.
В русском языке есть точное слово — «забронзоветь». Учитель Путина, либеральный петербургский мэр Анатолий Собчак заклинал его: «Володя, только не бронзовей». Но с Путиным именно это и произошло. «У него хорошее чувство юмора, — сказала вдова Собчака в интервью, стараясь найти хоть какую-то приятную характеристику. — Раньше было, во всяком случае».
Майерс сделал историю тайного вторжения в Крым кульминацией своей книги. Он убежден, что это было спонтанное решение. «Путин не планировал втянуть свою страну в войну, — пишет он, — и не готовился к войне». Отбросив осторожность, он начал принимать решения единолично и без подготовки.
В книге Майерса недостает одной важной детали. Путин, очевидно, не возражал против договоренностей, достигнутых поздней ночью при посредничестве Евросоюза, когда президент Украины Виктор Янукович пообещал досрочно уйти в отставку. Янукович, союзник Путина, сопротивлялся требованиям участников проевропейских протестных акций, добивавшееся его отставки. Как утверждает присутствовавший на переговорах бывший министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский, именно звонок от Путина заставил Януковича согласиться. Когда лидеры украинской оппозиции и поддерживавшие их представители Евросоюза не смогли обеспечить выполнение этого соглашения и вместо досрочных выборов случился хаотический коллапс режима и бегство Януковича в Россию, Путин почувствовал, будто его обманули.
Сила книги Майерса в том, что она показывает, как случайные события и перерождение личности Путина постепенно расчистили путь к украинскому кризису. Все опасные тенденции присутствовали с самого начала, но потребовалось много лет, чтобы разочарование и негодование привели к взрыву в феврале 2014 года.
Путин — не автомат КГБ, не воплощение русских исторических традиций и не невинная жертва западных провокаций и натовского высокомерия, а скорее человек со своими слабостями и недостатками, который сделал свой выбор в ключевой момент и тем самым изменил историю.
Дэниел Трейсман
Источник: openrussia.org
