Операция «антисанкции», причины которой как сторонники, так и противники российской власти ищут в эмоционально-идеологической сфере, удачно оказала значительную поддержку дружественным власти бизнесменам, лояльным странам, наконец — силовым структурам: то есть всем существенным партнерам власти.
Реакция на решение об уничтожении контрабандных продуктов питания, принятое на самом верху, стала кульминацией «эмоционального подхода» к анализу действий российской власти. «Путин из ненависти к Западу уничтожает еду»; «Очистительный огонь, разжигаемый властью в России»; «Россия наказывает европейских фермеров» — это только самые спокойные заголовки. Такой взгляд хорошо подготовлен самой российской властью: еще в момент введения «антисанкций» год назад официальная версия объясняла это, на первый взгляд странное, действие «симметричным ответом на санкции», то есть чисто эмоциональными причинами.
Вместе с тем достаточно вспомнить, какое образование получило большинство высших чиновников в России, чтобы усомниться в определяющей роли эмоций в действиях подобного рода. Чтобы понять смысл операции по ограничению поставок продовольствия в страну, закупающую 43% еды за рубежом, в которой на продукты питания уходит 30% расходов домохозяйств (в Европе больше только у Македонии, Белоруссии и Украины), а у 32% граждан не хватает средств на еду и одежду, надо отвлечься от эмоций.
Заместители по продуктвым вопросам
Российский рынок продовольствия в высокой степени зависим от импорта — и не только в силу недостаточного внутреннего производства одних продуктов питания и невозможности (климатической или технологической) производства других. Российский агрокомплекс крайне неэффективен — урожайности низки (в части плодовых культур — в 1,5-3 раза ниже зарубежных конкурентов, в части зерновых — в 1,2-1,5 раза), потери транспортировки и хранения высоки. Производственная цепочка сильно зависит от импорта — оборудование для производства, переработки и хранения, тара и упаковка, удобрения и консерванты, семена, мальки, молодняк закупаются за рубежом.
С другой стороны, рынок продовольствия — это по большей части рынок «биржевого товара», то есть товара однородного, различающегося только легко определяемым качеством. В отличие от рынка оборудования (или одежды, например), на рынке продовольствия поставщики в большой степени обезличены, и смена источника поставки сравнительно безболезненна. Тем более что товары из санкционного списка составили около 10% от импорта продовольствия — величина меньшая, чем естественные колебания товарного потока.
Именно поэтому логика «выборочного запрета» выглядит совершенно непродуктивной: более или менее очевидно, что на смену запрещенному поставщику на таком рынке сразу приходит альтернативный поставщик (а запрещенный занимает его старый рынок — никто не может так быстро нарастить мощности, чтобы и заменить «санкционного» поставщика, и сохранить своих старых покупателей, да и не будет — иначе возникнет перепроизводство). Этого мало — параллельно с альтернативным поставщиком приходит посредник, который закупает товар у «санкционного» поставщика и продает под видом своего. И то и другое сопровождается ростом издержек для покупателя (посредник, естественно, пользуется возможностью не только окупить перегрузку и перепаковку, но и подзаработать) и не наносит ущерба «санкционному» поставщику.
Ровно такую картину мы наблюдаем сегодня: после не слишком большой просадки в конце 2014 года Норвегия на 15% увеличила продажи лосося с момента запрета на его ввоз в Россию; Польша — на 5% увеличила продажи яблок. Легкое падение цен на продукты питания в ЕС было позитивно воспринято гражданами, а рост продаж компенсировал небольшие потери от падения цен производителям. Более того, у санкций нашлись и страны-бенефициары: Фарерские острова, которые в 2013 году добыли в общей сложности всего 62 тыс. тонн лосося, за последние четыре месяца 2014 года поставили в Россию 10 тыс. тонн, или почти 50% добычи (большая ее часть, очевидно, все же приходит из Норвегии, просто пакуется под другим флагом); Сербия многократно, а Белоруссия — в 2,5 раза нарастили поставки яблок в Россию (говорят, перегрузка с польского грузовика на сербский или белорусский перед границей России стоит 100 евро); Белоруссия же за полгода на 30% увеличила валовые поставки продовольствия в Россию, став производителем не только тех сыров, которые раньше никогда не продавались под местными брендами, но даже креветки и морской форели; неудивительно, что сегодня Белоруссия и Польша (видимо, соседи помогают друг другу) стали крупнейшими покупателями форели у Норвегии; Турция теперь поставляет в Россию средиземноморскую рыбу, то ли поменявшись рынками с Грецией, то ли просто перекупая греческую.
Ваша заливная рыба
Наказать никого не получилось — и не получилось бы, если не считать, конечно, своих граждан: цены на продовольствие выросли, вклад санкций в этот рост даже проправительственные эксперты оценивают не менее чем в 20% годовых (и это при том, что официальная инфляция в 2015 году пока оценивается менее чем в 13%). Лосось, который Норвегия продавала нам два года назад по 6,5 евро за кг, сегодня приходит в Россию по цене вплоть до 10 евро — притом что курс евро вырос в 2 раза. Такой эффект невозможно объяснить только переключением дорогого спроса на отечественные продукты — существенную роль сыграло поведение производителей.
У антисанкций есть очевидные бенефициары — это привилегированные импортеры и внутренние производители. Ходят слухи, что некоторые импортеры были предупреждены заранее, в то время как остальные понесли серьезные потери из-за срыва поставок (товар с момента объявления санкций просто разворачивали на границе, никакого переходного периода не было). Далеко не все импортеры смогли быстро наладить новые каналы поставок, да и не для всех поставщиков таможня готова благосклонно прикрывать глаза на игру со страной-производителем. Объемы поставок упали, поставки стали квазимонопольными, и это позволило цене свободно идти вверх. При этом не только выросла себестоимость, но в поставочную цепочку включились дополнительные звенья, на которых стала осаждаться существенная доля стоимости товара.
Прозрачнее всего ситуация обстоит с красной рыбой. Косвенные данные и сравнения говорят в пользу того, что в результате переключения на «фарерского лосося» около 1 евро прибавки в цене ушло на оплату собственно посредника, а 2,5 евро с каждого килограмма, возможно, растворились в офшорах. Кому принадлежат эти офшоры и имеют ли они отношение к крупнейшим поставщикам рыбы в Россию — мы не знаем и вряд ли узнаем.
Зато мы знаем, что рост цен в России привел к резкому сокращению спроса: в первом полугодии 2015 года, при практически неизменном объеме внутреннего производства, импорт рыбы упал на 41%, нивелировав рост цен с точки зрения совокупной стоимости. Выигравших — две группы: первая — импортеры-дистрибьюторы, которые пользуются возможностью провозить в Россию тот же лосось по существенно более высокой цене; вторая — российские производители лосося.
Серьезных импортеров и производителей лосося в России всего два: «Русское море» и «Русский лосось — Балтийский берег». Они занимают практически 100% пригодных для разведения лосося участков в России. «Русское море» — крупнейшая компания России по вылову, производству и дистрибуции рыбы; она принадлежит сыну близкого соратника Сергея Шойгу, Максиму Воробьеву, и зятю Геннадия Тимченко. «Балтийский берег» принадлежит двум очень успешным бизнесменам из Санкт-Петербурга. Отношение к этим компаниям у власти более чем заботливое — в ряду льгот и стимулов даже произведено обнуление импортной пошлины на оборудование для выращивания рыбы (хотя, казалось бы, в такой слаборазвитой области российской экономики, как производство технологического оборудования, развитие собственного производства особенно важно).
Уже в 2014 году «Русское море» успело почувствовать позитивный эффект от изменения ситуации. Убыток в 432 млн рублей за первые 6 месяцев года (санкции введены в августе) превратился в 188 млн рублей прибыли. Но одних санкций и искусственного роста цены мало для того, чтобы поддержать своего, уже почти монопольного, производителя и импортера. Чтобы еще ограничить рынок и поднять цены, Россия с 2016 года запретит японским рыбакам ловлю лосося в 200-километровой экономической зоне России. Надо ли добавлять, что «Русское море» владеет большим флотом на Дальнем Востоке и теоретически может вылавливать лосось и поставлять на внутренний рынок — или, что не менее выгодно, перегружать его на японские суда в нейтральных водах за скромное вознаграждение.
Похожая ситуация сложилась в области поставок мяса, только там бенефициаром № 1 является группа «Мираторг» братьев Линников (которая пользуется существенными льготами и привилегиями при финансировании или поддержке местных администраций).
Количество и качество
Похоже, что реальной целью антисанкций было оказание существенной помощи отдельным производителям и импортерам — за счет граждан России. Вместо выделения дотаций или предоставления льготных кредитов, просто за счет роста цен, с потребителей начали собирать своего рода налог, позволивший определенным производителям кардинально увеличить свою маржу.
Это частично согласуется с более поздними рассуждениями власти о том, что антисанкции «защищают российский рынок и способствуют импортозамещению». Однако реакция получивших такой подарок производителей точно соответствовала описаниям из учебников: объем производства продуктов стандартного качества упал либо естественно наблюдавшийся до санкций его рост затормозился (зачем наращивать производство, если маржа растет при росте цены, а потребление падает?). Согласно бюллетеню Аналитического центра при Правительстве РФ (который сложно заподозрить в нелояльности), в 2014-15 годах производство крупного рогатого скота на убой выросло всего на 1,3%, а общее поголовье — на 3% сократилось; производство мяса птицы выросло на 11%, в то время как год назад его рост составлял 13%, — в птицеводстве заканчивается многолетний процесс замещения импорта, никак не связанный ни с действиями правительства, ни с санкциями; производство молока стагнирует, притом что импорт упал на 30%.
В областях, где качество (а значит — себестоимость) может широко варьироваться, рост цены был встречен как сигнал к снижению качества. Например, в области сыроварения началась массовая фальсификация ингредиентов, замена животных жиров растительными — объемы фальсификата, по разным данным, увеличились с устойчивых 10% в 2010-13 годах до 20-40%. Формальная отчетность говорит о росте за январь-апрель 2015 года производства сыров на 16% при падении на 80% импорта. И это при стагнации производства и падении импорта молока — основного сырья для производства сыра. Фальсификат и контрабанда не только сформировали весь официальный прирост, но и составили существенно больше этих 16%. Эмбарго на ввоз рыбы из ЕС «совпало» с резким (на 30%) падением отечественного производства охлажденной и свежей рыбы (реальная реакция «Русского моря» на защиту отечественного производителя) и компенсационным ростом производства рыбы мороженой.
Вот и все итоги «антисанкций». Даже упомянутый Аналитический центр констатирует, что слабый рост производства отдельных видов продуктов питания обусловлен сделанными ранее инвестициями и является продолжением старых трендов. Импорт продовольствия в целом упал на 40-45%, а прочий импорт (в силу падения цен на нефть) — на 38-40%, разница не велика. При этом рост ставок процента и общее падение спроса оказывают на производство продуктов питания в России сильное депрессивное действие, идет масштабное падение инвестиций в отрасль.
Помощь своим
Тем временем в страну продолжили поступать потоки «запрещенной» еды. Сегодня на рынках открыто продаются европейские сыры, в Москве можно без труда купить испанский хамон, интернет-магазины предлагают широкий перечень запрещенных продуктов. В некоторых случаях контрабанда создает смешные коллизии в отчетности. Так, по официальной версии, при падении поголовья молочного скота удельные надои выросли аж на 7%, так что совокупное производство молока не изменилось. Вряд ли российские коровы настолько патриотичны — скорее, мы имеем дело с довольно точной оценкой доли контрабанды.
Сложно было ожидать от российской таможни, что поставки по модифицированным документам или просто под видом других товаров будут разом прекращены. И эмоциональная на первый взгляд реакция российских первых лиц на такую проницаемость границы не выглядит нелогичной. Можно понять формальную позицию таможенников и российских властей: что еще делать в случае обнаружения запрещенных продуктов? Для передачи их в виде благотворительной помощи или даже продажи через специальные сети нужна логистическая цепочка, которой ФТС не обладает; издержки на учет, хранение и защиту от фактического возврата товара в обычную торговую систему не предусмотрены бюджетом и должны быть чувствительными. Сжечь дешевле, да и спокойнее — все еще помнят скандалы с изъятыми партиями якобы контрабандной электроники, которые регулярно оказывались на радиорынках уже без ведома прежних владельцев.
Однако есть и неформальный взгляд на вещи. Действительно, многочисленные истории с присвоением реквизированных партий товара и их реализацией, которые приводили к уголовным делам против сотрудников силовых структур, не могли не навести на мысль о том, что неуничтоженный товар представляет опасность. Уничтоженный же, даже если он впоследствии будет реализован на рынках и в магазинах, не может подвести своего бенефициара под уголовное преследование. В отличие от, например, мобильных телефонов с индивидуальными кодами, невозможно проследить происхождение сыра и определить, что вот этот конкретный кусок, продающийся на открытом рынке, числится успешно сожженным неделю назад. В этом смысле очистительный огонь действительно очищает фрукты, мясо, сыры и рыбу — превращая товар, запрещенный к ввозу или как минимум подлежащий обложению пошлинами, в товар, ввозимый беспошлинно и без учета.
Прорисовывается даже схема, начинающаяся с использования компании-однодневки, без всякого стеснения ввозящей в Россию запрещенную еду, продолжающаяся реквизицией этой еды и оформлением акта о уничтожении (и, возможно, показательным уничтожением небольшой части) и заканчивающаяся поставкой в магазины и на рынки. Мы не можем утверждать, что эта схема реализуется на практике, но она придавала бы глубокий смысл распоряжению о уничтожении контрабандной еды, добавляя к числу бенефициаров антисанкций не только избранных бизнесменов, но и силовые органы. В этом свете по-другому выглядит и начинающийся раздел Федеральной таможенной службы более сильными силовыми структурами — ФСБ и МВД хотят быть поближе к таможне в условиях санкций.
Древняя китайская мудрость гласит: «Покажи союзникам гнев, и они поддержат тебя; убеди врагов, что твои действия продиктованы гневом, и они будут тебя недооценивать. Так ты используешь союзников, победишь врагов и достигнешь своих целей».
Очевидно, что операция «антисанкции», причины которой равно сторонники и противники политики нынешней российской власти искали и ищут в эмоционально-идеологической сфере, слишком уж удачно для простой случайности оказала существенную поддержку дружественным власти бизнесменам, лояльным странам-сателлитам, наконец — силовым структурам: то есть всем существенным сторонникам и партнерам власти.
И вот что точно преподавалось в Высшей школе КГБ — так это политэкономия. Учебник политэкономии 1954 года гласит: «Основной экономический закон последней стадии капитализма заключается в обеспечении максимальной прибыли путем… разорения и обнищания большинства населения… наконец, путем милитаризации народного хозяйства».
Ну что ж, по крайней мере, в России уверенно строится капитализм в последней стадии — правда, в интерпретации советского учебника политэкономии, составленного во времена Сталина. С этой точки зрения «антисанкции» более чем логичны, и эмоции тут ни при чем.
Андрей Мовчак
Источник: carnegie.ru
