Путин повторил в ускоренном режиме все ошибки Андропова, превратил Россию в страну-изгоя и всех нас в изгоев. Что будет теперь с нами?
Начну издалека. Десятки (если не сотни) книг о Второй Мировой войне зачастую очень любопытны, содержат массу сведений об ошибках Сталина и Гитлера и обстоятельствах начала войны. Но чаще всего в них нет простого понимания — мировая война была неизбежна. Сталин мог напасть первым, японцы могли двинуться Квантунской армией на Дальний Восток и в Сибирь, Соединенные Штаты и даже Великобритания, весьма вероятно, стали бы помогать Германии обороняться от захвативших половину Европы коммунистических выродков (расстрел в Катыни и Осташкове сразу же стали бы известны, а музеи появились бы в лагерях уничтожения на Колыме, Воркуте, в Тайшете, а не в Майданеке, Освенциме и Дахау).
Советский Союз в результате нападения и первоначального успеха в войне скорее всего потерпел бы поражение, а в Пскове судили бы Молотова, Жукова, Берию и Ворошилова без отравившегося Сталина. Но все это досужие размышления. Существенно другое — сами структуры Германии, Советского Союза, Японии, направленные на глобальную победную войну, делали ее начало, различное в разных вариантах, зависящее от личных свойств отдельных лидеров и принимаемых ими конкретных решений, неизбежным в любом случае и даже почти наверняка в одно и тоже время.
То же самое опять происходило в 1979-1980 году в Советском Союзе. Можно сколь угодно долго писать уже о теперь признанной, наконец, ошибке Андропова, Устинова и Громыко, о ненадежности Бабрака Кармаля и пьяных сотрудниках КГБ, посылавших перед войной в СССР ложную информацию из Афганистана. Все это на самом деле имеет вторичное значение. Большая война для СССР в это время была неизбежна, потому что вся логика агрессивных устремлений советского генштаба, КГБ, внешней и внутренней политики, безудержного роста советских вооружений, расширения диверсионно-террористических «Курсов усовершенствования офицерского состава» в Балашихе до «Альфы» в 1969 году, а потом и «Вымпела» (1500 человек) 31 декабря 1979 года (и это кроме училищ для палестинских, латиноамериканских, итальянских террористов) — все делало начало большой войны неизбежным. В Политбюро уже слишком слабы были позиции Суслова, Брежнева, хоть что-то унаследовавших от авантюристичного, но миролюбивого Хрущева — чтобы в зародыше подавить Тараки и поддерживать дружественного СССР шаха Дауда (как подавлено было еще в 1968 году «Парижское восстание» и поддержан де Голль, как социалистам в 1973 году дали победить захвативших власть коммунистов Альваро Куньяла в Португалии). Андропов, Устинов и Громыко могли начать войну в Польше, на Ближнем Востоке или на Кипре, но какая-то (со своими случайностями, псевдоинформацией и аналитическими ошибками) большая война для Советского Союза уже была неизбежна и также неизбежно было его поражение.
СССР начал безнадежную войну не только с афганцами (советским войскам никогда не удавалось контролировать больше 17% территории страны), но и со всем до этого близким к СССР арабским миром (только Сирия осталась дружественной) — и уж, конечно, со всеми странами, боявшимися усиления агрессора, стремившимися к сохранению стабильности и мира на земном шаре. Андропов года через полтора понял, что Советскому Союзу этой войны не вынести и ранней осенью 1982 года начал судорожно метаться по странам «народной демократии» (далеко не все они, как сегодня Белорусия, поддержали СССР) в надежде найти посредника в переговорах. Он «проницательно» говорил, что в СССР скоро власть смениться (то есть Брежнев умрет) и новое руководство будет готово уйти из Афганистана, если это удастся сделать без потери лица и хоть кто-нибудь проявит инициативу для начала мирных переговоров. Но желающих разговаривать с Андроповым в мире не нашлось.
Сбитый еще через полтора года южнокорейский «Боинг» показал всему миру, что в Кремле сидят и в СССР правят одни выродки, изоляция Советского Союза в мире стала абсолютной . Естественно, никакое официальное вранье никого не убедило. Оно было точное такое же, как сегодня — заранее спланированная провокация, полная непричастность советских военных. А между тем южнокорейский «Боинг» был уничтожен со всеми его мирными пассажирами не по приказу из Кремля, а в результате все той же неумолимой логики событий: бесконечной милитаристской пропаганды в СМИ о том, что СССР — осажденная крепость и все вокруг — враги, советской военной доктрины, предусматривающей агрессию в подходящей ситуации, и самого характера воспитания советских офицеров — и тех, кто непосредственно сбивал «Боинг», и тех кто в штабе округа дал им на это «разрешение».
Андропов, даже умирая, был достаточно умен чтобы понимать, что противостоять всему миру Советский Союз не способен, что ни один из его лидеров уже не «рукопожатый» в мире и необходимо срочно менять имидж и всего Советского Союза и его руководства. К тому же, как и сегодня, что бы там не писал Гайдар, именно сбитый «Боинг» привел к практически полному отказу СССР в кредитах. Надо было объявлять страну банкротом или отдавать последние золото-валютные резервы на оплату долгов. Перестройку, которая сперва планировалась, как постепенная модернизация хозяйственного управления и тихое вытеснение офицерами КГБ партийных аппаратчиков из всех областей руководства страны, внезапно пришлось срочно радикализовать, используя «план Шелепина», и создавать Горбачеву репутацию «истинного демократа». Осуществлять это уже пришлось после смерти Андропова Чебрикову и Крючкову, но, конечно, по его плану. Последствия все знают.
Путин за несколько месяцев, даже не планируя заранее и не по особенно коварному замыслу, а просто по природе сформировавшегося в России правления генералами из КГБ, правления, основанного на советской ностальгии режима по потерянным территориям и возможности устраивать провокации во всем мире, совершил обе ошибки (преступления) Андропова: сперва захватил Крым и создал для Украины палестинский анклав в восточной части Украины, что само по себе было равносильно афганской войне, по тому отношению к России, которое начало формироваться в мире. А через три месяца стал прямым виновником гибели малайзийского «Боинга», не потому, конечно, что отдал об этом приказ, но потому, что и российские боевики, прошедшие две чеченские войны и привыкшие к полной безнаказанности, а теперь посланные на Донбасс, и местные головорезы — лучшие друзья российского руководства, не умеют действовать, не проливая реки крови.
Даже спрятав в Москве «ушедшего в отставку» Пушилина, со всем морем вранья, адресованного исключительно нам с вами, Путин уже ничего исправить не может — практически весь мир считает русских злодеями, злодеями, как народ, как страну, с которой ни у кого не может быть ничего общего. Был всего единственный случай, когда пассажирский самолет по приказу террористического правительства был сбит. В результате сперва Ливия и Муамар Каддафи сорок лет были в полной изоляции, но потом все же Кадаффи был убит и никто его не пожалел. Были еще израильский самолет, сбитый украинцами и иранский, сбитый американцами, но для всех было очевидно, что это случайные ошибки. Но мы — русские — сбили два пассажирских самолета и ни одной подобной страны в мире нет. И нам этого никогда не простят. Можно, конечно, вооружать Иран, но в конечном итоге это опаснее для России, чем для кого-нибудь другого, можно восстанавливать станцию слежения на Кубе, но все это крохи в сравнении с разрушившийся мощью Советского Союза.
Андропов в этой безнадежной ситуации выбрал перестройку и Горбачева, но в этом гигантском, и как он надеялся, спасительном проекте была основная вполне, казалось бы, подходящая идея: КПСС и старое советское руководство будут дискредитированы со всеми своими преступлениями и осторожно заменены снявшими погоны сотрудниками КГБ и их детьми, а страна станет более энергичной, управляемой, современной.
Но Путин поставил Россию и сам оказался в положении Андропова в ситуации, когда повторить замыслы предшественника по Лубянке уже невозможно. Не то чтобы нельзя было найти нового «великого русского демократа» типа Горбачева — желающие и почти подходящие типа Кудрина или Прохорова, конечно, найдутся. Нет главного — того нового «своего» аппарата, который бы смог не только сменить нынешний, но и оказаться более действенным. Андропову казалось, что у него в запасе есть КГБ, но последние годы правления Путина как раз и были временем кризиса проекта «идеалистов» Андропова, Чебрикова и Крючкова. Окончательно выяснилось, что офицеры КГБ умеют только то, чему их учили: убивать, провоцировать, воровать. Но управлять гигантской страной, хотя бы удержать (не то что улучшить) состояние экономики они не способны и довели Россию до величайшего унижения, зависимости буквально от всех, до бесплодной надежды «догнать Португалию», до вырождения населения и практической гибели когда-то великих науки и культуры.
Военную авантюру в Крыму и на Украине Путин затеял как раз тогда, когда надо было искать какой-то новый способ правления и удержания власти. СМИ с легкостью довели до лживости сталинских времен, брежневские годы российская интеллигенция начала вспоминать уже, как родное нам время, когда можно было выжить, и «Эхо Москвы» то и дело повторяет, что в искусстве «выживать» нам нет равных, а потому Европа, где привыкли нормально жить, пострадает от разрыва с Россией больше, чем мы.
Но все это иллюзии. У Путина в запасе нет ничего из того, что нам известно и мы хоть когда-то переживали. Почему нет «перестройки Горбачева» уже ясно, подлинной доброты и либерализма сумасбродного Хрущева нет в душевных качествах ни одного из уцелевших после путинской «зачистки» российских лидеров, главное — нет остатков сталинского страха и привычки к подчинению, которые сколько-то времени удерживали Генеральный штаб и ГРУ от свержения Никиты Сергеевича. Но нет у Путина (независимо от разговоров и передач российского телевидения) и надежд на восстановление режимов Сталина и Брежнева.
Сталину для создания «большого террора», даже после кровавой бойни 1917-22 года, понадобилось десять лет целеустремленной работы. От 1928 года с «шахтинским процессом», устроенным профессиональным уголовником (убил еще до революции половину родственников), начальником Ростовского НКВД Евдокимовым, и до московских процессов. Надо было систематически расстреливать не только аристократию, интеллигенцию, военных, крестьян, казаков, но и сотрудников ОГПУ и НКВД, чтобы они стали способны пытать, охранять, расстреливать, то есть поддерживать сталинский режим. Ничего подобного Путин десять лет не делал (жил, как и Андропов иллюзией, что он с сослуживцами на что-то способен). Сегодня, я полагаю, КГБ и МВД не способны к созданию подлинного террора в стране. Одной цензуры, уничтожения избирательной системы и общественной жизни, травли интернета для этого недостаточно.
Еще большая иллюзия царит в обществе (в особенности среди журналистов, немало сделавших для ее создания), что годы правления Брежнева, конечно, были нищими и скучными, но в общем-то стабильными и либеральными, а аресты диссидентов большого значения не имели — можно было прожить и без них. Аресты диссидентов, действительно, может быть, большого значения для состояния страны не имели, их действительно было — во всяком случае широко известных — немного и они в масштабах всей гигантской страны мало на что влияли. Но вот само-то время было тихим и стабильным только внешне, толко в официальной пропаганде, трубившей о «единстве партии и народа». На самом деле, либерал по мнению многих, Юрий Андропов создал за пятнадцать лет изощренную и очень жестокую систему подавления народного недовольства (именно оно вырвалось наружу во время перестройки и слегка спутало планы лубянских реформаторов). В четырех политических лагерях и одной тюрьме во времена Брежнева, действительно, было всего около тысячи человек. Но была как бы не такая жесткая статья 190′, по которой сажали тех же людей, но уже в уголовные лагеря по всей стране, и их было раз в десять больше. И можно было не давать ни главную политическую 70 статью УК, ни даже похожую 190′, а фабриковать любое уголовное дело: хищение государственной краски для написания антисоветских лозунгов на стене Петропаловской крепости. Всем известно, что Андропов «возродил» сокращенный до минимума Хрущевым КГБ. Увеличил в пять раз численность, восстановил и донельзя расширил агентуру, районные и городские отделения КГБ, первые отделы на предприятиях и в институтах. Забывают только, что все они активно работали по подавлению народного недовольства и вновь созданные изоляторы КГБ были заполнены до предела, что, впрочем, не мешало многочисленным следователям КГБ вести дела заключенных и в обычных тюрьмах. Около ста тысяч человек получали «предупреждения» о неизбежности уголовного наказания за продолжение антисоветской деятельности, а около миллиона «доверенных лиц» КГБ не столько даже были стукачами, сколько оставались на коротком поводке у оперативников Пятого (политического) или Третьего главного управления (внутренний надзор за промышленностью, сельским хозяйством), иногда даже получали поблажки за сотрудничество. А ведь был еще прямой террор, в своей стране запугивающий всех, — одно избиение до смерти на глазах у всего Дома литераторов замечательного прозаика (и колымчанина) Юрия Домбровского и попытка отравить Владимира Войновича чего стоят, а ведь известны еще десятки таких убийств. Да к тому же еще высылали недовольных заграницу.
И все же главным механизмом Андропова были психушки. Достаточно было высказать недовольство в райкоме или горкоме, в прокуратуре или на службе (например, не ходить на «ленинский субботник» или на выборы, или не брать социалистические обязательства к седьмому ноября), наконец, быть открыто верующим любого вероисповедания — и ты почти наверняка попадал в психиатрическую больницу, где над тобой издевались как хотели, вкалывали мучительный и запрещенный во всем мире сульфозин, а потом могли выписать, до того как ты превратился в овощ, но под надзор психиатрических диспансеров, куда ты должен был регулярно являться и точно знал, что муки в психушке в любой момент могут повториться. Одних таких «больных» в 1988-89 году сняли с психиатрического учета более 1 500 000 человек. То есть созданная Андроповым система разных видов террора включала в себя жестокое подавление недовольства многих миллионов советских людей.
Ничего этого у Путина нет. А эффект от пропаганды, как и во времена Брежнева, тут же прекращается, как только мясо люди видят только во сне, а не в магазине, а чтобы «достать» молоко, надо подставить бидон к репродуктору, откуда несутся клики о рекордных надоях и урожаях.
Все это вещи довольно простые и, может быть, малоизвестные широкой публике, но хорошо понимаемые в Кремле и на Лубянке. Путин судорожно мечется, по ночам, после того, как ему по телефону все объясняют европейские лидеры, дает самые послушные интервью, русский посол в ООН уже никого не обвиняет, а через три часа после того, как самолет сбит Путин, как совершенно точно заметил Илларионов, звонит президенту Обаме. Но для нас с вами в этих звонках, покорных обещаниях (но кто теперь Путину верит?) существенно не то, что он тем самым сознается в совершенном преступлении, а то что судорожно пытается вывернуться, еще надеется, что Россия и мы все не будем изгоями и банкротами.
Но все это уже слишком поздно. Изменить отношение к России в мире уже невозможно. Опыт Сталина и Андропова сегодня неприменим. И потому, что нас ожидает завтра, очень трудно себе представить. Так же как в конце НЭП’а трудно было ожидать, что впереди «большой террор», так же как после свержения Хрущева трудно было ожидать тайный террор и подавление личности миллионов недовольных советских людей, можно лишь предположить (но не хочется), что нас ожидает на этот раз. По своим моральным качествам Путин не лучше ни Сталина, ни Андропова. Сейчас он суетится и лихорадочно ищет выход, надеется, что Австралия его впустит на саммит G-20, но даже если это произойдет — долги ведь к новому году платить придется, кредитов у России, как в 1984 году у СССР, больше не будет, и на этот уйдут все накопленные в стране небольшие резервы. Здороваться во всем мире не будет с ним ни один из серьезных политиков, иначе их самих больше никто не изберет. Мы всё оцениваем нежелание европейских бизнесменов терпеть убытки от разрыва отношений с Россией, а надо бы — возмущение народов всего земного шара тем, что творит кремлевское руководство. Путин сделал не только Россию страну изгоем, но и всех нас изгоями во всем мире.
Но сам Путин власть не отдаст, в отличие от императора Николая Первого (по одной из легенд) от стыда с собой не покончит, деться ему, кроме Гаагского трибунала, некуда, а потому нас ожидает наверняка совсем не то, что мы уже пережили («выжили», как говорит Антон Орех), но вряд ли что-то хорошее.
Сергей Григорьянц
Источник: ehorussia.com
