О прошедшем во вторник финансово-экономическом совещании Владимира Путина с группой высших чиновников известно довольно мало.Официальный отчет обрывается на напутственном слове главы государства и ничего не сообщает о последующей дискуссии, которая наверняка изобиловала драматическими, а вероятно и скандальными моментами. Из позднейших реплик участников можно вывести, что ясных решений не было принято ни по одному вопросу.
Но кое-что можно извлечь даже из того немногого, что сообщили к сведению народа.
Среди семнадцати гостей, вызванных в Ново-Огарево (глава ЦБ, глава президентской администрации, министр финансов, вице-премьеры, премьер-министр) был и один представитель реальной, так сказать, экономики – президент “Роснефти” Игорь Сечин. Вероятно, он присутствовал в качестве влиятельной персоны, которую собирались попросить не накладывать вето на планы слегка увеличить обложение нефтегазовой индустрии, вроде как возникшие в последнее время. Именно так, по крайней мере, можно расшифровать высказывание Путина: “Прошу проработать вопрос направления в бюджет дополнительных доходов, получаемых нашими экспортерами в результате девальвации рубля. Конечно, действовать здесь нужно в высшей степени аккуратно, чтобы не ослабить экономику компаний-экспортеров…”
Поскольку основными нашими экспортерами остаются компании, торгующие энергоносителями, а самой главной из них руководит Сечин, то эти деликатные слова могли быть адресованы именно ему. Ничего не поделаешь. Времена требуют некоторых жертв даже от тех, кто совершенно к этому не привык.
Впрочем, в другой путинской фразе сквозит требование, чтобы жертвы – по крайней мере, со стороны начальственного сословия – не оказались слишком уж тяжкими: “Планируемый дефицит бюджета на будущий год не должен превышать трех процентов ВВП”.
Чтобы понять глубинный смысл этого предписания, надо вернуться на три месяца назад. В конце июня в правительстве уже обновляли бюджетный план на 2016 год, пустив под нож часть расходов, направлявшихся ранее на индексацию пенсий, на инфраструктуру и даже на силовиков. Собеседования проходили, как сообщалось осведомленными людьми, “в атмосфере спокойной обреченности”, а автор главных бюджетных новаций, министр финансов Антон Силуанов, заверил тогда, что “мы каждый год будем снижать дефицит бюджета, постепенно будем снижать, и он составит в следующем году 2,4% ВВП…” (т.е. 1,9 трлн руб. при федеральных доходах 14 трлн руб., расходах 15,9 трлн руб. и ожидаемой величине ВВП в 2016-м 82,7 трлн руб.)
Нынешнее совещание потому и собралось, что июньские мечтания явно устарели, и ожидаемые в 2016-м госдоходы сейчас оцениваются примерно в 13 трлн руб., т.е. на триллион меньше.
Министерство финансов и поддерживающие его круги технократов, сохраняя фирменное свое хладнокровие, подготовили план новых урезок государственных трат. Точнее, два плана. По первому из них добавочные сокращения должны были составить 0,6-0,8 трлн руб., по второму – 1,3 трлн руб.
В любом случае, предлагается проиндексировать пенсии где-то на 4%, т.е. при ожидаемом уровне инфляции в 12-13% снизить их в реальном исчислении процентов на 8-9; безотлагательно начать повышение пенсионного возраста на полгода-год ежегодно; а также строить меньше дорог и уменьшить госсубсидии даже таким привычным их получателям, как ОАО РЖД.
И вот, познакомившись с этими идеями, уже, казалось бы, одержавшими победу, Путин настаивает на трехпроцентном бюджетном дефиците. Это примерно 2,5 трлн руб. – следовательно, уменьшение июньского плана госрасходов составит только 0,4 трлн руб. А может, и еще меньшую сумму, поскольку глава государства в том же вводном слове дал понять, что госдоходы вполне можно и увеличить, если “самым внимательным образом посмотреть на доходную часть бюджета, улучшить администрирование, повысить собираемость налогов”.
Битва ведомств и лоббистов будет продолжена и в ближайшие недели достигнет особого накала. Но желательные для себя контуры экономической политики-2016 Путин, пожалуй, уже обозначил.
Попытки Минфина уменьшить дыру в бюджете он посчитал слишком рискованными, и на 2016-й будет запланирован такой же трехпроцентный дефицит, какой ожидается в нынешнем. При любом способе покрытия дефицита это означает, что инфляция останется высокой. То есть инфляционный налог, выплачиваемый всеми, у кого доходы так или иначе зафиксированы, будь то наемные работники или пенсионеры, в 2016-м опять окажется выше, чем запроектировали было Минфин с Центробанком.
Но зато от начала повышения пенсионного возраста Путин, кажется, хочет как-нибудь уклониться. Точнее, отложить его хотя бы на год-другой, а еще лучше – на три. Или уж пусть подчиненные придумают такой способ введения этой новинки, чтобы вся вина пала только на них. Видно, что из двух сценариев затягивания поясов – радикального и консервативного – он предпочитает второй, но даже и в нем президента смущают несколько политически рискованных мероприятий.
Это стремление оттянуть народное расставание с иллюзиями гармонично сочетается еще с несколькими камуфляжными начинаниями. Скажем, Росстату поручено переделать методику подсчета средней зарплаты в экономике, чтобы она стала меньше, и “майские указы” о поднятии заработков в образовании и медицине до среднего уровня приобрели видимость выполненных.
Конечно, не надо забывать, что все сегодняшние политико-бюджетные предложения и предположения могут устареть так же быстро, как и предыдущие. Но эта зыбкость – не единственный и даже не главный их порок.
Зигзаги нынешней российской хозяйственной политики иногда изображают как намек на движение вперед, продиктованное суровой нефтяной конъюнктурой. Как прокладываемый Путиным средний путь между либеральными идеями, которые якобы пропагандирует блок высших госфинансистов и капитанов экономики, и идеями социал-патерналистскими, а то и кейнсианскими, продвигаемыми социальным блоком и сопутствующими ему лоббистами.
Увы. Либеральная экономическая политика предполагает снижение госрасходов и умеренные социальные траты. Но главное – это политика расширения экономической свободы, приватизации госсектора и упразднения монополизма всюду, где только возможно.
Действия Минфина и ЦБ нацелены на урезку госрасходов, но никоим образом не на приватизацию (планы что-то выручить по этой статье фактически отменены), не на рост свободы и не на упразднение монополий. Монополистам лишь хотят уменьшить госсубсидии, но взамен оставляют все рычаги, чтобы отыграться на рядовых потребителях. Это не либерализм. Это попытка перейти от расточительной авторитарно-феодальной системы к такой же застойной, но только более экономной и более суровой к простонародью.
Что же до социального блока, то его попытки раздуть госрасходы, увеличивая индексацию пенсий, разгоняя инфляцию, не трогая магнатов ни в одной сфере и не пытаясь при этом улучшить качество жизни людей, показались бы лорду Кейнсу чистым дикарством. Кейнсианская доктрина действительно требует роста бюджетных трат – но не ради самых дорогих в мире чемпионатов и сверхдоходов монополистов-миллиардеров, а для того, чтобы строить жилье и дороги, финансировать образовательные и медицинские проекты.
Борьба наших мнимых либералов и мнимых “социалов” – это просто спор о способах консервации у нас тупиковой феодальной системы, в котором несменяемым модератором выступает Владимир Путин.
Вот и в этот раз он ищет контуры очередного компромисса, хотя пока его и не нашел. Но задачу подчиненные поняли: упадок должен был плавным и как можно меньше бросаться в глаза.
Сергей Шелин
Источник: rosbalt.ru
