Самое интересное в истории с японскими военнопленными состоит в том, что идея отправки солдат Квантунской армии на работы в Советский Союз принадлежит вовсе не Сталину, а… окружению императора Хирохито.
К началу 1945-го положение Японии было сложным. Она могла достаточно долго сдерживать натиск союзников на Тихом океане, но вероятное вступление СССР в войну на Дальнем Востоке грозило стране Ямато полной катастрофой. В Токио это прекрасно понимали и пытались уговорить Москву стать посредником на переговорах с англо-американцами.
Посла СССР в Японии Якова Малика посетили экс-премьер Хирота, бывший советник японской дипмиссии в Москве Миякава, глава рыбопромышленного концерна Таканамару. Они усиленно намекали на то, что у Токио есть «интересные предложения, которые могут заинтересовать советское правительство». В соответствии с полученными инструкциями, Малик добросовестно «включал дурака», делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
Не добившись ничего путного, японцы пустили в ход тяжёлую артиллерию: перед послом Японии в Москве Сато была поставлена задача добиться аудиенции у Сталина для личного посланца императора принца Коноэ. Предложения, которые он должен был озвучить, выглядели весьма заманчиво. В качестве платы за согласие Москвы на посредничество при организации переговоров о мире и обещание не вступать в войну империя была готова признать советские интересы в Маньчжурии, передать СССР Южный Сахалин и Курилы.
Цена русского «да» была для Токио столь высока, что в секретную инструкцию для Коноэ был включен пункт такого содержания: «Мы демобилизуем дислоцированные за рубежом вооруженные силы и примем меры к их возвращению на родину. Если подобное будет невозможно, мы согласимся оставить личный состав в местах его настоящего пребывания». В пояснительной записке это положение раскрывалось более конкретно: «рабочая сила может быть предложена в качестве репараций». В этой связи американский исследователь Герберт Бикс в труде «Хирохито и создание современной Японии» отмечает: «Идея интернировать японских военнопленных для использования их труда при восстановлении советской экономики (осуществлённая на практике в сибирских лагерях) возникла не в Москве, а в среде ближайшего окружения императора…»
Более того, в Центральном архиве Министерства обороны РФ хранится письмо Ставки Верховного командования Японии в адрес Главкома советских войск на Дальнем Востоке маршала Василевского от 21 августа 1945 года. Среди прочих инициатив в нем содержалось предложение использовать военнопленных в качестве бесплатной рабочей силы, вплоть до лишения их японского гражданства, если это будет продиктовано интересами советского руководства. Как полагает ведущий научный сотрудник Центра исследований Японии ИДВ РАН Елена Катасонова, принося в жертву своих солдат, командование императорской армии рассчитывало спасти Хирохито от скамьи подсудимых на будущем процессе.
Так что японским «обличителям» и прикормленным ими отечественным либералам, страдающим по поводу «невыносимых страданий» военнопленных (с самодеятельностью, кинопередвижками, восьмичасовым сном, медосмотрами и кормёжкой, какой в то время не было у большинства советских людей), надо проклинать не «кровавый сталинизм», а приближенных микадо, сознательно сдавших своих подданных.
Да и, если вдуматься, какая в тот момент могла быть у СССР альтернатива? Вот что по этому поводу говорит генерал Махмут Гареев, возглавлявший осенью 1945-го оперативную группу 5-й армии 1-го Дальневосточного фронта: «С точки зрения сугубо практической невозможно было – даже при желании советского правительства – в первое послевоенное время возвратить Японии военнопленных. Нельзя было ответить даже на такой вопрос: «Кому их передать?» Сложившейся самостоятельной японской администрации еще не существовало. Передать японских военнопленных американскому командованию было нелепо… Да и отправлять пленных в Японию можно только морем. Достаточным количеством морского транспорта для перевозки полумиллионной армии наша страна не располагала. Тем не менее, при всех этих обстоятельствах военнопленных начали отправлять в Японию уже в 1946 году…»
Впрочем, один вариант всё-таки был. Разоруженных японцев можно было просто оставить в Маньчжурии, которая после ликвидации марионеточного государства императора Пу И, возвращалась в состав Китая. И пусть они сами решают свои проблемы. А у китайцев с японцами были особые счеты. Тут бы воинам микадо припомнили и нанкинскую резню, и опыты над людьми в лабораториях генерала Исии, и применение химического и биологического оружия, и отрубленные головы военнопленных…
В конце концов, именно на совести японцев было свыше тридцати миллионов погибших китайцев. Интересно, сколько вояк Квантунской армии добралось бы до дома при таком раскладе? Из советского плена вернулись десять человек из одиннадцати. При «маньчжурском» варианте пропорция живых и мертвых была бы обратной. Совсем не удивительно, что попавшие в плен самураи, забыв о кодексе бусидо, предписывавшем достойно встречать смерть, буквально умоляли русских не оставлять их. Как свидетельствует генерал Гареев, «сами японцы, особенно генералы и старшие офицеры, отказывались переходить под контроль китайской стороне… поскольку со стороны местного населения японцы повсеместно в Маньчжурии ощущали ненависть…»
И получается, что, отправив солдат Квантунской армии в Сибирь, Сталин не обрёк их на муки и гибель, а фактически спас от справедливого возмездия. Так что, по-хорошему, нынешним обитателям Страны восходящего солнца надо не претензии к России предъявлять, а сказать спасибо за спасённые жизни соотечественников.
Леонид Маринский
Источник: narpolit.ru
