В чем объективные причины украинского геополитического кризиса? Позволит ли его урегулирование вернуть прежние отношения России с западными странами? И возможно ли взаимопонимание между Москвой и Вашингтоном? Портал RuBaltic.Ru публикует выступление на III заседании Клуба молодых профессионалов (прошедшего в МГУ им. М.В.Ломоносова) старшего преподавателя кафедры мировой политики факультета мировой экономики и мировой политики ГУ ВШЭ, замдиректора исследовательских программ Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), члена международного дискуссионного клуба «Валдай» Дмитрия СУСЛОВА:
– Мы сегодня наблюдаем апогей международного беспорядка и находимся в самом начале этого апогея. Казалось бы, российско-американские отношения уже 25 лет назад перестали быть несущей осью мирового порядка, но именно они сегодня во многом определяют, символизируют состояние сегодняшнего международного беспорядка, и именно они будут определять характер нового порядка. То есть новая конфронтация Россия-США находится на острие борьбы за природу будущего миропорядка и, соответственно, если она закончится проигрышем России, то нынешний международный беспорядок продлится дальше. Если же закончится победой России, то это ускорит формирование нового многополярного, но при этом глобализированного международного порядка.
Международный беспорядок стал формироваться после окончания холодной войны и краха биполярности. И связано это с сочетанием нескольких макротрендов глобального развития. Объективные тенденции связаны с хаотизацией и кризисом управляемости в мире, которые связаны с глобализацией и трансформацией природы этой глобализации. Субъективные тенденции связаны с принципиальным несогласием ведущих центров силы играть по прежним правилам.
Итак, первый макротренд — это продолжение процессов глобализации. Экономическая взаимозависимость мира именно на глобальном уровне продолжает нарастать. Мировая финансовая система носит глобальный характер, система глобального управления трансформируется, но сохраняет глобальный характер. БРИКС — это не региональное образование, это не западное, но, по-прежнему, глобальное образование. В политике глобализация выражается в «вытекании» идей, усилении транснациональных вызовов и угроз, в глобальном изменении климата. В этой связи полностью сохраняет свое значение дефицит управляемости мирового развития. Государства по-прежнему сталкиваются с вызовами, на которые не могут дать ответ на национальном уровне, а международное же сотрудничество по управлению этими глобализированными пространствами недостаточно в силу политических причин.
Но при этом по полной программе сохраняется фундаментальное противоречие современного мира между глобальной природой угроз и национальной природой ответа на эти угрозы.
Второй макротренд — это то, что глобализация хоть и сохраняется, но фундаментально меняется ее природа, по сравнению с предыдущими десятилетиями. Во-первых, глобализация перестала быть либеральной. Правила Вашингтонского консенсуса не действуют не только в мире в целом, но и даже на Западе. Мы видим, что администрация Обамы, не говоря уже об ЕС, проводит политику, абсолютно не основываясь на принципах Вашингтонского консенсуса, а нового консенсуса нет. Он будет формироваться скорее на региональных и макрорегиональных уровнях. Будущий мир будет представлять, скорее, несколько консенсусов: один — в Азии, другой — в Евроатлантике, третий — на большом Ближнем Востоке, четвертый — в Евразии, а общемирового, глобального, скорее всего, не будет. Второе изменение заключается в том, что глобализация как бы теряет универсальность, как это не парадоксально звучит, в части формирующих ее отношений, правил и институтов. Наиболее явно это заметно на примере кризиса ВТО. Глобализация продолжается, но при этом она сочетается с качественной интенсификацией отношений, в том числе интеграционных отношений на двустороннем, региональном и минилатеральном уровне. Это связано с обострением конкуренции в мире, с перераспределением сил в мире и с общей уязвимостью всех перед внешней средой. Эти факторы толкают игроков к тому, чтобы переносить главные усилия именно на двусторонний или региональный уровень, стремиться к формированию вокруг себя благоприятного внешнего окружения, хотя бы на уровне регионов — на глобальном уровне сформировать это благоприятное окружение не получается.
Третья макротенденция — изменения природы регионализации. Классические региональные экономические группировки ЕС, Евразийский экономический союз и др, они вплетаются в более масштабные трансконтинентальные и трансокеанские сообщества. Причина — конечно же, усиление глобальной конкуренции и недостаточность узких классических региональных образований для поддержания конкурентоспособности в глобальном масштабе. Примерами подобных сообществ являются, с одной стороны, ориентированные на США (DPP и DDAP) и ориентированные на Китай и США региональные всесторонние экономические партнерства. Так же перспективное будущее, формирующееся уже сейчас — сообщество большой Евразии, причем сообщество экономическое и политическое, в результате расширения Шанхайской организации сотрудничества и в результате сопряжения ЕвразЭС и экономического пояса Шелкового пути. При этом надо понимать, что эти старые интеграционные образования не растворяются в новых сообществах, а именно вплетаются путем сопряжения.
И, наконец, четвертый макротренд — это возникший после краха биполярности международный политический беспорядок в мире. Международный порядок — это когда ведущие центры силы в мире согласны по распределению сил, согласны по базовым нормам международных отношений и по правилам игры. Ничего подобного в мире, который сформировался после окончания холодной войны, не возникло.
С середины 1990-х годов появилось фундаментальное несогласие между ключевыми игроками: США и их союзники — с одной стороны, и «не западные» центры силы — с другой.
Россия сразу провозгласила многополярный мир, со своим собственным пониманием, США сразу провозгласили однополярный. До сих пор продолжается принципиальное несогласие по базовым категориям международного порядка. Что такое суверенитет? США дают свой ответ, и это видно на примере Югославии, Ирака, Ливии. Россия, Китай, Индия, Бразилия, Мексика, Турция, Иран дают принципиально другой ответ. Все кризисы и конфликты российско-американских отношений, начиная с Югославского кризиса 1999 года, касались именно вопроса международного порядка. И вот этот беспорядок постоянно нарастал и как степень несогласия между ведущими игроками. Россия находилась на острие этого несогласия. В 1990-е годы Россия практически одна выражала несогласие с американским видением международного порядка. Китай был еще слишком слаб на тот момент и не выражал активную точку зрения, хотя и присоединялся к России по ключевым аспектам.
Но с 2000-х Россия стала не одинока. При этом то перераспределение сил в мире, которое стало происходить в те годы, и относительное ослабление США, которые стали увязать в Ираке и Афганистане, очевидно, не справившись с попыткой консолидации однополярного мира, придавало дополнительную самоуверенность России в выражении несогласия с США по основным правилам международного порядка.
Не будет преувеличением сказать, что уже с 1990-х годов США — с одной стороны, Россия и «незападные» центры силы — с другой стороны, несмотря на колоссальную торгово-экономическую взаимозависимость, глобализацию, жили практически в разных мирах: имели разные картины мира, разные представления о правилах игры. И все это, собственно, привело к украинскому кризису, который стал апогеем этого несогласия относительно правил игры и апогеем международного беспорядка.
Украинский кризис не характерен только для российско-американских отношений, он фундаментально характерен для всех «незападных» центров силы.
Понимание Китая о международном порядке также не совпадает с американским. Стратегия Китая нацелена на выталкивание США из региона и формирование вокруг Китая пояса дружественных государств, формирование регионального международно-экономического и политического порядка, который фокусировался бы на Китай. Мне кажется, это очень похоже на ту политику, которую Россия проводит на постсоветском пространстве. И абсолютно совпадает с российско-американскими противоречиями. Индия в своем окружении, несмотря на то, что она боится Китая, каждый раз выражает протест присутствию американских войск в Индийском океане.
Одна из главных ошибок внешней политики России в отношении США периода перезагрузки и периода администрации Обамы — Ливия. Никто тогда в МИДе и в российском политическом аппарате не поддерживал точку зрения Д.Медведева, который надеялся, что не произойдет то, что произошло. Думал, будет проведена гуманитарная операция, будет защищено гражданское население, будут остановлены войска Каддафи. Медведев верил в перезагрузку, он не имел такого внешнеполитического опыта, как Путин, был во многом идеалистом. Путин уже в 2000-е годы разочаровался в США, хотя он тоже пытался выстроить преференциальное партнерство с США, даже интегрировать Россию в западноцентричные, американоцентричные структуры (это совет Россия–НАТО, российско-американское контртеррористическое сотрудничество и т.д.), но потом очень серьезно разочаровался.
И Ливия стала одним из принципиальнейших моментов в крахе перезагрузки. Это стало одним из самых важных моментов. Системы ПРО — с одной стороны, и Ливия —с другой.
После Ливии Россия ужесточила свой подход по Сирии и стала исходить из того, что в этой ситуации Россия ни в коем случае не позволит США, исходя из их собственных предпочтений, решать, какое государство суверенное, а какое — нет, какое легитимное, а какое — нет, и кого надо менять, а кого можно оставить.
Действительно, российско-американские противоречия касаются, в первую очередь, проблем международного порядка, а не конкретных национальных интересов. США практически не имеют конкретных важных интересов в каком-либо постсоветском государстве; где-то есть энергетические интересы, но, как правило, есть один общий интерес у Штатов на постсоветском пространстве — сдерживание России. По их мнению, после окончания холодной войны Россия должна проводить постимперскую внешнюю политику, отказавшись от попыток выстроить вокруг себя дружественные государства на постсоветском пространстве, должна признать американское лидерство, проводить прозападную внешнюю политику и т.д. Так вот эти противоречия нарастали в российско-американских отношениях на протяжении 1990–2000-х гг. и вылились в украинский кризис.
Принципиальное отличие украинского кризиса от предыдущих кризисов российско-американских отношений — это то, что в силу ряда обстоятельств шаги государств исключили возможность быстрой деэскалации.
Кроме того, каждая из сторон в действиях противоположой стороны увидела системный вызов, а не просто действия в отношении Украины. Россия в действиях США увидела вызов к геополитической войне, стремление отбросить Россию назад, отыграть завоевания дипломатов последних годов. А США восприняли действия России как формирование новой модели российской внешней политики. Эта новая норма российской внешней политики является классическим американским геополитическим кошмаром — российские действия были восприняты как важный вызов американскому лидерству в целом, в плане формирования прецедента неспособности «мирового шерифа» предотвратить или обратить вспять поведение региональной державы.
Это не кризис, это новое состояние, которое будет определять международные отношения до середины следующего десятилетия, до конца президентского цикла в Соединенных Штатах (это 2024–2025 гг.) и президентского цикла Путина. Что будет дальше с российско-американскими отношениями? Скорее всего, постепенное затухание конфронтации в новое зыбкое сочетание сотрудничества и соперничества, но отношения, по-прежнему, будут негативными — не будет большой сделки. Но то, что до 2024 года конфронтация не прекратится — точно.
Конфронтация может усилиться после ухода Обамы. В США существует консенсус, что после ухода Обамы новый президент должен проводить более жесткую, ястребиную политику в отношении России. Вопрос здесь в жесткости. Насколько решительные и важные шаги следующая администрация будет принимать как в отношении России, так и в отношении Украины. То, что будет принято решение о поставках вооружения на Украину — почти 100%, начиная с 2017 года. Люди Хилари Клинтон говорят, что она примет это решение в первый же день своего президентства. Вопрос, какое это будет вооружение? Будет ли это тайваньский сценарий, когда США тоже поставляло Тайваню оружие, но это было старье, которое раздражало Китай, но не могло изменить баланс сил в регионе. Если аналогичным образом будет поставляться оружие на Украину, то будет риторическое усиление конфронтации, но к большой региональной войне вряд ли приведет.
Если же это будут поставки серьезного оружия, которое сможет изменить баланс сил в регионе, то это моментально приведет к большой региональной войне.
И конфронтация будет продолжаться до 2024 года. Никакой предпосылки к тому, что она закончится раньше, нет.
Существует два альтернативных сценария развязки этой конфронтации. Первый — это, если верх одержат США. Это будет выражаться в том, что Россия откажется от независимой внешней политики, произойдет смена режима, она вернется, условно говоря, к политике 1990-х годов. Откажется от своей политики на постсоветском пространстве и это будет иметь очень серьезные глобальные последствия. Будет нанесен серьезный удар по всему мировому «незападу», и серьезно ослабнет возможность формирования параллельной системы глобального управления. Провалится проект создания консолидированной экономически и политически большой Евразии. У Вашингтона же откроется второе дыхание, и он с еще большей силой начнет навязывать новым центрам силы свои правила игры и будет с еще большей силой продвигать тезис, что у новых центров силы нет иного выхода, кроме как присоединиться к американскому международному порядку.
Если же верх одержит Россия, критерием будет согласие США с правом России на обладание собственным интеграционном проектом и проектом в сфере безопасности на постсоветском пространстве и уважение в сфере внешнеполитическому курсу России, уважение и сотрудничество по принципу равноправия и невмешательства во внутренние дела, учет интересов друг друга. Естественно, Украина не будет формироваться как антироссийское государство и не будет входить во враждебное России сообщество безопасности. Так вот, если Россия одержит верх в новом противостоянии, то это станет прецедентом формирования новых правил игры между Россией, США и «незападными» странами.
Источник: rubaltic.ru
