«Золотой век» 1970-х годов обернулся в Польше экономическим крахом и военным положением.
6 сентября 1980 года, 35 лет назад, Пленум ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) снял с поста Первого секретаря Эдварда Герека (на фото слева). Формально это объяснили тяжелым состоянием здоровья (он и впрямь перенёс инфаркт), однако, главной причиной смены руководства стали массовые забастовки, вспыхнувшие в августе. Герек оказался не способен справиться с лавинообразным нарастанием протеста.
Первым секретарём стал Станислав Каня – сторонник политического лавирования (раньше он придерживался жёсткой линии). А дальше было обострение политического кризиса, которое окончилось введением военного положения в декабре 1981 года.
Возникает вопрос: как же всё дошло до такого? Ведь в 1970-е годы Польша переживала бурный экономический рост, входя в десятку ведущих промышленных стран мира. Её вклад в мировое промышленное производство составлял 2, 5 %, при том, что население составляло 0, 8 % от всего населения планеты.
Хрущевская атака на Польшу
Вину за произошедшее обычно возлагают на «командно-административную» модель, присущую «тоталитарному коммунизму». Безусловно, бюрократические искажения социализма сыграли свою роль. Однако важнейшей причиной кризиса стал крен в сторону Запада, который происходил под знаменами «польского пути к социализму».
Началось всё после смерти Сталина. Хрущёвское руководство ослабило свой контроль над руководством восточноевропейских компартий. И сделало оно это не из соображений прагматического характера, которые были бы вполне оправданы (действительно, страны социалистического лагеря окрепли, и нужна была некоторая децентрализация).
Нет, это была обычная политическая слабость, помноженная на амбициозность Хрущева, которую правильнее было бы назвать самодурством.
Хрущев терял нити управления, однако вёл себя как некий единоличный диктатор, подчиняющий себе все «братские» партии и правительства. В 1960-е годы он даже вынашивал планы присоединения к СССР Болгарии и Монголии. Под конец своего, мягко говоря, экстравагантного правления Никита Сергеевич даже возжелал ввести, на официальным уровне, арбитраж СССР – в случае территориальных споров между различными соцстранами. То есть Хрущев только раздражал руководителей других компартий, которые пытались, так или иначе, дистанцироваться от СССР.
И в отношении Польши его пресловутый волюнтаризм проявился в полной мере. Почти сразу же после прихода к власти Хрущёв попытался добиться снятия с поста председателя ЦК ПОРП авторитетного Болеслава Берута. Его планировалось освободить от партийного руководства, оставив на посту Председателя Совета министров Польской Народной Республики (ПНР), а руководителем партии сделать Эдварда Охаба. Однако II съезд ПОРП (март 1954 года) пошёл наперекор Хрущеву, и Берут остался во главе партии (в качестве Первого секретаря). Председателем же Совмина стал Юзеф Циранкевич.
Берут руководил ПОРП недолго. В марте 1956 года он умер в возрасте 64 лет. Смерть его сочли странной, и её обстоятельства связали с пребыванием в Москве на XX съезде КПСС (февраль 1956 года).
Первый секретарь ЦК Албанской партии труда (АПТ), яростный оппонент «ревизионистов» Хрущева и Брежнева Энвер Ходжа, вообще, практически открыто указывал на странные смерти восточноевропейских лидеров «сталинской когорты»: «Сразу же после смерти Сталина умер Готвальд. Странная, скоропостижная смерть! Тем, которые знали Готвальда, никогда не могло и в голову прийти, что тот здоровый, сильный и живой мужчина умрет… от гриппа или простуды, схваченной, дескать, в день похорон Сталина… Готвальд, старый друг и товарищ Сталина и Димитрова, скоропостижно умер. Это событие огорчило, но и удивило нас. Позднее последовала – столь же скоропостижно – смерть товарища Берута , не говоря уже о более ранней смерти великого Георгия Димитрова. И Димитров, и Готвальд, и Берут нашли смерть в Москве. Какое совпадение! Все трое были товарищами великого Сталина»! («Хрущевцы»).
Либеральный поворот Гомулки
Хрущевский натиск, оказавшийся на удивление слабым, тем не менее, вызвал возмущение в Польше, которое подогревали и ошибки, допущенные в ходе «социалистического строительства». И вот этим самым возмущением (как и в Венгрии) воспользовались силы, мечтавшие дистанцироваться от СССР и сблизиться с Западом. (Масла в огонь подлили и рабочие волнения в Познани.)
Они сделали ставку на Владислава Гомулку, видного партийно-государственного деятеля, подвергшегося опале в конце 1940-х годов. Тогда он, ещё до объединения коммунистов и социалистов в рамках ПОРП, был Генеральным секретарем коммунистической Польской рабочей партии (ППР).
В отличие от президента Берута, стоявшего на совершенно чётких просталинских позициях, Гомулка придерживался своеобразных взглядов на перспективы строительства социализма в ПНР, выступая за особый, «польский путь».
Гомулка был против национализации всей крупной промышленности и масштабной коллективизации, предлагал дружить с Костёлом. Именно его и сочли весьма подходящей фигурой для реформирования страны в «либерально-коммунистическом» направлении. В октябре 1956 году прошёл Пленум ЦК ПОРП, на котором Гомулку сделали Первым секретарем. К слову, Москва была против этого, но Хрущева опять не послушались.
Многие одобрительно высказываются по поводу преобразований, осуществленных при Гомулке. Дескать, молодец, уж коллективизацию точно не надо было проводить. Однако тут необходимо сделать некоторые пояснения. В Польше существовал огромный частный сектор, в рамках которого 14 млн га (из 20 млн га общего земельного фонда) находилось в распоряжении 3 млн единоличных крестьянских хозяйств. И, в большинстве своём, это были мелкотоварные хозяйства, чья эффективность, в условиях индустриального общества, крайне низка. Мелкие хозяйства с трудом приобретают и осваивают современную сельскохозяйственную технику, та же беда у них – с кредитами и удобрениями. На хваленом Западе, к слову, процветают крупные агрохозяйства – государственные, частные или кооперативные. А вот фермеры, как говорится, в пролёте, что и подтверждается их регулярными акциями протеста. В Польше эта вот мелкотоварность тоже сказывалась на конечном результате.
Сельское хозяйство находилось на довольно-таки низком уровне, даже и в «золотой век» польского социализма, в 1970-е годы. Польша импортировала зерно, причем 40% всех потребностей животноводства удовлетворялось за счёт зарубежных кормов. Крестьянские хозяйства находились на дотации. И если на производство продуктов питания в 1975 году выделялось 51 млрд злотых, то уже через пять лет эта цифра составила 170 млрд. Понятно, что продолжаться такое иждивенчество могло до поры до времени, пока сохранялась благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура.
В области управления промышленностью произошла частичная децентрализация. Предприятия получили несколько большую самостоятельность, были предприняты меры по повышению материальной заинтересованности. Например, формировались специальные фонды выплаты премиальных. На предприятиях создавались органы рабочего самоуправления, которые, впрочем, были довольно-таки быстро подмяты администрацией.
Преобразования коснулись и политической сферы. Так, была введена новая избирательная система, предполагающая соревновательность кандидатов. Во всех округах их количество могло быть на треть больше, чем самих мандатов. Усилилась роль парламента (сейма), который сосредоточил в своих руках почти всю законодательную деятельность. Активизировалась деятельность двух некоммунистических партий – Объединенной крестьянской и Демократической. С целью консолидации разных общественно-политических сил был создан Фронт единства народа. Стали проводиться оживленные дискуссии в СМИ.
Наконец, в 1957 году заключили соглашение между государством и католической церковью, которая признала победу социализма (но, в дальнейшем, неоднократно поддерживала оппозицию).
Всё это необычайно воодушевило разнообразных диссидентов. Один из ведущих оппозиционеров, сыгравший важную роль в событиях 1980–1981-х гг., Адам Михник признавал: «Все мы – дети октября 1956 года, когда к власти вернулся Владислав Гомулка, а все последующие события берут свое начало в тогдашнем антитоталитарном порыве». Потирали руки и на Западе, небезызвестный Збигнев Бжезинский писал: «Успешные попытки Гомулки взять власть и удержать ее в своих руках укрепили Соединенные Штаты в их уверенности, что осторожное оказание экономической помощи и развитие культурных контактов с Польшей могли бы поддержать стремление этой страны к независимости…».
Позже, уже в 1978 году, он даст руководству США такие рекомендации: «Наиболее перспективной тактикой в настоящее время является не немедленное уничтожение коммунизма, а применение определенных средств, преследующих целью укрепить оппозицию и ослабить таким образом коммунистическую партию… Соглашения между США, их союзниками и Польшей должны быть направлены на укрепление зависимости Польши от Запада в области финансов, экономики, снабжения продуктами питания. Через незначительный промежуток времени начнет возрастать количество поляков, считающих, что только поддержка Запада является гарантией благополучия и прогресса… Следует разжигать в поляках антисоветские и антирусские настроения… На политических руководителей следует влиять таким образом, чтобы они заняли умеренную позицию в отношении диссидентов и выработали приемлемый вариант диалога с общественностью. В этом созданном политиками, профсоюзными деятелями, средствами массовой информации и отвлекающими маневрами климате наши действия должны способствовать дестабилизации обстановки в Польше. В этих условиях в партии возникнет смятение, а оппозиция приобретет новых сторонников».
Во времена Гомулки Польша получила солидную американскую помощь. Только в 1957–1963 гг. Штаты предоставили ей 900 млн долл. При этом, активно воздействовали на молодёжь. Вот, ярчайший пример: обмен студентами между ПНР и США в пять раз превышал соответствующий между ПНР И СССР.
Сторонники «жёсткой линии».
Надо сказать, что либерализация встретила активное неприятие части партийных руководителей, стоявших на позициях последовательного сталинизма. Наиболее жёстким оппонентом Гомулки был Казимеж Мияль, возглавлявший аппарат Совмина. В 1964 году он и его сторонники, были выведены из ЦК. Однако это их не остановило, и в 1965 году сталинисты-диссиденты основали подпольную Коммунистическую партию Польши (КПП). А год спустя Мияль эмигрировал в Албанию, откуда и пытался руководить сталинистским подпольем, которое пользовалось финансовой поддержкой Тираны и Пекина. Он эволюционировал к маоизму (не отказываясь от сталинизма) и даже перебрался в КНР. Во время политического кризиса Мияль вернулся в ПНР, где был арестован режимом Войцеха Ярузельского и провёл несколько месяцев в тюрьме. До конца своих дней (а умер он накануне собственного столетия) Мияль оставался верным своим взглядам – оправдывал Сталина и Берута, ругал Горбачева и перестройку, выступал против вступления в ЕС.
Была, впрочем, и другая, несколько более умеренная фракция сталинистов, которую называли «фракцией партизан» (формально фракции были запрещены). Она объединяла участников партизанской борьбы и возглавлялась генералом Мечиславом Мочаром. Участники группы исповедовали культ «войны и победы», соединяли сталинизм и польский национализм. Они активно противодействовали всем попыткам либерализации. На пике своей политической карьеры Мочар стал секретарем ЦК и членом Политбюро ЦК ПОРП. Однако рабочие волнения 1970 года, во время которых генерал занял жёсткую позицию, вынудили его уйти в отставку. Впрочем, туда же отправился и «либеральный» Гомулка.
«Золотой век» Герека
На смену Гомулке пришёл Э. Герек, возглавлявший «катовицкую группу» (свою популярность в партии он обрел как секретарь Катовицкого воеводского комитета ПОРП). Новый руководитель был из рабочих, будучи в эмиграции, он 18 лет отработал на бельгийских и французских шахтах, что серьезно сказалось на его здоровье. К своим бывшим братьям по классу Герек относился трепетно и до начала кризиса всегда умел находить общий язык. Он, вообще, обожал разъезжать по стране и общаться с простым народом – в отличие от того же Гомулки, который был кабинетным руководителем.
Герек считал важнейшей задачей подъем материального благосостояния в условиях ускоренной, широкомасштабной модернизации. И здесь ему удалось многое, его политику считают в высшей степени социальной.
К слову, согласно нынешним социологическим опросам, 56 % поляков считают время правления Герека эпохой экономического процветания.
При нём была существенно повышена заработная плата, установлены пенсии по старости для крестьян, повышены пособия для рожениц (а сам декретный отпуск увеличен с 12 до 18 месяцев). Разнообразные пенсии, стипендии и пособия выросли на 94 %.
Надо отметить, что Герек подчёркнуто проявлял заботу о рабочем классе, и вообще, о «низах». Так он повысил срок отпуска работников физического и умственного труда до срока чиновников. По картам металлургов, горняков, учителей были введены отраслевые привилегии – право на раннюю пенсию, отдых в бесплатных или доступных заведениях, десятилетнее обучение и жилье.
Результаты, что и говорить, оказались впечатляющими. Произведенный национальный доход рос, в среднем, на 9,8%. Промышленное производство возрастало на 14 %. Рост потребления составил 8, 7 %, реальные доходы населения – 7, 9 %, а заработная плата – 6, 0%. Физические лица освободили от подоходного налога. В ПНР граждане получили возможность открывать валютные счета в Национальном банке, чего они были лишены в других социалистических странах. Потребление изменилось в пользу мяса и мясных изделий. Рынок стремительно насыщался бытовой техникой – телевизорами, холодильниками, радиоприемниками. В 1970-х гг. количество личных автомобилей увеличилось с 450 тыс. до 2,3 млн. Наблюдался и грандиозный жилищный бум.
Однако всё это процветание обеспечивалось за счёт экономических связей с Западом. Возьмём, к примеру, обновление половины всего машинного парка страны. Оно стало возможным только благодаря импорту современных машин (и даже целых промышленных объектов) из развитых капиталистических стран. Сплошь и рядом подобные закупки осуществлялись в кредит, и сами кредиты текли в страну мощным, казалось бы, неиссякаемым потоком. А готовая продукция должна была поставляться в страны-кредиторы – в счёт уплаты долга.
И это ещё полбеды. Очень многие закупки были совершенно ненужными и не приносили никакой пользы. Уже после того, как было установлено военное положение, В. Ярузельский отмечал: «Зачастую нам продавались устаревшая технология и уже изъятые из западной промышленности лицензии. От нас требовали завышенных процентов за кредиты… Покупались лицензии, которые вообще не удалось реализовать, а также такие, которые дали бы худший и более дорогой продукт, чем польская промышленность. Подобным же образом обстояло дело с импортом. За валюту покупались элементарные компоненты для производства, которые можно было производить в стране. Покупались зубной порошок, бечевка для сноповязалок, зонтики, охотничьи патроны и т.д. и т.п.»
При этом Герек воздерживался от какой-либо конфронтации с СССР. Он лавировал, предпочитая, как ласковый телятя из поговорки, сосать двух маток. И от нас ему удалось «высосать» очень многое. Так, уже в 1971 году Герек посетил Москву, где плакался Л.И. Брежневу о тяжелом положении ПНР и подчеркивал, что помощь Польше необходима не только ей, но и всему социалистическому содружеству. Его мольбам вняли, Москва согласилась поставить новые материальные ресурсы, дать очередные кредиты и расширить польский экспорт. Но, самое главное, Польша получила новые заказы на строительство судов на польских судоверфях, которые, между прочим, были в то время нерентабельными. Сам Герек и тогда, и в следующие свои встречи с советскими руководителями, вёл себя очень дружелюбно, не допуская и намёка на конфронтацию. А ведь ему пытались (пусть и мягко) указать на «негативные моменты» – например, на чрезмерную активность католической церкви и откровенно антисоциалистических элементов. «Дорогому товарищу Эдварду Гереку» рекомендовали подправить ситуацию, на что он улыбался и обещал «подумать».
А между тем времени на раздумья оставалось всё меньше, ситуация становилась всё сложнее и сложнее. «К концу 70-х годов в Польше насчитывалось около сорока подпольных контрреволюционных организаций, – отмечает В. Глебов. – Их первенцем стал КОС-КОР («Комитет общественной самообороны – Комитет защиты рабочих») – знаменитая организация, учрежденная в 1976 году после подавленных властями забастовок в Радоме и мало-помалу взявшая на себя функции координационного центра всей оппозиционной активности.
Затем неофициальные объединения стали расти как грибы: «Студенческий комитет солидарности», «Движение молодой Польши», «Конфедерация независимой Польши» и, наконец, «Комитет свободных профсоюзов», из которого, собственно, и выросла десятимиллионная «Солидарность».
Изрядными тиражами выходили неофициальные издания («Poботник», «Братняк» и десятки других). Hе следует забывать и той громадной роли, которую играла в жизни польского общества католическая церковь. К концу 70-х годов она насчитывала свыше 20 тыс. ксендзов (один ксендз на 1750 человек населения), 14 тыс. костелов (в два раза больше, чем в 1937 г.), 2400 женских и 500 мужских монастырей… Помимо католического университета в Люблине и теологических факультетов при университетах Варшавы, Кракова, Познани и Вроцлава, в стране насчитывалось 45 высших и средних духовных семинарий. Издавалось 60 римско-католических периодических изданий. Легально действовали многочисленные религиозные ордены, разветвленная сеть клубов католической интеллигенции, общество светских католиков… Католическая церковь, имевшая свои счеты с социалистической идеологией, с сочувствием относилась ко всякой оппозиции социалистическому строю внутри страны.
Как же так получилось, что в социалистической стране действовало столько контрреволюционных организаций? Куда смотрела партия и польская госбезопасность? Hеужели ответственные польские деятели не видели скрывавшейся тут опасности? Конечно же, видели. Hо сидя в уютных барах, попивая каву и мартель, они уверяли советских товарищей: «Всех наших доморощенных «ниспровергателей режима» мы можем накрыть одной шапкой. Hо не хотим ссориться из-за такой мелочи с Западом. Hам нужны кредиты, а американцы ставят условие: деньги будут, но только в обмен на терпимость, а еще того лучше – прогресс в области прав человека… Так что пусть шумят, читают лекции, учреждают свои комитеты… Рабочему классу Польши нужны не эти горлопаны, а хорошая жизнь». («Польские события конца 1980-х годов”).
Конец сладкой жизни
Однако хорошая жизнь уже подходила к своему завершению. Внезапно, к большому изумлению руководителей ПОРП, западные страны стали отказываться от готовой польской продукции. Это мотивировалось как невысоким её качеством, так и затоваренностью собственных рынков. Получалось следующее – сбыт тормозился, а общая сумма валютного долга продолжала расти.
А на Западе ещё взяли, да и резко повысили учётные ставки – проценты на кредиты. И первыми это сделали американцы, которые мягко стелили еще с конца 1950-х годов, но спать стало жёстко уже в конце 1970-х.
В 1979 году внутренняя задолженность ПНР составляла уже 11 млрд долл. И в следующем году страна была вынуждена выплатить 7, 6 млрд долл. Накануне же военного положения долги выросли аж до 25,5 млрд долл.
В конечном итоге не оправдала себя и активная инвестиционная политика. «В первой половине 1970-х годов инвестиции в польскую экономику увеличились на 80%, – пишут Н.И. Бухарин и И.С. Яжборовская. – Но уже в 1974 г. проявились первые симптомы перегрева инвестициями польской экономики, огромного перенапряжения народного хозяйства капитальными вложениями. Преобладало капитальное строительство с длительным циклом. В результате наступило чрезмерное расширение его фронта. Вместо того чтобы снижать темпы роста капитальных вложений, доходов населения и внешней задолженности и тем самым сохранить равновесие, капитальные вложения бесконтрольно увеличивались, реализовалась программа повышения заработной платы, ранее намечавшаяся только на следующую пятилетку. Производительность труда отставала от темпов роста доходов». («Эдвард Герек – от курса на социальную справедливость к экономическому кризису»).
Подъём сменился упадком. В 1976–1978 гг. темпы роста национального продукта уменьшились с 6, 8 до 3, 0%. Уже через год стал наблюдаться спад (2, 3 %) – впервые в истории ПНР. А в 1980 г. этот спад достиг 5, 4%. «Экономического чуда» не вышло, на смену тучным приходили тощие года. Герек попытался выйти из положения путем затягивания поясов. В 1976 году он пошёл на повышение цен, что вызвало массовые рабочие волнения. (Кстати, в Москве его всячески отговаривали от этого шага.) Польский лидер впал в ярость. Как так, ведь он столько сделал для рабочих, а они не могут немножко потерпеть! Увы, он не понимал одной очень важной закономерности: социальное государство действует как ниппель – раз повысив уровень жизни, его уже нельзя понизить без последствий, без массового недовольства. Социальное государство обеспечивает стабильность, но только если есть ресурсы для поддержания уже достигнутого уровня жизни. Эта проблема встанет и перед Советским Союзом, но до 1989 года он сохранял устойчивость. В некоторых отношениях политика Герека предвосхитила затратную политику «ускорения» Андропова-Горбачёва, но Герек был куда более авантюристичен: во-первых, он принялся наращивать доходы населения до того, как технологическая модернизация была завершена, и, во-вторых, у Польши для проведения такого «манёвра» не было нефтегазовых доходов, а сельское хозяйство – богатство этой страны – не было высокопродуктивным. Так что крах был практически неизбежен даже при благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре. А она оказалась неблагоприятной». (А.И. Шубин «Золотая осень, или Период застоя»).
Польское руководство не имело стратегического мышления, что роднило его с руководствами других соцстран (в том числе, и СССР). Идеологическая ортодоксальность причудливым образом сочеталась здесь с «прагматической» беспринципностью.
Герек и его сторонники считали, что они могут сохранять основы социализма и, одновременно, сделать свою экономику открытой для западного капитализма. Они свели к минимуму планирование, введя т. н. «открытый» план, но так и не наладили рыночные механизмы. При такой потрясающей бессистемности поражение было делом времени. Скорого времени.
Александр Елисеев
Источник: stoletie.ru
