Военному параду, посвященному 70-й годовщине победы над Японией, в Пекине придавалось важнейшее политическое значение. Своим участием в параде и уровнем представительства иностранные государства должны были показать, насколько всерьез они относятся к претензиям Китая на статус одной из ключевых стран-победительниц и лидера Восточной Азии. На параде присутствовали 19 глав иностранных государств, размещение которых немало говорило о текущих приоритетах китайской политики.
Самым почетным из всех гостей был, как и следовало ожидать, президент России Владимир Путин, поэтому куда интереснее было следить, кто же займет второе. Оно явно досталось президенту Южной Кореи Пак Кын Хе. Это может показаться странным, если учесть, что Китай формально является союзником Северной Кореи, главного противника Юга. Однако официальное отношение, с которым столкнулась госпожа Пак в Пекине, резко отличалось от того, как там принимали представителя КНДР.
Опасные визиты
Высший Руководитель и Первый Председатель Ким Чен Ын, известный своей стойкой аллергией на встречи на высшем уровне, на торжества, как и ожидалось, не поехал, а отправил туда в качестве своего представителя секретаря ЦК ТПК Чхве Рён Хэ. На трибуне Чхве Рён Хэ стоял в самом конце шеренги почетных гостей и не показывал особого желания вступать в контакты с китайскими и иностранными представителями.
Помимо появления на трибуне рядом с Си Цзиньпином и Владимиром Путиным, президент Пак Кын Хе пообедала с китайским руководителем один на один, пообщалась с представителями деловых кругов, съездила в Шанхай, где в 1919 году, собственно, и была провозглашена (в качестве «правительства в изгнании») Республика Корея, а потом вернулась в Сеул на президентском самолете.
Ее коллега Чхве Рён Хэ ни на каких мероприятиях, кроме обязательных протокольных, замечен не был. В Пекин он прибыл накануне парада, 2 сентября, причем Пхеньян не счел необходимым даже обеспечить его специальным самолетом (хотя правительственный отряд в КНДР имеется), так что представитель КНДР летел на торжества обычным рейсом, да еще и с пересадкой в Шэньяне. Прибыв в Пекин накануне мероприятия, неразговорчивый секретарь ЦК появился на параде, произнес несколько дежурных фраз и отбыл обратно домой – опять-таки рейсовым самолетом.
Осторожность Чхве Рён Хэ можно понять. Несколько лет назад отношения с Китаем курировал его коллега и покровитель Чан Сон Тхэк, тоже секретарь ЦК ТПК и по совместительству дядя Великого Руководителя. Чан Сон Тхэк был всегда готов проявить инициативу. Все кончилось тем, что Чан Сон Тхэка арестовали прямо на заседании правительства перед телекамерами и через несколько дней расстреляли, обвинив, в частности, в том, что дела с Китаем покойный вел неправильным образом.
В апреле в Москве появился другой коллега Чхве Рён Хэ, министр обороны КНДР Хён Ён Чхоль. Для Хён Ён Чхоля этот визит оказался последним: по слухам, он был расстрелян почти сразу после возвращения из Москвы. Слухи эти пока не подтверждены, хотя и правдоподобны, но в одном сомнений нет: бывший министр исчез бесследно, и на его постах сидят другие люди.
Осторожность престарелого сановника выглядит вполне оправданной, если учесть, что Чхве Рён Хэ не так давно считался вторым по значению человеком в стране, но в последние полтора года попал в явную опалу и был во многом отстранен от руководящего тела – точно так же, как и бедный дядя Чан Сон Тхэк незадолго до своего трагического конца. Действительно, быть большим партийным или военным начальником в Пхеньяне в 2015 году почти так же опасно, как в Москве в 1937-м. И тем не менее возникает вопрос о том, почему руководство КНДР отправило на важнейшее мероприятие в Пекин человека, который не имел ни возможности, ни желания вести переговоры?
Двойное предупреждение
Подобный подход контрастировал с поведением Пак Кын Хе. Ее визит привел к подписанию многочисленных документов, самым важным из которых стало коммюнике по итогам визита. В этом документе внимание привлекла одна фраза: Китай и Южная Корея заявили и о том, что «ни в коем случае не согласятся ни с какими провокационными действиями, направленными на увеличение напряженности на Корейском полуострове».
Фраза эта приобретает вполне конкретное значение, если вспомнить, что совсем недавно, в августе, на Корейском полуострове случился очередной военно-дипломатический кризис. Все началось со взрыва мины, на которой подорвался южнокорейский патруль. Сеул заявил, что мина была установлена северокорейскими спецназовцами, и начал активное звуковое вещание на Север. Северяне в ответ провели символический обстрел звукопередающих установок, на что южная артиллерия отреагировала, сделав несколько залпов на территории Севера. Южнокорейская сторона утверждает, что кризис этот был спровоцирован Пхеньяном, который, дескать, стремится к решению своих политических задач путем «провокационных действий, направленных на увеличение напряженности на Корейском полуострове».
Важно, что термины, которыми при описании северокорейских акций официально пользуются на Юге, идентичны тем терминам, которые употреблены в южнокорейско-китайском коммюнике, так что мало у кого остаются сомнения в том, что вся эта фраза является предупреждением Пхеньяну. Понятен и повод для такого предупреждения. 10 октября КНДР будет с немалой помпой отмечать 70-ю годовщину со дня основания Трудовой партии Кореи, и есть подтвержденные спутниковыми снимками основания предполагать, что в честь годовщины в КНДР будет произведен запуск ракеты большой дальности. Похоже, коммюнике содержит предупреждение Пхеньяну, причем предупреждение это делает не только Сеул (что ожидаемо), но и Пекин (что гораздо важнее).
Действительно, едва ли не важнейшим дипломатическим результатом помпезных мероприятий в Пекине стало ускорение той переориентации двух корейских государств в их отношениях с Китаем, которая наметилась уже пару лет назад. Конечно, речь не идет о том, что в Европе XVIII века называлось «дипломатической революцией», то есть о полной и формальной смене системы союзов. В обозримом будущем и американо-южнокорейский, и китайско-северокорейский союзы будут существовать. Однако на практике их реальное значение в последнее время резко снизилось. Отношения Китая и КНДР не были столь напряженными уже почти четверть века, одновременно отношения Китая и Южной Кореи отличаются таким уровнем взаимных симпатий и сотрудничества, которого там не наблюдалось никогда.
Выгодный Юг
Разворот Китая от Пхеньяна к Сеулу вызван целым рядом обстоятельств, главное из которых, как и следовало ожидать, экономика. Вот уже много лет, как Китай является главным торговым партнером Южной Кореи. Торговля Южной Кореи с КНР составила в 2014 году $235 млрд, что превышало суммарный объем торговли Южной Кореи с Японией и США, занимающими второе и третье место.
Возможно, что наметившийся в Китае экономический кризис внесет в ситуацию свои коррективы, но до недавнего времени ожидалось, что подписание в июле 2015 года соглашения о свободной торговле приведет к тому, что к 2020 году на Китай будет приходиться более трети всей южнокорейской торговли.
Впрочем, торговлей дело не ограничивается. Около 600–700 тысяч граждан Южной Кореи проживают в Китае, и примерно такое же количество граждан КНР находится в Южной Корее. Китайский язык пользуется в Южной Корее огромной популярностью, а в Китае корейские сериалы заполонили телевизионные каналы.
Ничего сравнимого в отношениях Китая и Северной Кореи не наблюдается. Хотя Китай чуть ли не единственный заметный торговый партнер Северной Кореи, объем оборота между двумя странами в 2014 году составил фактически лишь $6,5 млрд – в 35 раз меньше китайского оборота с Южной Кореей.
Впрочем, дело не только в экономике. В последние годы в Сеуле все активнее размышляют о том, как следует строить внешнюю политику в новых условиях. На протяжении десятилетий основой южнокорейской стратегии был союз с США, но сейчас среди южнокорейской элиты крепнут сомнения в долгосрочной надежности этого союза. Все чаще раздаются голоса о том, что Южной Корее нужно занимать более сбалансированную позицию, а если называть вещи своими именами, то маневрировать между Китаем и США, избегая участия в их конфликтах и поддерживая хорошие отношения и с Пекином, и с Вашингтоном.
Понятно, что о существовании таких настроений в Китае знают – и очень этим обстоятельством довольны. В Пекине надеются на то, что Корея со временем превратится из американского союзника в нейтральную страну, или, если пользоваться недоброжелательными по отношению к Китаю оценками, рассчитывают на «финляндизацию» Кореи. Надо признать, что поведение Сеула в последние годы дает для таких надежд некоторые основания. Южнокорейская дипломатия избегает шагов, которые могли бы вызвать раздражение у Китая, а если и совершает их, то компенсирует их шагами, которые выгодны Китаю и вызывают недовольство в Вашингтоне.
Хлопотный Север
Одновременно действия Северной Кореи весьма раздражают Китай. Пекину категорически не нравится ракетно-ядерная программа КНДР, которая увеличивает вероятность распространения ядерного оружия. Привычка Пхеньяна время от времени устраивать искусственные кризисы тоже вызывает у китайцев раздражение, так как она дает США основания для того, чтобы сохранять свое военное присутствие в регионе и работать над проектами, которые не нравятся Пекину, – например, над созданием систем ПРО.
Наконец, похоже, что и сам Ким Чен Ын, и его система вызывают у Си Цзиньпина некоторую личную неприязнь. В условиях, когда вероятность частичного отхода Сеула от проамериканской ориентации становится все более реальной, в Пекине начинают сомневаться в том, насколько верна политика поддержки КНДР в качестве буферного государства, которая на протяжении десятилетий была основой китайской стратегии на Корейском полуострове.
Отношения Китая и Северной Кореи резко ухудшились в 2013 году, после того как Ким Чен Ын, проигнорировав китайские предупреждения, распорядился провести очередные ядерные испытания, а потом казнил Чан Сон Тхэка, в число обязанностей которого входил и контроль над деловыми контактами с Китаем. С тех пор отношения остаются напряженными. Неслучайно Си Цзиньпин так ни разу и не встретился с Ким Чен Ыном и не побывал в Пхеньяне. А вот с Пак Кын Хе китайский лидер встречался многократно, да и в Сеуле бывал не раз.
Впрочем, дело не только в недовольстве Китая. В последние годы Северная Корея предприняла в отношении Китая ряд шагов, которые можно назвать провокационными. Речь идет о конфискации китайских инвестиций, критике Китая в печати, подчеркнуто низком статусе, который дается китайским делегациям, приезжающим в Пхеньян.
Традиционное представление о Северной и Южной Кореях как о союзниках и чуть ли не клиентах Китая и США соответственно было крайним упрощением и в былые времена. Но в последние годы подобную картину нельзя считать даже относительно верной: отношения Китая с его формальным союзником куда хуже, чем его отношения с былым идейным противником.
Разумеется, происходящее вызывает некоторое напряжение в Вашингтоне и иных западных столицах, где на действия Пак Кын Хе смотрят отчасти как на нарушение союзнической солидарности демократических стран. Действительно, президент Южной Кореи поехала в Пекин, несмотря на то что там предсказуемо не появились ни Абэ, ни Обама. Официально американские дипломаты выразили понимание решения президента, но южнокорейские аналитики обратили внимание на то, что в официальном заявлении, которое сделал Барак Обама по поводу окончания Второй мировой войны, он упомянул американо-японский союз, а вот о союзе США и Южной Кореи промолчал.
Конечно, нет ясности насчет того, насколько далеко зайдут начавшиеся перемены в четырехугольнике Пекин – Вашингтон – Сеул – Пхеньян. В конце концов, стабильный, но разделенный Корейский полуостров отвечает долгосрочным интересам Китая, так что едва ли можно ожидать того, что в Пекине окончательно откажутся от поддержки Северной Кореи. Со своей стороны, Южная Корея тоже не заинтересована в полном переходе на сторону Китая: ее интересам лучше всего отвечает политика лавирования.
Андрей Ланьков
Источник: carnegie.ru
