«За все хорошее в этой жизни очень хочется спать, – шутит руководитель противопожарного проекта «Гринпис» Григорий Куксин. И продолжает: – Извини, я последние дни только на кофе живу».
Мы встречаемся через несколько часов после того, как Куксин вернулся в Москву с байкальских пожаров. Шутка про «все хорошее» и «спать» – почти дежурная, кажется, он так говорит после каждой командировки. А в командировках он хронически – с февраля-марта по октябрь-ноябрь.
Григорий Куксин тушит природные пожары уже 16 лет. Когда-то был инспектором по охране природы в Московской области. После четыре года отработал в пожарной охране МВД, которую позже поглотило МЧС. Потом оказался в «Гринписе».
Тушит природные пожары сам, обучает добровольцев и заставляет бороться с огнем тех, кому это положено по роду службы – Рослесхозу и МЧС. Еще – отучает чиновников врать и искажать данные о действующих пожарах.
По подсчетам «Гринпис», за июль, август и начало сентября на Байкале сгорело от 1,2 до 1,5 миллиона гектаров леса. Пожары продолжаются: каждый день огонь сжирает не меньше 40 квадратных километров леса. Их тушат почти пять тысяч лесников и МЧСовцев и больше ста местных волонтеров.
Пожарная катастрофа на Байкале была предопределена, уверен Григорий Куксин. У нее есть три компонента: Лесной кодекс 2006 года, вранье и показуха. И виновники тоже есть.
– Нам сейчас часто задают вопрос: а почему вы сидели в Москве, пока все разгоралось? Отвечаю: потому что это была бы чистая показуха – приехать вчетвером или впятером из Москвы на масштабные пожары в 100 тысяч гектаров. С точки зрения помощи Авиалесоохране или МЧС это не имело бы никакого значения.
Ситуацию отслеживали по космоснимкам. Когда речь идет о пожарах таких масштабов, космомониторинг дает более достоверную картину, чем даже авиаразведка.
Решение на вылет было принято, когда мы обнаружили добровольческую активность в регионе – она проявилась в соцсетях. В Иркутске организовалась, например, группа Сергея Перевозникова, которая называет себя «15.08» – по дате первого выезда. Забегая вперед, скажу, что они отлично наладили работу по лесным пожарам и без всякой внешней помощи. Но примерно в то же время появилась информация о горящих торфяниках и о том, что местные власти открыли горячую линию для записи в добровольцы.
Потому и поехали – помочь новым добровольцам найти контакты с госструктурами и немножко освоиться с процессом тушения.
– А местные не могли им помочь освоиться?
– Не могли. Хотя бы потому, что не умеют работать с добровольцами. Перед тем как ехать, я успел позвонить на горячую линию. И естественно, мне сказали: «Спасибо, не надо, никакие добровольцы не нужны, никто никуда не едет». Один такой ответ людей отталкивает сразу и насовсем.
Но выезд добровольцев на торфяники все-таки состоялся. В первый день людям выдали одноразовые лопаты и не покормили, хотя обещали. Во второй день добровольцы сами начали покупать лопаты, привозить еду и посуду. Приехал местный батюшка, привез заточенные лопаты. Процесс пошел.
Кстати, с торфяниками все осложняется еще и тем, что у местных мало опыта по работе именно на таких пожарах. В Иркутской области торфяники горят не так часто и массово, как в европейской части России, и, как правило, не тушатся, потому что не представляют угрозы по задымлению населенным пунктам. Но в последние годы из-за дефицита осадков и падения уровня грунтовых вод они начали гореть гораздо интенсивнее. В прошлом году Иркутская область с торфяными пожарами не справилась, практически все они ушли под снег и перезимовали.
В этом году их уже пытались тушить. На одном из крупных торфяников работали МЧСовцы. По словам местных, работы продолжались две недели, было много людей и техники, но потушить не смогли, и группа свернулась и уехала. На другом торфянике мы обнаружили пожарные машины. Люди не обучены, воду льют навесными струями с лафетных стволов, то есть бессмысленно тратят огромное количество топлива и времени. И пожары разгорались быстрее, чем они успевали их тушить.
– Удалось убедить, что тушение организовано неэффективно?
– МЧСовцы, которые непосредственно руководили тушением, признавали, что опыта у них недостаточно, поэтому расстановкой сил мы занимались вместе. Я готов нести ответственность за выбор стратегии тушения этого пожара. Поэтому если что-то пойдет не так, готов объяснять, почему сделал именно так и почему настаивал на этих действиях.
– Обычно между волонтерами и «официальными» ведомствами возникает масса конфликтов. Как было в этом случае?
– Все уже были морально готовы к диалогу с добровольцами. Но умения работать вместе пока нет ни у тех, ни у других.
Добровольцы часто чего-то ждут от органов власти и, когда этого не получают, расстраиваются. А органы власти вообще не до конца понимают, кто такие добровольцы… бесплатная рабочая сила, что-то вроде гастарбайтеров?
И конечно, добровольцы напрягают власти тем, что оказываются живыми свидетелями на месте катастрофы, видят реальную картину, выкладывают фотографии и видео и ситуацию не получается замалчивать или спускать на тормозах.
– Расскажите о тех добровольцах, которые работают именно на лесных пожарах, об отряде «15.08».
– С Сергеем Перевозниковым у нас не сразу выстроились отношения: не с чего местным добровольцам, которые сами организовались и начали ездить тушить, доверять абстрактным москвичам, которые не верят в жизнь за МКАДом. Но потом Сергей все-таки позвал нас на инструктаж для новых добровольцев, их было почти сто человек.
Инструктаж проводил Константин Мамаджанов – сам бывший спасатель, из профессиональной поисково-спасательной структуры. Основной акцент делался на том, что добровольцы должны отвечать за себя сами. Эмоциональный настрой задавал тоже очень правильный: тушим не для кого-то, тушим для себя.
Вообще, иркутских добровольцев можно приводить в пример всем другим регионам. Первый раз вижу, чтобы за такое короткое время люди сумели так здорово во всем разобраться и самоорганизоваться. Более того, смогли «выбить» себе КамАзы, «Уралы», топливо, инстумент, питание.
– Им удалось выстроить нормальные отношения с властями?
– Да. Они сами вышли на руководителей тушения, на МЧС, на авиабазу. Костяк группы – это в основном представители успешного, крепкого среднего и малого бизнеса, владельцы туристических и строительных компаний, которым не наплевать на то, что происходит. Бесплатно отправляют свои экскаваторы, тракторы, машины на пожары и готовы отпускать своих сотрудников добровольцами в лес. Они умеют говорить с властью на одном языке. В общем, это добровольцы, с которыми сложно спорить и которых сложно не воспринимать всерьез.
Я очень надеюсь, что они справятся, что с их подходом все обойдется без травматизма и без жертв. В Бурятии две недели назад погиб работник Авиалесоохраны. Добровольцев используют в первую очередь на окарауливании, но и это небезопасная работа. Она требует навыка, опыта, и это все равно работа в дыму, с падающими деревьями. Ребятам нужно быть очень внимательными и осторожными. Потому что любой «косяк», любая травма – и этим обязательно воспользуются те, кто боится добровольцев и не хочет видеть их на пожарах.
– Кстати, а где добровольные пожарные дружины, которые должны были появиться по всей стране и которые курирует МЧС?
– В реестре. То есть на бумаге. Обращаемся к главе поселения: дайте мотопомпу. Он: у нас есть одна вроде бы… кажется… но никто не знает, работает ли… Спрашиваем, а в соседнем селе можно взять? Нет, отвечает, у них вообще нет. А что у них есть? У них ничего нет. Зато в каждом селе есть ДПК (добровольная пожарная команда), ДПД (добровольная пожарная дружина), клуб для добровольцев, а иногда и духовой оркестр, но только на бумаге. Это не значит, что ДПК вообще не существует, вот в Ивановской области есть одна известная нам группа, в Московской тоже есть. Но я не видел ни одной ДПК, которая бы приняла участие в тушении пожаров в Иркутской области.
Если бы они существовали в реальности, не было бы необходимости открывать горячую линию и набирать добровольцев из города.
– Почему сгорел Байкал?
– По совокупности причин сгорел. Пожары начались на фоне засухи. Были сухие грозы, из-за которых возникали пожары, но основное – это человеческий фактор. Туристы, рыбаки, охотники. Оставленные костры, брошенные окурки.
Почему случилась катастрофа?
Из-за недофинансирования лесного хозяйства и лесной охраны. Хронического. Новый Лесной кодекс, принятый в 2006-м году, сделал лесное хозяйство несамодостаточной и экономически несамостоятельной отраслью. В таких условиях очень трудно держать дееспособную лесную охрану.
И из-за лесопожарной лжи: искажения данных и неготовности региональных и федеральных служб признать проблему вовремя. То есть на стадии, когда еще не поздно что-то исправить.
Иркутская область в оперативной отчетности занижала данные по площадям пожаров в 40 раз. Это та ситуация, когда сколько бы ни было ресурсов, их невозможно адекватно использовать, потому что просто непонятно, что происходит.
– Занижать в 40 раз – это граничит с безумием.
– Надеялись на дожди. Надеялись, что это далеко от Москвы и никто не заметит. Когда люди не справляются и не знают, что делать, они идут привычным путем, то есть делают вид, что ничего не происходит. Туристы наблюдали развитие пожаров день за днем, неделя за неделей, звонили, сообщали, вызывали помощь, а им говорили: горит и горит, обычное дело. На стадии, когда стало понятно, что горит «не обычно», оставалось только спасать турбазы и эвакуировать людей.
К сожалению, пожары могут доходить до стадии, когда никакими деньгами, никакой переброской, никаким количеством техники их уже не остановить. Можно спасти населенный пункт, кусочек заповедника, но остановить весь этот процесс может только интенсивный дождь и ничего больше. На Байкале получилось именно так.
– У лесной охраны нет достаточного количества людей и техники для эффективной борьбы с пожарами. Но все это есть у МЧС.
– У МЧС есть деньги и много рычагов влияния, но практически нет понимания специфики…
– Почему? Они ведь каждый год работают на пожарах.
– Они оказываются на пожарах на той стадии, когда уже поздно что-то делать. До введения режима ЧС это не зона ответственности МЧС, это зона ответственности лесной охраны субъектов со всеми их лесными службами. Но пока благодаря пресс-службе МЧС и СМИ в массовом сознании тушение лесных пожаров воспринимается как функция МЧС, которое умеет себя показать, выделяет людей, технику и авиацию, когда уже поздно тушить, – все будет происходить ровно так, как было в этом году. Бюджетные деньги будут уходить в МЧС, награды раздаваться – МЧСовцам, а лесники так и останутся с финансированием на порядок меньшим, чем нужно, и полной невозможностью справляться с пожарами на ранней стадии.
Отвечать за катастрофу на Байкале должны и МЧС, и Рослесхоз, и Минприроды. Доступ к данным космического мониторинга есть у всех трех ведомств. Все способны увидеть реальную картину, но почему-то не готовы на нее влиять.
Но когда министр МЧС заявляет, что на пожарах работает больше 40 тысяч человек, а мы знаем, что там всего несколько тысяч и это в основном лесники, это никуда не годится. Когда на бумаге есть 900 тысяч пожарных-добровльцев, а в реальности их нет – это косяк МЧС. Но до сих пор всех все устраивает. Министерство зарабатывает политические очки и воспринимается как общий спаситель.
В этом году министр Пучков попытался пойти по известной методике, которую применял его предшественник, Сергей Шойгу, когда приезд министра подгадывался под сильные дожди. Громкое заявление Пучкова было основано на прогнозе погоды, это было очевидно. Прогнозируются дожди по всему побережью Байкала, в этот момент Пучков получает легкий нагоняй от Медведева и обещает за два с половиной дня справиться с ситуацией. Но с дождем не получилось. В районе Байкала антициклон держался довольно устойчиво. А еще проявилось явление, широко описанное в профессиональной литературе, когда пожары площадью больше 100 квадратных километров начинают оказывать влияние на атмосферные явления. Облака упирались в зону пожаров и обходили ее стороной.
– Есть ощущение, что одна и та же ситуация повторяется каждый год.
– Каждый год, и все с большими потерями. Этот год ведь колоссальный по потерям.
Все началось с весенней волны пожаров. Сгорел Астраханский заповедник. Практически вся нижняя Волга тогда выгорела: места гнездования, места пролета и зимовки птиц, которые идут из Европейской части России в Иран на зимовки; из-за пожаров фактически не состоялся нерест. Очень сухой год, дефицит воды в Волге… Казалось, что к этим пожарам будет много внимания, что, может быть, что-то пойдет в этом году по-другому. Но нет.
Перечислю только места, где наша группа работала.
Юг Приморья, масштабные пожары, последние места обитания дальневосточного леопарда и амурского тигра. Пока там тушили, узнали, что происходит в Хакасии и Забайкалье: массовые поджоги травы, гибель десятков людей, тысячи сгоревших домов.
Потом пошли собственно лесные пожары. В течение всего лета разгоралось Прибайкалье и Забайкалье, Бурятия, Тува, Хакасия, сейчас еще и Якутия.
Все по одному и тому же сценарию. Как только у нас где-то объявляют высокий класс пожарной опасности, к гадалке не ходи – у нас там будет пожарная катастрофа. И будет занижение площадей. Хотя бы неделю-две власти будут врать, а потом, когда уже будет поздно, попытаются привести сводки в соответствие с реальностью.
Вот как раз за эти пару недель ситуация и выходит из-под контроля. Сил лесников не хватает, приходит МЧС, когда уже ничего невозможно сделать, далее имитация бурной деятельности, площади продолжают занижать, количество привлеченных к тушению людей и техники – завышать. Гибнут люди, сгорают леса, начинают возникать добровольческие отряды. Добровольцы – это очень здорово, но и они, если мы говорим о новых группах, – это тоже безнадежно поздно.
– Появление добровольцев – признак отрицательной динамики в ситуации с пожарами?
– Это свидетельство того, что для общества, для жителей крупных городов и тех, кто пользуется интернетом, становится очевидно, насколько государство беспомощно, до какой степени не справляется.
Мы видим массовое обращение людей к президенту, к премьеру, люди пишут: дайте лопаты, дайте мотопомпы, накажите виноватого. Но системные причины пожарных катастроф почти не называются, это делают только отдельные экспертные организации. Сейчас мы тоже запустили сбор подписей под письмом президенту. Мы не строим иллюзий по поводу того, как это работает, но причины трагедий нужно называть, чтобы любому человеку было понятно, почему так происходит.
– В ситуации с пожарами наши чиновники все больше напоминают бойцов в осажденной крепости: скрывают, занижают, прячут правду от общества, боятся добровольцев… Как вернуть их в реальность?
– Сложно сказать. Нужно называть реальные причины катастроф и одновременно с этим помогать чиновникам принимать правильные решения. Давать страшные прогнозы и изо всех сил стараться, чтобы они не сбывались. Надо, чтобы они поняли: общество не только мешает им жить и готово порвать их на куски, когда они не справились, но и готово им помогать вовремя увидеть проблему и ее решать.
А просто загонять их в угол – бессмысленно и деструктивно.
– Они уже в углу.
– Да, мне очень не нравится, как они работают, – я и про Рослесхоз, и про МЧС. Но у нас нет другого государства, другого МЧС и другого Рослесхоза.
И меня вообще не устраивает вариант «чем хуже, тем лучше». Он часто озвучивается: а давайте дадим всему сгореть и «скинем эту власть». Но это не тот вариант, при котором я сохраню больше. При таком подходе мы вообще ничего не сохраним.
Поэтому единственный разумный вариант, который я вижу, это где-то заставить, где-то помочь, где-то договориться с той властью, которая есть. Делать так, чтобы у нее получалось в этих условиях что-то менять и адекватно действовать. Нужен общественный контроль, который не позволяет чиновникам врать, а заставляет их работать.
Добровольцы не могут целиком взять на себя функции государства. И государство уже тоже не в той ситуации, когда оно может обойтись без добровольцев: без них оно ничего не слышит, не видит и не может вовремя реагировать.
Зинаида Бурская
Источник: novayagazeta.ru
