Известный российский экономист анализирует социально-экономическое положение страны в интервью «Голосу Америки».
Российская экономика напоминает сейчас многим наблюдателям трамвайный вагон на крутом спуске, вагоновожатый которого пытается уберечь себя от катастрофы, предельно зажав тормоз. При этом груз проблем экономики создает такое ускорение, что тормоз может сорвать вообще, и никто не знает, что за этим последует. Такие сравнения приводятся в российской и иностранной прессе, но, чтобы понять детали общей картины, нужно обратиться к профессионалу.
Профессор экономики Школы политических наук в Париже, известный российский экономист Сергей Гуриев дал эксклюзивное интервью Русской службе «Голоса Америки», в котором рассказал о своем видении российской экономической ситуации и ее влияния на внутреннюю и внешнюю политику России.
Данила Гальперович: Что, по-вашему, ждет в ближайшее время российскую валюту, исходя из политики Центробанка, которую одни очень ругают, а другие, наоборот, защищают? И потянет ли российская валюта за собой остальные экономические показатели — такие, как промышленное производство, стоимость ценных бумаг…?
Сергей Гуриев: Предсказать курс российской валюты трудно, потому что он зависит от цен на нефть, которые могут пойти как вниз, так и вверх, в зависимости от состояния мировой экономики и, в частности, китайской. Представляется наиболее вероятным прогнозом, если считать, что цены на нефть не изменятся — что рубль к концу года ослабеет еще немного. Опять-таки многое зависит и от политики ЦБ России: если нынешняя политика Центробанка продолжится, то, значит, Центробанк не будет активно вмешиваться в дела валютной биржи и, соответственно, курс будет определяться рыночными факторами. Что касается самой политики Центробанка — я считаю, что она в целом правильная, и не понимаю, почему Центральный банк так мало рассказывает о том, что он делает и собирается делать. На самом деле, то, что происходит на этой неделе — это достаточно серьезная турбулентность, а Центробанк демонстративно отказывается общаться с прессой, с участниками рынка, которые не понимают, какая перспектива ждет рубль, что будет делать сам Центробанк.
Более слабый рубль на самом деле поддержит падающее производство. Другое дело, что прямой эффект падающих цен на нефть — это очень плохая новость для российского производства, экономики в целом, ее доходов. И в этом смысле, рубль помогает смягчить этот удар, но в целом это большой удар, и российский ВВП при ценах 50 долларов за баррель и 45 долларов за баррель — совершенно разные вещи. Грубо говоря, каждые 10 долларов за баррель — это примерно один процентный пункт российского ВВП. Это большая проблема для России.
Что ожидать? Я думаю, что Министерство экономики совершенно правильно сказало, что нужно пересмотреть прогнозы вниз. Более того, Министерство экономики, наконец, начало говорить о том, что, видимо, и в 2016 году российская экономика не будет расти — то, о чем предупреждают международные финансовые организации уже достаточно давно. В общем, ситуация, на самом деле, тяжелая, но, я бы сказал, не катастрофическая. Пока нет такой перспективы как в 1998 году, нет ситуации краха. Если власти не сделают больших ошибок, это будет ситуация рецессии, где будут падать ВВП, доходы, пенсии в реальном выражении, но это не значит, что Россию ждет какая-то финансовая катастрофа.
— Если отойти от обсуждения действий экономического блока российской власти и задать вопрос шире: может ли то, что сейчас происходит в экономике, сказаться на общественно-политической ситуации в ближайшее время в России? Может ли, скажем, бизнес стать более активным в выражении своих требований или своей точки зрения в отношении власти? Может ли власть стать еще жестче в регулирования социально-экономического аспекта жизни внутри страны?
— Да, я думаю, то, что происходит, имеет первостепенное значение для российской внутренней политики и общественной жизни. Связано это в первую очередь с тем, что придется принимать более жесткий бюджет, сокращать расходы, пенсии, зарплаты бюджетникам. Безусловно, это приведет к тому, что будет расти недовольство внутри страны. Это не произойдет моментально, в том числе и потому, что у власти есть серьезные пропагандистские мощности. Власть может в краткосрочной перспективе убедить большинство российских граждан в том, что за проблемы в экономике отвечает Запад, и, если бы не сегодняшняя власть, то ситуация была бы еще хуже. С другой стороны, внутри элиты, очевидно, все все понимают. Нет людей, которые руководят хоть сколько-нибудь заметными компаниями, банками, министерствами или госкомпаниями и думают, что в сегодняшних экономических проблемах не виновата российская власть. Соответственно, такое недовольство внутри элит растет. К чему это приведет — трудно сказать. У власти в России находятся люди, которые знают, что уходить из власти они не собираются. Для них это слишком опасно. Поэтому они будут, так или иначе, бороться с рисками потерять власть: где-то за счет репрессий, где-то за счет заливания проблем деньгами, где-то за счет усиления пропаганды. Но с каждым днем денег становится все меньше, недовольство все больше. Поэтому не совсем понятно, чем все это кончится.
— Когда мы с вами говорили в прошлый раз, вы сказали, что денег у российского государства хватит года на два точно. Вы не изменили свою точку зрения?
— С нашего разговора прошел почти год, соответственно, денег у них осталось примерно на год-полтора. Вообще-то, деньги уже кончились вот в каком смысле: напомню, что в декабре 2014 года был принят бюджет, который был основан на очень оптимистичных ожиданиях. И этот бюджет пришлось сразу же пересматривать. Он был пересмотрен в апреле 2015 года. Но даже апрельский бюджет 2015 года сейчас, очевидно, будет резко сокращаться. В частности, сейчас идет дискуссия, в принципе, документы на веб-сайте Минфина говорят об этом абсолютно четко, что денег для того, чтобы сохранить пенсии (даже уже не будем говорить об обещаниях про увеличение пенсий) на одном и том же уровне, с учетом инфляции, просто уже нет. Деньги кончились в том смысле, что в 2016 году придется сокращать пенсии в реальном выражении. Пенсии нельзя индексировать по инфляции просто тому, что денег больше нет. То же самое касается и военных расходов. Мы видим, что речь идет о том, что военные расходы тоже не будут индексироваться по инфляции, а значит, они будут сокращаться в реальном выражении.
Минфин России понимает, что тратить деньги, как это планировалось раньше, уже невозможно. И сейчас в российском правительстве идет дискуссия о том — за чей счет будут сокращаться государственные расходы. Но, даже если они будут сокращаться существенно, все равно деньги кончаются достаточно быстро. Я думаю, что эти сокращения помогут отодвинуть момент исчерпания Резервного фонда. Властям, грубо говоря, виднее, у кого отнять деньги, кто более или менее важен для сохранения власти, и насколько они считают вероятным рост цен на нефть в ближайшем будущем. Исходный план год или полтора назад был такой: «цены на нефть упали, но они вырастут, когда нам будет нужно, скажем, года через два». А сейчас кажется, что цены на нефть вроде бы через год уже не вырастут. И значит, нужно делать что-то другое. Но у российской власти все-таки есть какое-то ожидание, что, так или иначе, придет что-то такое и поднимет цены на нефть, и все будет нормально. Если этого не произойдет, то плана нет или, по крайней мере, о нем никто не говорит. Пока нет обсуждения реального плана, как жить стране при цене на нефть 45 долларов за баррель.
— Как на это все влияют уже существующие санкции? Как вы думаете, Запад, глядя на состояние рубля, состояние производства, да еще и самонаказание в виде сокращения импорта, может просто расслабиться и ждать, что эффект санкций будет сказываться все сильнее, или может быть что-то еще предпринято?
— Санкции отрезают российские компании, российский бюджет от западного рынка капитала. Становится понятно, что никакой помощи от Китая ждать не приходится — все надежды, которые питали российские власти, начиная с марта 2014 года, оказались реализованными только на бумаге. И в этом смысле санкции действительно играют важную роль, забирая у российских компаний возможности развития и инвестиций. В краткосрочной перспективе это означает, что российские компании, банки, да и российский бюджет, не смогут просто занять денег на Западе и переждать период низких цен на нефть. В долгосрочной перспективе они означают, что Россия, отрезанная от западных технологий, не сможет увеличивать производство нефти и не сможет просто развивать современное производство. И в долгосрочной перспективе это, конечно, огромная проблема для всех нас, вне зависимости от того, как мы относимся к сегодняшнему правительству, а просто потому что в стране не будет достаточного количества инвестиций и, соответственно, уже после смены режима это придется наверстывать в срочном порядке.
Возвращаясь к вашему вопросу, что будет дальше: никто на Западе не хочет вводить санкции против России. Санкции вводятся, так как есть неумолимые свидетельства того, что Россия нарушает международное законодательство. Соответственно, если Минские соглашения будут выполнены, если, например, к концу 2015 года граница между Россией и ДНР и ЛНР перейдет под контроль Украины, то, я уверен, что некоторые санкции будут сняты. Если Минские соглашения будут не выполнены — вполне возможно и усиление санкций, я уж не буду говорить о том, что если будет дальнейшая эскалация ситуации на востоке Украины, то будут введены дополнительные и, возможно, гораздо более серьезные санкции. Я так понимаю, что в России не обсуждается сценарий возвращения Крыма, соответственно, какие-то санкции останутся просто потому, что Запад не признает аннексии Крыма.
Данила Гальперович
Источник: inosmi.ru
