Девальвация юаня: реалии и вымыслы

By admin Aug 27, 2015

Ударит ли по интересам России более дешевая китайская валюта?

Практически любой разговор о международной экономике так или иначе касается Китая. Стоит ему снизить темпы роста даже не в каком-то году, а в каком–то месяце – и в мировых СМИ начинаются спекуляции. Вроде того, что Китай вот-вот выдохнется, повторит судьбу Японии и даже провалится, что сильно ударит по мировой экономике.

Ректор Дипломатической академии МИД РФ Евгений Бажанов, ученый с мировым именем, в первые годы начатых Дэн Сяопином реформ (1981–1985 гг.) был советником посольства СССР в КНР. И он вспоминает, как часто его западные коллеги «хоронили» эти реформы. Дескать, они обязательно провалятся.

С тех пор прошло более 30 лет, в течение которых многие страны прошли через глубокий кризис и далеко не все из него вышли, а Китай продолжает расти, причем завидными темпами. Первые 30 лет (1978–2008 гг.) ежегодный рост ВВП составил около 10 процентов, а промышленности – примерно в полтора раза больше. Начавшийся в 2008 году мировой финансово-экономический кризис, безусловно, негативно сказался на развитии КНР, поскольку он реально затронул ее основных торгово-экономических партнеров в лице ЕС и США. Однако не было сильных потерь. Так, в 2009 году прирост ВВП составил 9,2 процента, в 2010-м – 10,3, в 2011-м – 9,2, в 2012-м – 7,6, в 2013-м – 7,6, в 2014-м – 7,4 процента. Объем ВВП по номиналу в 2014 году достиг 10,5 трлн долларов, а по паритету покупательной способности (ППС) – 17 трлн долларов и, по расчетам Международного валютного фонда (МВФ), сравнялся с ВВП США.

Для сравнения, ВВП США в 2008 году упал на 0,3 процента, в 2009-м – на 3,5, в 2010-м он вырос на 2,4 процента, в 2011-м – на 1,8, в 2012-м – на 2,3, в 2013-м – на 2,2 и в 2014-м– на 2,4 процента. Что касается стран ЕС, то после ряда лет рецессии прирост ВВП в 2014 году составил 1,4 процента. ВВП России после резкого падения в 2009 году на 7,8 процента вырос в 2010-м на 4,5 процента, а потом стал неуклонно снижаться, причем еще при высоких ценах на нефть и без санкций Запада. В 2011 году на 4,3 процента, в 2012-м – 3,4, в 2013-м – 1,3 процента, а в 2014 -м – на 0,6 процента. В 2015 году падение ВВП, по разным прогнозам, может составить от 2,7 до 6,8 процентов. Известный специалист по выявлению тенденций долговременного развития мировой экономики доктор экономических наук Виталий Мельянцев подсчитал, что «прирост китайского ВВП за 2000–2014 годы оказался больше, чем у следующих по этому показателю шести стран из топовой десятки стран мира, вместе взятых (Индии, США, РФ, Индонезии, Бразилии и Нигерии)».

Иначе говоря, Китай на общем фоне выглядит далеко не худшим образом. Но именно поэтому многие завистники и просто недоброжелатели Китая, который продолжает называться коммунистическим и у власти которого стоит компартия, ждут не дождутся падения его роста.

Хотя на деле слово «коммунистический» слабо вяжется со страной, в которой в экономике господствует частный капитал, в правящую партию входят и самые богатые люди, а по числу долларовых миллиардеров она занимает второе место в мире после США.

Тем не менее, что же обеспокоило деловую общественность в мире и прежде всего на Западе? Согласно прогнозам, ВВП Китая в 2015 году вырастет «только» на 7 процентов. Как будто в мире есть примеры, когда бы страна, тем более такая сверхкрупная, как Китай, могла бесконечно долго развиваться десятипроцентными темпами. И тем более в условиях, когда вся мировая экономика в 2013 году выросла на 2,4 процента, в 2014-м – на 3,4 и в 2015-м году, по прогнозам, повысится до 3,5 процента. Ну, и учитывая падение фондового рынка, когда, по некоторым данным, Китай потерял серьезные средства.

Падение фондового рынка – это не падение экономики

Как указывают аналитики, с момента своего возникновения фондовый рынок Китая познал десять падений и подъемов. Очень сильное падение его было в 2008 году. И что произошло с экономикой? ВВП снизился… до 9 процентов. В июне 2015 года произошло еще более сильное его падение, и это действительно напугало многих людей из бизнес-сообщества, вызвало активный отклик со стороны экспертов и СМИ. Только дело в том, что фондовый рынок Китая, представленный прежде всего крупнейшими Шанхайской и Шэньчжэньской биржами, появился лишь в 1990–е годы, несколько по другим правилам функционирует и не играет такой роли, как, скажем, в Америке. (Как утверждают некоторые аналитики, он должен служить источником привлечения в страну капиталов и, в какой-то степени, контролируем.) Хотя, конечно, его резкое падение может иметь негативное последствия для роста экономики. Но хочу напомнить, что с приходом к власти Си Цзиньпина началось наступление на «сладкую жизнь» партийной и государственной верхушки и резко уменьшилось число желающих покупать виллы, квартиры в элитных домах, переезжать в дорогие офисные помещения, и соответственно, снизилось строительство недвижимости. Да и сам рынок недвижимости, по мнению многих экспертов, был перегрет.

Как писала французская газета «Монд», в связи с кризисом на рынке недвижимости частные держатели капиталов переориентировались и начали в массовом порядке вкладывать их в биржевые операции. В эту игру, с благословения властей, включилось около 100 миллионов человек, которые осуществляли заимствование капиталов у брокеров как для инвестиций, так и для погашения убытков, понесенных в ходе биржевой игры. Иными словами, на бирже стали играть многие люди, мало к этому подготовленные. Но тут играли и спекулянты, на что указывало и китайское правительство, и некоторые другие факторы. В «Живом журнале» на английском языке опубликована статья автора Хэ Цинлянь, который, судя по всему, хорошо знает предмет, о котором пишет. «Одна из важнейших реформ китайских государственных предприятий (ГП), – подчеркивает он, – это так называемое положение о выкупе контрольного пакета акций менеджерами компании. Со стороны это выглядит как передача государственных активов частным лицам.

Однако в действительности топ-менеджеры большинства государственных предприятий ― это высокопоставленные партийные чиновники и члены их семей, которые обогатились за счёт этой реформы. Но Си Цзиньпин положил конец беспечной жизни директоров ГП.

В ноябре 2014 года был учреждён государственный совет по реформированию ГП. С тех пор топ-менеджеры многих государственных предприятий лишились своих постов в ходе антикоррупционной кампании Си Цзиньпина. После XVIII съезда Всекитайского собрания народных представителей многие руководители ГП забеспокоились, что за акции их могут обвинить в коррупции. Поэтому они бросились спешно их обналичивать. На 17 октября 2014 года руководители ГП заметно уменьшили пакеты акций и обналичили в общей сложности 47,43 миллиарда юаней ($7,68 миллиарда). В первые шесть месяцев 2015 года директора обналичили ещё 500 миллиардов юаней ($81 миллиард) ― рекордный показатель в истории. Таким образом, руководители использовали ГП и фондовый рынок для отмывания денег».

У страха глаза велики

В августе власти Китая девальвировали юань по отношению к доллару на 4,6 процента. И это имело вселенский резонанс. Горячие головы даже стали говорить о начале валютных войн. По этому поводу Александр Орлов, управляющий директор Arbat Capital, пишет: «По мировым меркам, это сложно назвать девальвацией, но паника на глобальных финансовых рынках оказалась сопоставима со страхами по поводу Grexit (выход Греции из еврозоны.– А.К.)… Как говорится, у страха глаза велики – рынок испугался того, что Китай вступил в войну, валютную войну! Кто-то даже сравнивал последствия этого «ужаса» с крахом Lehman Brothers в 2008 г., кто-то вспомнил про 60%–ную «конкурентную девальвацию» иены в 2012–2015 гг. Большинство же комментаторов использовали простой ответ на вопрос, зачем это Китаю: как и все прочие развивающиеся страны, он девальвировал юань, чтобы стимулировать экспорт (благо за день до этого решения вышли очень слабые данные по июльскому экспорту) и «оживить» рост ВВП».

В самом деле, в начале 2015 года девальвировали национальную валюту Бразилия на – 22%, Колумбия – на 17, Турция – на 16, Канада – на13,3, Норвегия – на 10,5, Малайзия – на 7 процентов. 18 августа сего года Казахстан девальвировал тенге почти на треть. А российский рубль менее чем за год потерял чуть ли не половину своей стоимости. Тем не менее, девальвация юаня, словно брошенный в воду камень, вызвала волнения на фондовых рынках многих стран и сказалась на биржевых котировках, ценах на сырье и другие товары. И это лишний раз показывает, какое влияние Китай оказывает на мировую экономику. Видимо, имело значение и то, что девальвация юяня проходила в течение трех дней (на 1,86; 1,63; 1,12 процента) и явилась самой большой за последние 20 лет. Экономист, биржевой эксперт Владислав Жуковский пишет: «Китай реально был вынужден запустить процесс девальвации, потому что не может смотреть на то, как в основных рынках спокойно растет на 35–40% доллар, а следом за ним растет привязанный юань, и Китай теряет конкурентоспособность своих товаров. Компенсировать такое падение Китай был не в силах». По-моему, все логично.

Но как бы то ни было, уже в первый день девальвации акции Apple потеряли 5 процентов стоимости, BMW – 3,7 процента, упала стоимость австралийского доллара, малазийского ринггита, индонезийской рупии. В последующие два дня на девальвацию юаня отреагировали фондовые рынки и валюты многих стран. Нельзя не сказать, что причину девальвации разные авторы толкуют по-разному. То, что причиной девальвации юаня могло стать значительное сокращение экспорта КНР в июле 2015 года, нельзя сбрасывать со счета. Дело в том, что по мере быстрого роста богатства Китая и сокращения притока в города сельских жителей, да еще в условиях планирования семьи, рабочая сила в Китае резко подорожала.

Ныне китайские рабочие получают во много раз больше, чем рабочие многих соседних стран, и международные корпорации стали переводить туда свои производства. Другими словами, пользуясь дешевизной своей рабочей силы, те стали теснить Китай на рынках продукции широкого спроса.

Девальвация юаня, безусловно, способствует китайскому экспорту, но и создает проблемы для бизнеса, работающего на внутренний рынок. Ведь в Китае есть не только экспортеры, которые, как и у нас, выигрывают от подешевевшей валюты, но и компании, в основном работающие на внутренний рынок, но вынужденные импортировать нужные для себя товары. Специалисты по Китаю говорят, что выигрывают такие технологические компании, как Huawei, ZTE и Lenovo, но проигрывают, хотя и не очень сильно, получающие более половины своей выручки в юанях. Это такие, как Xiaomi, Meizu Technology и другие, производящие гаджеты в основном для внутреннего рынка. Сильно проигрывают авиакомпании, взявшие в лизинг воздушные суда в США и ЕС.

А вот что стоит за девальвацией юаня по мнению цитировавшегося выше экономиста Александра Орлова: «Основная цель изменения механизма формирования курса к доллару (а девальвация юаня – лишь следствие) – это включение юаня в корзину валют МВФ для расчета валюты фонда, специальных прав заимствования (SDR). То есть превращение юаня в резервную валюту, что является долгосрочной целью правительства КНР. Этим же объясняется и выбор времени для такого, на первый взгляд, неожиданного решения: неделей раньше вышел предварительный отчет МВФ о том, почему он пока не готов включить юань в SDR; в сентябре председатель КНР Си Цзиньпин едет в гости к Бараку Обаме; в ноябре состоится заседание совета директоров МВФ по вопросу включения юаня в SDR. Поэтому у ЦБ Китая есть три месяца на то, чтобы показать свое стремление ускорить реформу валютного рынка и доказать, что юань – это не доллар. Ведь фактическая привязка юаня к валюте США привела не только к огромной переоценке юаня по отношению к валютам основных партнеров/конкурентов Китая, но и подняла резонный вопрос в МВФ: зачем включать юань в SDR, если он де-факто ведет себя как доллар, а после кризиса 2008 г. только и было разговоров об уменьшении роли последнего в мировой валютной системе». Другими словами, Китай хочет, чтобы юань считался такой же твердой валютой, как доллар, евро, фунт и п.

Почему не лопаются китайские «пузыри»?

Китайское руководство оперативно стало принимать меры с целью нормализации ситуации на фондовом рынке. Однако гарантировать, что не будет больше его падений, как это не раз происходило в прошлые годы, и не будет негативного влияния на другие страны, конечно, никто не может. Мы живем в условиях глобальной экономики, и любая отдельно взятая страна, в той или иной мере, испытывает на себе влияние общей ситуации в мировой экономике и в первую очередь со стороны самых мощных экономик. А это прежде всего Америка, с которой начинались практически все мировые экономические кризисы. (Можно напомнить, что образовавшийся «пузырь» в ипотеке США спровоцировал мировой финансово-экономический кризис.)

Пока что США – это самая мощная и высокоразвитая страна, имеющая свыше половины стоимости мировых фондовых рынков, 8 из 10 лучших в мире университетов, большинство нобелевских научных лауреатов, 17 из 25 мировых новшеств (брендов).

И когда пишется эта статья, многие аналитики гадают, повысит ли процентную ставку Федеральная резервная система США (центральный банк) в сентябре или декабре, или вообще в этом году не будет повышать. И от этого во многом будет зависеть ситуация на валютных и фондовых рынках многих стран.

Китай, возможно, оказывает меньшее влияние на мировую экономику, но вполне достаточное для того, чтобы обвалить финансовую систему США, изъяв из тамошних банков и ценных бумаг хранящуюся там немалую часть китайского долларового резерва. Но есть уже и конкретный пример: 21 августа с. г. торги на фондовом рынке США завершились самым серьезным за последние четыре года падением котировок, которые снизились на 3,13 процента. Журнал Forbes считает, что это произошло на фоне ослабления экономики Китая. А как писал экономический обозреватель Би-Би-Си Роберт Пестон, девальвация юаня «будет иметь глобальные последствия как в краткосрочной, так и долгосрочной перспективе».

Если бы в Китае случился серьезный финансово-экономический кризис, то от этого в первую очередь пострадали бы его крупнейшие торгово-экономические партнеры с большим объемом товарооборота.

Я напомню, что в 2014 году товарооборот Китая с США составил 555 млрд долларов, с Гонконгом – 376 млрд, с Японией – 312, с Южной Кореей – 290, с Тайванем – 198, с Германией – 177, с Австралией – 137, с Малайзией – 102 млрд долларов.

Фондовые рынки развивающихся стран уже понесли потери – снизились курсы валют, цены на сырье и есть опасность, что может усилиться отток капитала. В кризисные годы именно развивающиеся рынки были привлекательными для западных инвесторов, и их относительно быстрое развитие статистически повышало уровень развития всей мировой экономики. Однако в последнее время начался отток капитала, достигший около 1 трлн долларов. И если, скажем, «Федрезерв» повысит процентную ставку, то он (отток капитала) еще больше усилится в развитые страны и в первую очередь в США.

Многие зарубежные и российские аналитики уже не один год говорят о том, что и в Китае накопилось немало «пузырей» (и в первую очередь невозвратных кредитов), которые вот-вот лопнут, обрушив экономику. Да, развиваться такими быстрыми темпами и при этом не иметь перегрева в той или иной области невозможно даже теоретически. И «пузыри» действительно возникают, но фокус в том, что они сдуваются, а не лопаются. У Китая для этого есть мощные инструменты. Во-первых, власти КНР не выпустили из рук контроль за финансово-банковской деятельностью в стране. Во-вторых, в Государственном банке, который называется Народным, аккумулированы огромные личные сбережения китайцев.

С начала реформ государство никогда не обманывало своих граждан, как это нередко случалось у нас, и они охотно держат свои сбережения в банках под невысокие проценты, которые практически всегда выше инфляционных.

А власти используют эти деньги для развития страны или для решения каких-то чрезвычайных ситуаций. (В частности, они вложили немалые средства для оздоровления фондового рынка.) В-третьих, само государство имеет самые большие в мире валютные резервы, достигшие в 2014 году 4-х трлн долларов, хотя и несколько снизившиеся в первой половине 2015 года. И, в четвертых, свободного денежного обмена в Китае нет, а финансовая система выстроена так, что она оставляет мало лазеек для бегства капитала из страны. А частые сообщения в СМИ о бегстве этого самого капитала (не исключая подобного, в частности, через Гонконг) означают всего лишь санкционированный вывоз из страны капитала для его вложения в нужные Китаю сырьевые ресурсы или производства, особенно в технологической области. Все последние годы в погоне за источниками ресурсов Китай вкладывал средства во многие страны и по размеру зарубежных вложений опередил Японию. Как говорит в интервью «Комсомольской правде» известный китаевед, доктор исторических наук, руководитель школы востоковедения Высшей школы экономики Алексей Маслов, «китайское государство выдавало своим бизнесменам кредиты, а они не футбольные клубы на них покупали, а мировые бренды, заводы по всей Европе, нефтяные месторождения по всему миру. Скоро может сложиться ситуация, когда Китай, практически не добывающий на своей территории ни тонны нефти, будет диктовать на нее цены…».

Китай надо знать

Заместитель директора Института Дальнего Востока РАН, руководитель Центра экономических и социальных исследований, доктор экономических наук Андрей Островский в интервью той же газете заявил: «На ситуацию в российской экономике решение Народного банка (КНР) ощутимого влияния не оказывает. Дело в том, что рубль дешевеет гораздо быстрее юаня. Из-за этого России в любом случае невыгодно что-либо ввозить из Китая». Проблема действительно не в юане, она во многом другом. Во-первых, проблема в резком падении цен на энергоносители – основной товар, который мы поставляем в Китай, а в какой-то степени, и санкций. И это сказалось на нашем товарообороте. Так, в 2004 году он достиг 95,28 млрд долларов, и стороны поставили задачу в ближайшее время его удвоить. Однако в первой половине 2015 года он сократился на 30,2 процента: экспорт России в Китай – на 23,9 процента, импорт из Китая – на 36,2 процента. И перспективы увеличения товарооборота с позиций сегодняшнего дня не кажутся обнадеживающими. Основа нашего экспорта в КНР – это нефть. Мы рассчитывали на введение в строй крупнейших месторождений на востоке страны, но Запад, и прежде всего США, налагают запрет на поставки нужного нам оборудования и технологий, стремятся не допустить освоение новых месторождений, оказывают давление на третьи страны.

Во-вторых, за многие годы дружественных отношений, участия в БРИКС и ШОС, поддержки друг друга по многим вопросам на международной арене в сфере торгово-экономических отношений мы так и не смогли уйти от модели, которая не может нас устраивать. Мы продаем Китаю в основном сырье, а он нам – промышленные изделия. В свое время директор Института Дальнего Востока РАН академик РАН Михаил Титаренко ставил этот вопрос перед китайской стороной, но ответ был примерно таким: «Дайте список готовых товаров, конкурентоспособных на китайском рынке». Увы, у нас таковых мало. Что же касается создания совместных предприятий, притока китайских инвестиций хотя бы в пограничные с Китаем районы, то и тут дело не шибко шло. «Все китайские вложения за годы сотрудничества, – говорит А. Маслов,– составляют менее $5 млрд., это около 1,5% от всех прямых иностранных инвестиций, копейки по сравнению с десятками миллиардов долларов, которые эта страна ежегодно инвестирует в Индонезию, Казахстан, Канаду, США». При этом ученый указывает на направления, на которых мы могли бы успешно сотрудничать не только с Китаем, но и другими странами Азиатско-Тихоокеанского региона. «…Нам надо разворачиваться не просто к Китаю, а к Востоку вообще. Сближаться с Индонезией, Малайзией, Таиландом, Вьетнамом. Там ждут наших технологий и инвестиций. Эти страны могут стать для нас тем, чем мы являемся для Китая – рынком. Да и размещать там производства очень выгодно».

Надо, однако, находить площадки для совместных с китайцами проектов и в условиях наших слабостей в сфере промышленности и высоких технологий, по крайней мере в приграничных с Поднебесной районах. Что-то, конечно, делается, но в ограниченных масштабах.

Но надо четко понимать: Китай будет вести с нами бизнес, только если ему это выгодно, и упорно, буквально годами добиваться лучших для себя условий.

Но поскольку Россия и Китай – разные цивилизации, говорит Маслов, то мы должны лучше знать эту страну. «…Мы оказались неподготовленными к сближению с Китаем. У нас очень мало по-настоящему глубоких специалистов по Востоку. Наши компании ринулись в Китай за кредитами, инвестициями, не понимая, что это не европейцы, с которыми у нас схожее мышление. Там совершенно другая деловая культура, менталитет… Нередко мы не понимаем, почему китайцы годами могут вести переговоры и так ни к чему и не прийти. Потому что они не европейцы, они никуда не торопятся и готовы годами искать лучший способ реализовать проект».

И в заключение. Я верю, что нынешние трудности мы переживем, и страна пойдет в гору. Цены на энергоносители раньше или позже пойдут вверх, санкции при нашей гибкой политике будут сняты или ослаблены, а мы наконец поймем, что, в отличие от прошлых веков, в ХХI веке величие государства – не в спорте или имиджевых, далеких от реальной экономики затратных проектах. И не в области геополитики. Оно – в ее промышленной, технологической и научной мощи и в высоком качестве жизни граждан. Именно на это я и надеюсь.

 

Алексей Кива

Источник: stoletie.ru

By admin

Related Post

Leave a Reply