То, что пьянство у нас в стране уносит массу человеческих жизней, знают все. Но не все понимают, до какой степени. Группа российских ученых считает, что динамика цен на алкоголь способна играть критическую роль в росте или снижении смертности. На сегодняшний день эта динамика не в пользу жизни.
“До начала этого года в РФ заметно улучшалась демографическая ситуация, — рассказал корреспонденту “Росбалта” заведующий лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации Высшей школы экономики Андрей Коротаев. — С 2004 года смертность упала почти на 450 тысяч смертей в год. Это самое сильное снижение смертности среди всех высоко- и среднеразвитых стран. Рождаемость с 2006 года тоже выросла беспрецедентно: с 35 на 12-е место в Европе поднялись. И все это — рискуем потерять и уже теряем”.
По твердому убеждению Коротаева и его коллег, снижение смертности в современной России было достигнуто за счет снижения потребления алкоголя. Такой вывод ученые делают на основе анализа статистики. “Число смертей в России — это функция от производства этилового спирта из дешевого сырья”, — констатирует эксперт с некоторой долей здорового профессионального цинизма.
Собственно говоря, и в прошлом было так. В сколько-нибудь благополучные времена, после эпохи войн и революций, “алкогольная смертность” всегда играла огромную роль в “динамической части смертности” — той, что не от старости и не от постоянных причин вроде рака.
В советские времена, как напомнил собеседник, цены на водку очень долго оставались стабильными: приснопамятные 3 руб. 62 коп. и 4 руб. 12 коп. до сих пор помним. А зарплата-то росла. И все 1970-е годы, а также первую половину 1980-х, пьянство в СССР постепенно нарастало, а ожидаемая продолжительность жизни стала падать, вызывая тревогу высокого начальства, что и вылилось в конце концов в горбачевскую антиалкогольную кампанию. И все это время росла смертность, причем особенно росла она среди “пьющих” категорий населения.
К ошибкам советской власти времен застоя ученый относит, наряду с фактическим относительным удешевлением водки, слабое развитие частного автомобильного транспорта. Ибо собственная машина и баранка в руках — это едва ли не единственное, что может реально удержать наших мужчин от выпивки.
Не боясь быть непопулярным, Андрей Коротаев мужественно отдает должное Горбачеву и его усилиям по борьбе с пьянством. “Все демографы признают, что 1987 год был рекордным по продолжительности жизни трудоспособных мужчин, — отметил он. — При Горбачеве статистике не верили, а она-то была достоверная”.
Однако не менее показательны в этом смысле данные о последствиях “большого взрыва” СССР. Оказывается, маленькая и гордая Эстония действительно быстрее и лучше всех справилась с экономической разрухой. Но при этом рост смертности в Эстонии был вполне сопоставим с российским. Объяснение самое простое: свобода пития как одна из наиболее востребованных населением свобод и здесь, и там.
“Сильнее же всего кризис ударил по Грузии, Армении, Таджикистану, — рассказал Коротаев. — Ереван зимой без электричества, в Грузии гражданская война. И что же? В Армении был небольшой рост смертности в 1992-94 гг. среди мужчин боеспособного возраста. Среди женщин и пенсионеров никакого особого роста смертности не было. Чуть только затихли бои в Нагорном Карабахе — и смертность в Армении упала до предкризисного уровня. В раздолбанном Таджикистане рухнуло все. А смертность даже сократилась!”
Падение или хотя бы отсутствие роста смертности в разоренной Средней Азии ученые связывают с исламской неприязнью к алкоголю. А также с бегством оттуда русских с их традицией пития. Впрочем, у традиционной среднеазиатской цивилизации оснований для гордости тоже немного: свою роль в улучшении статистики сыграло падение рождаемости в Средней Азии 1990-х, когда она, оказывается, очень сильно упала, а с ней упала и детская смертность. Впрочем, в Узбекистане в начале 1990-х немного возросла смертность женщин – именно им пришлось нести особую тяжесть кризиса из-за их положения в традиционалистском обществе.
А что потом? “В России было заметное снижение смертности с 1994 по 1998 год, — отметил Коротаев. — В принципе, время несчастное. Уровень жизни населения низкий, безработица жесточайшая, бюджетникам зарплату не платят, качество питания ужасное, настроение у населения кошмарное. И при этом — снижение смертности на 300 тысяч в год, очень приличное”.
Благодаря чему такой успех в лихие 1990-е? Объяснение просто, как все гениальное: в 1994 году правительство Ельцина-Черномырдина, которому позарез не хватало денег на элементарные расходы, отменило безакцизный ввоз алкоголя, которым были наделены разные категории организаций вроде союзов ветеранов-афганцев. И алкогольный импорт съежился в 4 раза, причем, естественно, не стало сверхдешевого пойла. Заодно запретили продажу водки в ларьках.
“Борьба с нелегальным алкоголем была совершенно реальной: правительство за свои же деньги боролось, — не без юмора отметил ученый. – Объемы конфискованного нелегального алкоголя измерялись десятками миллионов литров, пришлось даже построить несколько заводов по его утилизации. Доступность алкоголя сократилась. Доходы бюджета от алкоголя удалось увеличить почти в три раза — и побочный эффект в 300 тысяч спасенных жизней в 1998 году”.
А вот затем, как мы знаем, настали более приличные времена. В России жить стало лучше, и смертность пошла вверх, аж на 400 тысяч человек в год. “Алкогольный фактор перешиб все остальное, — констатирует исследователь. -То, что люди пьют от бедности, неправда. В 1998 – 2003 гг. люди стали жить лучше, пить больше и умирать чаще”. Кстати, алкогольные акцизы на переломе тысячелетий были повышены — на 20%. Но инфляция-то была куда выше, в разы.
Потом опять счастливое падение смертности после 2005 года, благодаря новым усилиям по борьбе с пьянством, уже европейского типа. А что же случилось теперь, совсем недавно?
“По старой версии Налогового кодекса, с 1 января должны были повысить акциз на крепкие алкогольные напитки с 500 до 600 рублей на 1 литр чистого алкоголя, — рассказал Андрей Коротаев. — Однако в ноябре было решено это повышение отменить, оставив акцизы без повышения. На фоне галопирующей инфляции. Это значит фактическое удешевление водки. А с 1 февраля была еще и значительно понижена минимальная цена водки”.
“К тому же, — предупредил эксперт, — на нас надвигается целый пакет нормативных документов: предлагается вернуть пиво в киоски, хотя это была мощнейшая мера, которая снизила алкоголизацию подростков. А также фактически отменить ночной запрет — в регионах его зона уже сокращается. Вернуть рекламу — в общем, идет глобальное наступление”.
И вот, на этом-то фоне, в первом квартале нынешнего года отмечен достаточно резкий рост смертности — на 5%. Это дополнительные 100 тысяч смертей в нашей стране, которую и без того называют вымирающей. Коротаев осторожно связывает такие политические зигзаги с победой “водочного лобби”, которое в России постепенно наращивает навыки борьбы и приближается по уровню стратегии и тактики к табачному лобби, уже давно закаленному жизнью в условиях повсеместной борьбы с курением.
Андрей Коротаев и его коллеги смотрят на жизнь во всех отношениях трезво. Они понимают, что человек слаб и нуждается в определенных государственных ограничителях по части алкоголя. Коротаев разделяет испытанные во многих странах рекомендации Всемирной организации здравоохранения: ограничивать доступность алкоголя во времени, пространстве и экономически. Фиксированные часы торговли (“час волка” с 11.00), специализированные магазины, приличные цены.
“Модернизация во всем мире сопровождалась ростом потребления алкоголя при отсутствии жестких религиозных запретов, — рассказал ученый. — Но катастрофический характер это приняло в северных странах, в поясе крепкого алкоголя. И Скандинавия, и Шотландия, и Польша. Описания жизни там в конце XIX века сильно напоминают советские реалии: жены приходят в день зарплаты, чтобы отнять ее у мужей, “святой понедельник”, когда рабочих стараются не грузить”.
Леонид Смирнов
Источник: rosbalt.ru
